Вернувшись в Свантер, Мерсер занялся транспортировкой груза. Первоначально, по прибытии в город, не зная, сколько времени здесь пробудет, Мерсер оставил коня в «Конюшнях и каретных сараях Аппельмана». В этом заведении, помимо прочего, продавали и отдавали внаем всяческие кареты, повозки и таратайки, а также лошадей. Мерсер договорился насчет крытого возка, который вместе с лошадьми должны были доставить по указанному адресу, и дал задаток. Оставалось ждать.
Анкрен выдержала пять дней, прежде чем появиться. Можно было восхищаться ее силой воли, но Мерсер уже проявлял недовольство: отсчет названного заказчиком времени начался накануне. И даже зная ее способности, он удивился, как внезапно она появилась. Постучала в дверь и вошла. А он не видел ее на улице, не слышал шагов на лестнице и в коридоре.
– Вы мне не рады? – сказала она.
Он вскочил в полной растерянности.
– Нет… но я уже потерял надежду, Герда. Все эти дни я бродил вокруг Вдовьего приюта (он действительно несколько раз прошелся по площади). Еще день, и я начал бы ломиться в дверь, несмотря на все запреты.
– Я видела вас. Но не выходила. Не потому, что меня не выпускали, им тоже нет дела, что делают женщины за стенами приюта. Но мне нужно было время, чтобы решиться. Пусть я погублю себя в ваших глазах, пусть вы будете считать меня дурной, развратной… но мне стало так страшно, ведь впереди у меня столько лет в одиночестве, что я не выдержала. Завтра я уеду, и мы навсегда расстанемся. Зато мне будет что вспомнить.
Она сняла шляпу, бросила ее на кровать, развязала узел косынки, приспустив ее на плечи. Однако Мерсер не торопился. У Анкрен свои резоны, она наверняка надеется обработать его в постели. Но, по его понятиям, переспать с женщиной, которую собираешься выдать на верную смерть, было бы по меньшей мере неловко. Точно так же, как было бы невежливо не переспать с той девицей – он уже забыл, как ее звали.
– Я бы хотел отпраздновать нашу встречу. Сейчас прикажу принести угощение.
– Не надо. Вряд ли хозяйка меня узнает, но я не хочу, чтобы меня здесь видели.
А это она правильно заметила. Мерсер подошел к окну, притворил ставни.
– Хорошо, – сказал он. – Но вино у меня найдется.
Он выставил на стол два бокала из цветного стекла – в Свантере оно было доступно не только знати – и достал запечатанную бутылку фораннанского. Кинжалом сбил печать вместе с горлышком. Анкрен, улыбаясь, следила за его действиями. Пусть следит. Он не собирается исподтишка подбрасывать ей в бокал свое зелье – бокал уже подготовлен.
Мерсер разлил вино.
– Даже если мы завтра расстанемся… сейчас я в это не верю. Я не хочу знать, что будет завтра. Этот день наш. За нас!
Следовало бы сказать: «За любовь!», но это было бы уж слишком в духе романов Бергамина.
Он выпил залпом.
– За нас, – тихо повторила Анкрен и поднесла бокал к губам.
Продолжая молоть сентиментальную чепуху, Мерсер выжидал. «Святая Фина» действует быстро, но не мгновенно. Он успел мысленно досчитать до двадцати, прежде чем Анкрен пошатнулась и ударилась лбом о столешницу. Для порядка выждал еще немного, потом поднял ее и перенес на постель. Анкрен дышала ровно, глаза были закрыты, тело расслаблено. Так и должно быть. Состав не только усыпляет, но и расслабляет мышцы, тем самым полностью их обездвиживая. Недаром он назван в честь святой, которая была парализованной, – так объяснил Мерсеру его поставщик-итальянец.
Он обыскал Анкрен. При ней не оказалось ничего даже отдаленно напоминающего оружие, хотя бы величиной с зубочистку. Так рассчитывала на свои женские чары? Или, что вероятнее, на свой Дар? Ну что ж, как там в старой английской пьесе: «Не пей вина, Герда»… Или там была Гертруда?
Потом, как от него и требовали, он связал ее, завязал глаза и рот (кляп не вставил, может задохнуться).
Действовал спокойно, как санитар в лазарете. А в ближайшие дни – неизвестно еще, ждут ли его в Хонидейле – ему еще больше придется служить санитаром, ходящим за лежачей больной. «Святая Фина» хоть замедляет пульс и дыхание, но не пресекает естественных человеческих отправлений. Ничего, мы не брезгливые, и не с таким справлялись.
Теперь почти все. Осталось отправить посыльного к Аппельману, чтобы подошел возок, расплатиться с матушкой Кинран, собрать вещи, упаковать подопечную (придется ей и впрямь, как овце, полежать в мешке).
И – в Хонидейл.
7. Хонидейл
Мерсер покинул Свантер перед тем, как закрылись городские ворота, а до места добрался, когда ночь перевалила на вторую половину. Мог бы поспеть и раньше: ночью в июле в прибрежной части Эрда довольно светло. Но он не спешил. Правил возком, сидя на козлах, а верховой – темно-соловый, с белыми ногами, – был не по-рыцарски привязан сзади. Перевалив через холмы, Мерсер различил в сером небе белесый столб дыма над крышей Хонидейла. На мызе были люди, и они не спали – по крайней мере, некоторые из них. Ему не пришлось стучать.
– Назови свое имя! – выкрикнули из-за ворот. Напыщенность тона изрядно позабавила Мерсера, но он себя не выдал.
– Мерсер.
– Привез?
– Да.
Было слышно, как отомкнули засов, и ворота распахнулись. Створку придерживал коренастый парень, темноглазый, со вдавленным носом. На нем были приличная шерстяная куртка с валиками на плечах и широкие штаны, подвязанные у колен. Голову, по ночной прохладе, согревал вязаный колпак с наушниками. За поясом – пара ножей, а в руках – дубинка.
– Проезжай.
Мерсер так и сделал, а часовой поспешил захлопнуть ворота, едва весь обоз вместе с соловым оказался внутри.
Когда-то здесь была обычная мыза – неуклюжий приземистый жилой дом, облепленный хозяйственными пристройками: коровник, маслобойня, конюшня, амбар. Теперь все это было заброшено, только конюшня, судя по следам во дворе, в настоящий момент использовалась по назначению. Окно на первом этаже дома было приоткрыто, и, едва возок стал, на крыльцо вышло еще двое. Любопытно, сколько их всего?
Мерсер спрыгнул с козел, передав поводья часовому, и вытащил из возка бесчувственное тело Анкрен.
– Не шевелится, – определил первый на крыльце.
– Ты что, зашиб ее? – деловито спросил второй.
– Спит, – коротко пояснил Мерсер.
Двое не удивились – тоже, наверное, всякого повидали.
– Ступай в дом.
Мерсер, неся Анкрен на руках (она, при своем немаленьком росте, казалась ему очень легкой), последовал указанию. Двое с крыльца вошли за ним, часовой остался во дворе.
В доме стоял неистребимый дух затхлости, гнили, крыс. Несмотря на летнюю пору, было холодно, как во всяком доме, который месяцами заперт. Немудрено, что затопили печь. Но уютнее и теплее от этого не стало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
