– Жаль Кулакова, хороший был человек… «Дальновидный Брежнев, – писал академик Чазов, – еще будучи в хорошем состоянии, так расставил кадры на всех уровнях, что мог быть спокоен за свое будущее при любых условиях, даже утратив способность к личному руководству партией и государством».
Никита Сергеевич Хрущев в семьдесят лет был куда крепче и здоровее Леонида Ильича. Тем не менее соратники, почувствовав слабость вождя, свергли его. Решительно никто не восстал против Брежнева.
«Хочу на отдых»
С 1972 года Андропов знал о бедственном состоянии здоровья Брежнева. С 1975 года – Суслов. С 1978 года заключения Четвертого главного управления о состоянии генсека передавались членам политбюро. Скрывать болезнь Брежнева стало невозможно. Он бы наверняка, заболев, лишился власти, если бы не успел к моменту болезни очистить политический небосклон от вероятных соперников и недоброжелателей.
Но Брежнев надежно обезопасил себя. Убрал всех, кто мог составить ему конкуренцию. В политбюро теперь работали либо очень престарелые люди, либо те, кто понимали, что ни на что не могут претендовать. В руководстве партией не осталось никого, кто был бы заинтересован в его уходе. Напротив, члены политбюро действительно хотели, чтобы Леонид Ильич занимал свой пост как можно дольше.
Окружение делало всё, чтобы продлить его дни у власти. Больше всех старались Андропов и госбезопасность и Черненко со своим партаппаратом.
Михаил Сергеевич Соломенцев вспоминал, что, когда ему в 1978 году исполнилось шестьдесят пять лет, он пошел к Кириленко: не должен ли он подать заявление о выходе на пенсию? Тот и разговаривать не стал. Пошел к Суслову. Это был ловко рассчитанный ход – посмотреть, какой будет реакция.
Суслов выслушал и корректно сказал:
– Вы всё освоили в экономике России. Вам сейчас работать и работать. Не рекомендую ставить этот вопрос.
Но передал разговор Брежневу.
И тот при случае спросил Соломенцева:
– Ты что, на пенсию собрался?
Соломенцев осторожно ответил, что не знает как быть – возраст вроде бы…
Брежнев, который был на семь лет старше, спросил:
– А мне, как думаешь, на покой еще не пора? Соломенцев ответил со всей убедительностью, на какую был способен:
– Нет, Леонид Ильич, вам еще работать и работать на благо родины. Я бы возражал против вашего ухода.
Впрочем, иногда Брежнев заговаривал об уходе на покой. В апреле 1979 года Леонид Ильич вдруг сказал начальнику своей охраны Александру Яковлевичу Рябенко:
– Хочу на отдых.
Рябенко думал, что генеральный секретарь собрался в отпуск. А выяснилось, что Брежнев завел речь об отставке. Черненко собрал политбюро. Леонид Ильич сказал, что ему, наверное, пора на пенсию. Все выступили против.
– Что ты, Леня! Ты нам нужен как знамя. За тобой идет народ. Ты должен остаться, – твердили члены политбюро, повторяя, что надо генеральному секретарю создать условия для работы, чтобы он больше отдыхал.
Брежнев великодушно согласился остаться на своем посту. Это был, скорее, пробный шар. Он хотел посмотреть, кто поддержит идею насчет пенсии. Но в политбюро люди были опытные, тертые, никто промашки не допустил.
Однажды на заседании политбюро тяжелобольной Брежнев отключился, потерял нить обсуждения. После политбюро Андропов сказал Горбачеву, который уже был переведен в Москву:
– Знаешь, Михаил, надо делать всё, чтобы и в этом положении поддержать Леонида Ильича. Это вопрос стабильности в партии, государстве, да и вопрос международной стабильности.
Громыко рассказывал сыну, как они с Андроповым навестили генсека, когда тот плохо себя чувствовал. И вдруг Брежнев им сказал:
– А не уйти ли мне на пенсию? Чувствую себя плохо всё чаще. Надо что-то предпринять.
Андропов отреагировал быстрее медлительного Громыко:
– Леонид Ильич, вы только живите и ни о чем не беспокойтесь. Только живите. Соратники у вас крепкие, мы не подведем.
Брежнев растрогался и со слезами на глазах сказал:
– Если вы все так считаете, то я еще поработаю.
В реальности Леонид Ильич уходить не собирался. И о скорой смерти, как и любой нормальный человек, он не думал, поэтому его разговоры относительно преемника – это было не всерьез.
В 1976 году Брежнева вновь наградили золотой звездой героя. Вручал ее Кириленко.
– Дорогой Леонид Ильич, – зачитывал Кириленко по бумажке, – я прежде всего хочу сказать, что я беспредельно счастлив, что в этот радостный и незабываемый для меня день ты, Леонид Ильич, – вместе с нами – твоими друзьями, которые вот уже второе десятилетие плодотворно работают под твоим мудрым руководством… Весь твой жизненный путь, твоя мудрость и талант дали тебе возможность собрать и впитать в себя такие драгоценные качества партийного и государственного деятеля, которые присущи только великому человеку нашего времени, вождю нашей партии и всех народов нашей Отчизны…
Семидесятилетие Брежнева отмечалось широко. Людмила Зыкина сказала красивый тост, выпила рюмку водки и разбила ее об пол. В Екатерининский зал Кремля пригласили и ветеранов 18-йармии.
Семидесятипятилетие Брежнева в 1981 году отмечалось еще более пышно. Он получил четвертую медаль Героя Советского Союза. Обед устроили в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Председательствовал на обеде или, точнее, был тамадой Суслов. Он даже позволял себе шутить:
– Ну, опять надо нового оратора объявлять, так и поесть не успеешь…
Поздравляли Леонида Ильича представители всех республик, военачальники, деятели науки и культуры. Бесконечно звучали эпитеты «великий» и «мудрый». Речи перемежались концертными номерами.
Министр среднего машиностроения (атомная промышленность) Ефим Павлович Славский прошел в президиум и, подняв бокал с коньяком, провозгласил тост за то, что благодаря Брежневу Советский Союз укрепил свое положение сверхдержавы.
Тост Брежневу понравился, как и сам Славский, который был на восемь лет старше Леонида Ильича, а работал как молодой. Глядя на никогда не болевшего Ефима Павловича, Брежнев и сам приободрился.
Пообедав, Леонид Ильич принимал снотворное и часов в пять ложился вздремнуть в комнате отдыха. Проснувшись, спрашивал у дежурных секретарей:
– Что нового?
Как только начинал волноваться, сам принимал успокаивающие препараты. Если в тот день был хоккейный или футбольный матч, звонил Лапину:
– Сережа, а хоккей-то я не посмотрел.
– Леонид Ильич, так мы транслировали матч.
– А ты еще раз покажи, – говорил Брежнев. – Сегодня не можешь, повтори завтра.
И повторяли – «по просьбе телезрителей».
Еще Леонид Ильич любил музыкальные передачи легкого жанра, праздничные «Огоньки», особенно выделял оперетту и цыган, поэтому в концерте обязательно участвовал Николай Сличенко.
