— Дитя, — серьезно сказал Весемир. — Не позволяй эмоциям овладеть тобой. Ты была воспитана иначе, видела, как детей воспитывают по-другому. Родина Цири — Юг, там девочек и мальчиков воспитывают совершенно одинаково, никакой разницы, как у эльфов. На пони ее посадили, когда ей было пять лет от роду, а когда стукнуло восемь — она уже ездила на охоту. Ее учили пользоваться луком, копьем и мечом. Синяки для Цири — не новость…
— Не рассказывайте мне баек, — возмутилась Трисс. — Не прикидывайтесь идиотами. Здесь — не пони, не прогулки и не катание на санках. Здесь Каэр Морхен! На ваших ветряках и маятниках, на вашей Мучильне поломали кости и свернули шеи десятки мальчиков, закаленных и испытанных жизнью бродяг, подобных вам, которых вы собирали по большакам и вытаскивали из канав. Жилистых, битых жизнью сорванцов и гуляк. А какие шансы у Цири? Даже воспитанная на Юге, даже по-эльфьему, даже такой гром-бабой, как Львица Калантэ, эта малышка по-прежнему была и остается княжной. Нежная кожа, изящное сложение, легкий костяк… Это девочка! Кого вы намерены из нее сотворить? Ведьмака?
— Эта девочка, — тихо и спокойно проговорил Геральт, — эта нежная маленькая княжна пережила бойню в Цинтре. Предоставленная самой себе, она пробралась сквозь когорты Нильфгаарда. Ухитрилась избежать рыскающих по селам мародеров, которые грабили и изничтожали все живое. Продержалась две недели в лесах Заречья, совершенно одна. Месяц бродила с кучкой беженцев, тяжко вкалывала наравне со всеми и наравне со всеми голодала. Почти полгода батрачила в деревне, когда ее приютила семья кметов. Поверь, Трисс, жизнь научила ее и закалила не хуже, чем подобных нам бродяг, собранных в Каэр Морхене с большаков и из канав. Цири не слабее подобных нам, нежеланных, незаконнорожденных, подкинутых ведьмакам в корчмах, словно котята в ивовых корзинках. А то, что она девочка… Какое это имеет значение?
— И ты еще спрашиваешь? Смеешь спрашивать? — крикнула чародейка. — Какое это имеет значение? А такое, что девочка, не будучи подобна вам, имеет свои собственные дни! И с большим трудом это переносит! А вы хотите, чтобы она выблевывала свои легкие на Мучильне и каких-то идиотских ветряках!
Хоть Трисс и была чертовски зла, но почувствовала огромное удовлетворение при виде поглупевших физиономий молодых ведьмаков и вдруг отвисшей челюсти Весемира.
— Вы даже не знали, — покачала она головой уже спокойно, но с мягким укором. — Тоже мне — опекуны! Девочка стесняется говорить об этом, потому что ее научили о таких неприятностях мужчинам не говорить. И стыдится слабости, боли, того, что она не такая ловкая, как обычно. Хоть кто-нибудь из вас подумал об этом? Заинтересовался? Попробовал догадаться, что ей мешает? А может, она впервые в жизни закровоточила у вас, здесь, в Каэр Морхене? И плакала по ночам, ни у кого не находя сочувствия, даже просто понимания? Хоть кто-нибудь из вас вообще об этом подумал?
— Прекрати, Трисс, — тихо охнул Геральт. — Достаточно. Ты добилась, чего хотела. А может, и больше, чем хотела.
— Пропади все пропадом, — выругался Койон. — Хороши ж мы были, ничего не скажешь. Эх, Весемир, но ты-то…
— Замолчи, — буркнул старый ведьмак. — Ничего не говори.
Совершенно неожиданно повел себя Эскель, который встал, подошел к чародейке, низко поклонился, взял ее руку и уважительно поцеловал. Она быстро отдернула руку. Не для того чтобы продемонстрировать злобу и раздражение, а чтобы прервать приятную, пронзившую ее вибрацию, вызванную прикосновением ведьмака. Эскель эманировал сильно. Сильнее, чем Геральт.
— Трисс, — сказал он, озабоченно потирая чудовищный шрам на щеке. — Помоги нам. Просим. Помоги нам, Трисс.
Чародейка глянула ему в глаза, сжала губы.
— В чем? В чем я должна помочь, Эскель?
Эскель снова потер шрам, взглянул на Геральта. Беловолосый ведьмак наклонил голову, прикрыл глаза рукой. Весемир громко откашлялся.
В этот момент скрипнула дверь и в холл вошла Цири. Кашель Весемира перешел во что-то вроде хриплого, громкого вздоха. Ламберт раскрыл рот. Трисс сдержала смех.
Цири, подстриженная и причесанная, шла к ним мелкими шажочками, осторожно придерживая темно-голубое платьице, подрезанное снизу и подогнанное по фигурке, но еще несущее на себе следы перевозки во вьюках. На шее девочки поблескивал второй презент от чародейки — черная змейка из лаковой кожи с рубиновым глазком и золотой застежкой.
Цири задержалась перед Весемиром. Не очень зная, что делать с руками, засунула большие пальцы за поясок.
— Я не могу сегодня тренироваться, — медленно и четко проговорила она в абсолютной тишине, — потому что я… я… — Она взглянула на чародейку. Трисс подмигнула ей, скорчив рожицу, как довольный озорством сорванец, пошевелила губами, подсказывая выученную причину. — Я… мне… нездоровится, — докончила Цири громко и гордо, задрав нос чуть не до бревенчатого потолка.
Весемир снова раскашлялся. Но Эскель, милый Эскель, не потерял головы и опять повел себя так, как и положено.
— Конечно, — сказал он, улыбнувшись. — Это понятно и очевидно. Мы отложим обучение до тех пор, пока ты… пока тебе не перестанет… нездоровиться. Теоретические занятия тоже сократим, а если ты почувствуешь себя плохо, то и вовсе отменим. Если тебе понадобятся медикаменты либо…
— Этим займусь я, — вмешалась Трисс, тоже улыбнувшись. Легко и свободно.
— Да… — Только теперь Цири слегка зарумянилась и взглянула на старого ведьмака. — Дядя Весемир, я попросила Трисс… То есть госпожу Меригольд, чтобы… Потому что… Ну чтобы она осталась с нами. Подольше. Долго. Но Трисс сказала, что ты должен дать на это согласие, или как-то так… Дядя Весемир! Согласись!
— Соглашаюсь… — прокашлялся Весемир. — Конечно, соглашаюсь!
— Мы ужасно рады. — Только теперь Геральт отнял руку ото лба. — Нам ужасно приятно, Трисс.
— Ужасненько, — пискнула Цири.
Чародейка слегка кивнула Цири и невинно взмахнула ресницами, накручивая на палец каштановый локон. У Геральта было каменное лицо.
— Ты очень правильно и тактично поступила, Цири, — сказал он, — предложив госпоже Меригольд подольше погостить в Каэр Морхене. Я горжусь тобой, Цири.
Цири покраснела, широко улыбнулась. Чародейка подала ей следующий условный знак.
— А теперь, господа, — сказала девочка, еще выше задирая нос, — оставляю вас одних, потому как вы наверняка желаете обсудить с Трисс различные важные проблемы. Госпожа Меригольд, дядя Весемир, милостивые государи… Я прощаюсь. Временно.
Она грациозно присела и вышла из холла, медленно и с достоинством ступая по лестнице.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
