думал, когда говорил, что какое-либо действие спонтанно, что кто-либо обдумывает решение, что такова его воля, что этот агент или это действие являются свободными. И вот тот, кто поразмыслит таким образом над собой, не сможет не убедиться в том, что обдумывание – это размышление о хороших или плохих последствиях будущего действия; что спонтанным называется необдуманное действие (или же это слово ничего не значит); что воля есть последний акт нашего обдумывания, что свободным агентом является тот, который может делать то, что он хочет, и не делать того, чего он не хочет; наконец, что свобода состоит в отсутствии внешних препятствий. Но для людей, которые вопреки общему правилу говорят не о том, что они себе представляют, а лишь о том, что они слышали, будучи не способны или не желая взять на себя труд вникнуть в то, что они думают, когда слышат те или другие слова, ни один аргумент не может быть убедительным, ибо опыт и факты подтверждаются не чужими аргументами, а собственным чувством и собственной памятью каждого человека. Например, каким образом можно доказать, что любить вещь и считать ее хорошей – одно и то же, человеку, который не обозначает этими словами своих собственных представлений? Или каким образом можно доказать, что вечность не есть nunc stans, человеку, который произносит данные слова лишь по привычке и никогда не размышляет о том, каким образом он может понять это слово умом?
Точно так же и в истинности шестого положения, гласящего, что нельзя представить себе, чтобы что-либо началось без причины, мы можем удостовериться, только попытавшись представить себе такую вещь. Но, сделав такую попытку, мы обнаружим, что, поскольку вещь не имеет причины, у нас столько же оснований считать ее возникшей в одно время, как и в другое же во все времена, а это невозможно. Следовательно, мы должны предположить, что имеется какая-то специфическая причина, в силу которой вещь возникла именно в определенное время, а не раньше или позже, или же что вещь вообще не имеет начала, а существует извечно.
Седьмое положение, гласящее, что все события имеют необходимые причины, доказывается исходя из того, что они имеют достаточные причины. Далее, представим себе какое-либо в высшей степени случайное событие, например то, что при игре в кости на обеих костях выпало одинаковое число очков; посмотрим, не было ли это событие необходимым еще до того, как были брошены кости. Так как оно является результатом броска, то у него имеется начало, а следовательно, и причина, достаточная для того, чтобы его произвести. Эта причина заключается частью в костях, а частью во внешних вещах, например в положении частей руки, в степени силы, примененной при броске, в положении частей стола и т. д. В общей сложности в данном случае было все, что необходимо для того, чтобы получился именно указанный бросок, следовательно, кости были брошены необходимо, и если бы это не было так, то не хватало бы чего-то для того, чтобы они приняли это специальное положение, следовательно, причина не была бы достаточной. Таким же образом можно доказать, что всякие событие, каким бы случайным оно ни казалось, в всякий поступок, каким бы добровольным он ни был, происходят с необходимостью, хотя господин епископ оспаривает это. То же самое может быть доказано и в том случае, если мы возьмем в качестве примера погоду. Необходимо, чтобы завтра шел дождь или чтобы его не было. Если поэтому не необходимо, чтобы шел дождь, то необходимо, чтобы его не было. В противном случае предложение дождь пойдет или не пойдет не необходимо истинно. Я знаю, что некоторые говорят: можно принять за необходимую истину, что одно из этих событий наступит, но нельзя считать необходимой истиной то, что дождь будет идти или его не будет. Но говорить так – все равно что утверждать, будто одно из этих событий необходимо, но ни одно из них не необходимо. И вот, чтобы избежать этой нелепости, проводят следующее различие: утверждают, что ни одно из этих положений не истинно в определенном смысле, но каждое истинно в смысле неопределенном. Но или это различение обозначает лишь то, что одно из этих положений истинно, но мы не знаем, какое именно, и, таким образом, необходимость остается, хотя мы и не знаем ее; или же оно вообще не имеет смысла и приводит к все тому же противоречию: один из членов альтернативы истинен, но ни один из них не есть истина.
Последнее положение, к которому сводится весь спор, а именно положение, гласящее, что не может быть такого агента, который при наличии всех условий, необходимых для действия, мог бы тем не менее воздержаться от него, или (что то же самое) что не существует такой вещи, как свобода от необходимости, легко может быть выведено из всего сказанного выше. Ибо если агент существует, то он может действовать; но если агент существует, то он не нуждается ни в чем необходимом для произведения действий, следовательно, причина действия является достаточной; если же эта причина достаточна, то она и необходима, как было доказано раньше.
Таким образом, Вы видите, как устраняются те затруднения, которые, согласно выражению Его Сиятельства, связаны с принятием необходимости, и существование этой необходимости убедительно доказывается. К этому я мог бы добавить, если бы считал это подходящим аргументом, что отрицание необходимости приводит к следующему затруднению: оно разрушает как веления, так и предвидения Всемогущего Бога, ибо если бы человек обладал свободой от необходимости, как утверждает Его Сиятельство, то он мог бы сделать тщетным и расстроить то, что Бог намеревался произвести при помощи человека как орудия или совершение чего он предвидел. Но в таком случае либо Бог не мог ни предвидеть, ни повелевать чем-либо, либо он предвидел бы такие вещи, которые никогда не произойдут, и давал бы такие указания (decrees), которые никогда не будут выполнены.
Это все, что пришло мне в голову по поводу этого вопроса, с тех пор как я стал размышлять о нем. Я покорнейше прошу Ваше Сиятельство сообщить мое мнение только господину епископу. Я молю Бога о преуспеянии Вашего Сиятельства во всех Ваших помыслах и остаюсь, благороднейший и любезнейший лорд, Вашим покорным слугой
Томас Гоббс.
Руан, 20 августа 1652 г.[32]
1
Кавендиш Уильям, маркиз Нью-Кэстльский (1592 – 1676), английский политический деятель, был назначен в 1638 г. воспитателем принца Уэльского, будущего короля
