— У меня нет средств.
Зигвард быстро написал несколько строк, присыпал песком, сдул песок на пол — совсем как Фалкон — и протянул лист музыканту.
— Письмо к казначею, — сказал он. — Даю вам неделю. Снимите помещение, соберите труппу, доложите мне. Вы свободны.
Музыкант радостно и почтительно поклонился и вышел.
— Вы разбираетесь в музыке, Редо? — спросил Зигвард.
— Нет.
— А в политике?
— Не очень.
— Вам известно что-нибудь о сношениях Фалкона с Артанией? В частности, о поставках оружия и золоте? Имена, даты, места?
Выражение скуки исчезло с лица Редо.
— Уж не собираетесь ли вы сделать меня осведомителем? — спросил он.
— Вы многое слышите и многое знаете. Не так ли?
— Конечно. И что же?
— Вы можете принести стране неоценимую пользу.
— Делаю все возможное.
— Расскажите мне все, что вам известно.
Редо отрицательно покачал головой и грустно улыбнулся.
— Послушайте, Редо, — сказал Зигвард. — Я знаю, сколько вам пришлось терпеть. От Фалкона и его сподвижников. Все сподвижники Фалкона — ваши заклятые враги.
— Не все.
— Большинство. Их ждет правосудие. Вы должны помочь правосудию. Иначе они будут продавать оружие и дальше, в Артанию, и вскоре все эти стрелы и мечи обратятся против нас. Спасите жизни, которые можно спасти, Редо. Вы же верующий, вам же дорога жизнь ваших соотечественников.
— Мне всякая жизнь дорога, — сказал Редо.
— Вот видите!
— Но доносить я ни на кого не стану.
— Не доносить! Давать предупредительную информацию.
— Это одно и тоже.
— Как я погляжу, вы не очень-то рады, что Фалкона больше нет.
— А должен бы радоваться?
— Ну да.
Редо пожал плечами.
— Вы что, — сказал Зигвард, — не чувствуете, что в стране стало свободнее дышать? Что у людей появилась надежда? Что грозовые тучи ушли, и не скоро вернутся, что с каждым днем отныне будет светлее и светлее?
— Насчет туч не знаю, — сказал Редо. — Я не барометр. А светлее становится потому, что близится весеннее равноденствие. Экинокс.
— Вы не замечаете перемен? У вас в Храме не прибавилось прихожан?
— Прибавилось, — сказал Редо. — Но ведь и раньше так было. Количество прихожан то прибавлялось, то убавлялось. А при чем тут вы со своими тучами, неизвестно. Люди ходят по улицам со странными улыбками.
Помолчали.
— Вообще, — добавил Редо, который, с того дня, как его потрепали фалконовцы, заимел привычку ворчать, — одна морока с этими большими и малыми переменами, сменой власти, и прихожанами. Раньше презрительные звуки издавали, а теперь заходят с такими глазами, как будто я их вот прямо сейчас просветлю и просвещу, и будут они бесконечно счастливы, и делать им самим для этого уже ничего не нужно, они свое сделали — пришли.
Помолчали.
— Я знаю, о чем вы говорите, — сказал Зигвард. — Но будьте великодушны, Редо. Фалкон был очень серьезный политик и за двадцать лет сделал больше, чем все его предшественники вместе взятые за двести. Он перевоспитал страну, он сломил ее дух, он поселил в каждом доме страх. Вы не имеете права упрекать меня, я не могу все это изменить за четыре месяца. Дайте мне по крайней мере год.
— Вы заняты постройкой новой столицы, — сказал Редо. — Вам сейчас не до социальных перемен. Общество политиков меня очень утомляет. Если помимо доносов у вас нет для меня никаких дел или предложений, позвольте мне откланяться.
— У меня есть к вам предложение.
— Я слушаю.
Некоторое время Зигвард рассматривал Редо. Что с ним делать, что? Он политик посильнее моего. Я просто использовал обстановку, и несколько раз подряд мне повезло. А он — молодым совсем, двадцатилетним, убедил всех святош Совета, всех прожженых интриганов, что лучше его нет кандидата, и двадцать лет держал их в повиновении, и все это под давлением со стороны Фалкона, всеми брошенный и презираемый — держал, не выпускал. Уверен, что он откажется. Но не попробовать я не имею права — такого союзника приобрести — слишком редкий случай.
— В новой столице, — сказал он, — есть храм, к которому сейчас пристраивают колокольню. Я бы хотел, чтобы вы стали главным священником этого храма. Вернее, одним из двух главных священников. Второй должен быть славом. Вы по-прежнему останетесь Главой Храма Ниверии.
Да, подумал Редо, это серьезно. Похоже, это еще серьезнее, чем Фалкон. А жаль.
— Нет, — сказал он.
— Нет?
— Нет.
— Я еще не сказал вам, какие возможности это откроет перед вами.
— Мне это не интересно.
Помолчали.
— Тогда, — сказал Зигвард, — я рекомендую вам уехать из Астафии.
— Уехать?
— Да. Неужели вы рассчитывали, что после вчерашней вашей проповеди я не посчитаю вас опасным? Что я буду терпеть, пока горожане слушают ваши рассуждения о том, как один кесарь стоит другого? Поищите себе другой приход. Фалкон целых двадцать лет пытался вас вразумить. Я не собираюсь тратить на это время. Если завтра вас увидят в городе, вас арестуют.
— Не понимаю, — сказал Редо. — А в новой столице вы были бы согласны терпеть мои проповеди?
— В новой столице вы бы их не произносили, а занимались бы своим делом. Рассказывали бы людям душеспасительные истории из жизни Учителя.
Помолчали.
В общем, подумал Редо, моя миссия в Астафии действительно подошла к концу. Фалкона больше нет, Храм стоит, прихожане появляются, Зигвард ничего сносить не намерен. Достаточно я здесь пробыл, нужно ехать туда, где мое присутствие необходимо.
— Пожалуй я уеду, — сказал Редо. — Назначу нового священника и уеду.
— Нового назначу я.
— Священников назначает Совет, — сказал Редо, — и я являюсь его главой, куда бы я не уехал. Если вас это не устраивает, можете на следующих выборах баллотироваться сами. Может, вас и выберут.
— А когда следующие выборы?
— После моей смерти.
Редо ждал угрожающей реплики вроде «что ж, если ваша смерть — цена, которую следует заплатить…» — но именно в этом аспекте Зигвард был лучше, а может просто дальновиднее, Фалкона.
— Ваша жизнь в полной безопасности, — сказал он. — Только уезжайте. Пожалуйста. Вы сможете сюда вернуться, когда правительство переедет в новую столицу. Я хотел, чтобы именно вы меня короновали, как императора, в новой столице. Очевидно, это невозможно.
— Совершенно невозможно, — сказал Редо.
— И у вас наверняка достаточно власти, чтобы запретить любому священнику это делать, и вообще присутствовать при коронации. Что ж, меня коронует слав, только и всего.
— Власти у меня достаточно, — сказал Редо, — но запрещать вас короновать кому-либо я не буду.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
