…Гроза неумолимо приближалась к стране Ин. Природа стихла.
Сидевший у костра в Тизском саду Фирэ поднялся, подошел к своему мулу и отстегнул от попоны зачехленную трубу. На пальце его сверкнул перстень, а на том перстне переливался знак — петля, заключенная в овал и перехлестнутая дугой с клешнями, символ неограниченной власти в Тепманоре, в Краю Деревьев с Белыми Стволами.
— Что, если все же будут промахи, и удары придутся по жилым кварталам? — спросил один из северян-музыкантов.
— Ничего такого, чего еще не было в этом мире, — хрипловато ответил Фирэ своим людям, выдергивая из чехла трубу. — Несколькими десятками зараженных рабством стукачей меньше, несколькими больше — какая разница? Я не увидел тут никого, кого знал раньше, они все превратились в дерьмо под ногами у своего великого правителя. А стоит ли раздумывать о судьбе дерьма? Так, наши уже на подлете. Идем.
Но вовсе не музыкальное приспособление было в его руках. В отсветах пламени блеснуло зеркальное лезвие обоюдоострого меча.
И отряд, ряженый под нищих песельников, извлекая оружие из чехлов, побежал ко дворцу правителя страны Ин.
* * *
Тессетен неотрывно глядел на Ала, словно заклиная выдать наконец то, что не давало им всем покоя много лет. Бывший экономист был уверен, что Ал посвящен и отлично знает, что с ним такое происходит.
Правитель страны Ин отвернулся, подошел к двери, что вела на балкон, взглянул на небо и, вернувшись, тяжко опустился в свое кресло…
В это время в коридорах дворца воины Тепманоры, профессиональные головорезы — они же нищие песельники бродяги-Тессетена — беззвучно перебили стражу, охранявшую дворец. А над городом разразилась гроза.
— Я ничего не могу сказать тебе, Сетен, — ответил наконец Ал на вопрос бывшего друга о Паскоме. — Да и к чему это? Мы уже ничего не исправим…
Прогремел гром, но теперь он был затяжным и нескончаемым, как и мерцание молний.
— Что там? — Ал хотел подняться, но Тессетен, ухмыльнувшись, удержал его:
— Успокойся, братец. Это — гроза. С чего ты взял, что мы ничего не исправим? Почему ты заранее сдался? Зачем ты пустил в себя что-то невообразимое и позволил ему злодеяния?!
— Ты пришел не за рассказом о Паскоме. Ты пришел за Танрэй. Так забери ее и увези отсюда так далеко, как это возможно.
В безобразном бородатом лице Тессетена мелькнуло удивление, глаза почернели, а голос стал высоким, почти женским:
— Вот как ты заговорил? Я думал, ты удивишься тому, что твоя женушка хотела тебе сказать этой ночью. Правда, она и не успела бы сказать. Вернее — ты не успел бы этого услышать. И не успеешь. Потому что я пришел не за Танрэй. Я пришел за тобой, думая найти здесь Ала — и увидел что-то необъяснимое. Кто ты, зима тебя покарай? Кто ты?!
Ал горько хмыкнул и посмотрел в окно. Орэмашины Тепманоры уничтожали его страну.
— Я вижу, цивилизация разума и техники победила… — проговорил он, оценивающе поджимая свои красивые губы. — Ну что ж, тем хуже для всех нас…
— Да, братец, да! — по-прежнему не то женским, не то мужским голосом выкрикнул Тессетен, вставая на ноги и скидывая с себя нищенские тряпки. Под ними сверкнули дорогие вороненые доспехи полководца. — Мы пришли к тождеству, и ребус разгадан, но разгадан по-моему, любимый! Мой мир — мир смерти, лжи, предательства и алчности — победил. На этом жалком сфероиде всегда будут царить мои законы! Это мой мир, а не ваш! Будь ты проклят вместе со своей женой и тем, кого ты наивно считаешь своим сыном! Открой уже мне мир За Вратами и убирайся туда вместе со мной, нам не место здесь!
* * *
В зал ворвались «песельники» Тессетена, и Фирэ подал полководцу его заговоренный меч.
— Ну скажи хоть что-нибудь, звездочет! — Ормона не забыла первую профессию Ала, а Сетен тем временем примерил оружие в своей руке, не слыша и не понимая, о чем говорит покойная жена. Он и действовал, как заведенная кукла, он нарочно отключил все чувства, чтобы не дрогнуть в последний миг перед очевидным самоубийством. — Скажи напоследок!
— Зачем? — переспросил Ал и покорно опустил голову, освобождая шею от воротника.
И тут Тессетен увидел, как, повернув к нему незнакомое лицо, вдруг осклабился бывший друг, похотливо помотал высунутым языком, а в голове прозвучало: «Я предупреждал тебя, полководец: не доискивайся правды о том, зачем Ал тогда полез на Скалу Отчаянных! Я предупреждал тебя, что в день, когда ты познаешь истину, страшной смертью умрешь!» Тогда почудилось правителю Тепманоры змеиное шипение, что исходило от странного зеленого венца на голове существа, и желтый плащ на плечах склонившегося перед ним Ала.
— А-а-а, меч Тассатио! Меч, который, в отличие от хозяина, не забыл ничего! Да, дружок, немало мы с тобой повеселились на Горящей! Давай же, бей, избавься от меня навсегда, малыш Ал! — вслух подбодрило чудовище человеческого вида, ухмыляясь и подставляя шею. — Давай! Давай!
С криком отчаяния Тессетен размахнулся и опустил меч. Клинок прошел сквозь плоть, не встречая препятствий, словно рассекал бумагу. Боль прошила и самого правителя Тепманоры, когда голова Ала с глухим стуком упала на плиты пола, а тело, скорчившись, завалилось набок.
— Будь проклят, Соуле! Будь проклят, изверг рода человеческого! — сказала женщина устами фондаторе Тсимаратау, толкая ногой труп в луже черной крови.
Ответом ей был смех победителя…
— Но это был и Ал… — прошептал Сетен, садясь на ступень и тяжело опираясь на меч. Ему всё казалось сном, когда спрашиваешь — и не получаешь ответа, когда что-то доказываешь, а тебя никто не слушает, когда ты прав, а побеждает негодяй. — Там был и мой друг…
* * *
Танрэй пробежала по опустевшему порталу Тизского дворца на половину мужа. Ветер рвал с нее легкую накидку, дождь промочил ее одежду и волосы насквозь.
Небесный обстрел закончился. Наверное, многие горожане умерли сегодня в блаженном неведении, так и не осознав, что произошло. Ей казалось, что весь город разрушен, и Танрэй испытала облегчение, когда, выскочив наружу, увидела полностью уцелевшие здания в городской черте — дым валил откуда-то из пустыни, но зарева не было.
В одном из коридоров она заметила Фирэ и его зверя. Оба внимательно смотрели на нее.
— Где Ал?! — крикнула Танрэй.
Фирэ молча указал в конец коридора, на двери покоев ее мужа. Ничего не произнеся, подхватив путавшуюся в ногах юбку, женщина бросилась туда.
Гостиная пустовала. Рыбки беззвучно жили своей жизнью за стеклом аквариума.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
