там теперь разводят дорогих лошадей, ангорских коз и страусов.
Когда мы двинулись в путь, боер, купивший нашу ферму, насмешливо сказал, что хоть он и желает нам счастливого пути, но боится за нас, потому что нам едва ли удастся благополучно перейти громадную пустыню: мы наверное погибнем — или от диких зверей, или от бродячих кафров. На это Ян ответил, что мы надеемся на Бога, который всегда помогает верующим в Него.
И действительно, только благодаря Его помощи, нам удалось пройти невредимыми через пустыню, несмотря на множество опасностей, окружавших нас со всех сторон.
По пути к нам присоединились несколько других фермеров, так что нас, белых, набралось человек полтораста, не считая детей. И этой-то горсти людей, вооруженной только старыми роерами и ножами, удалось победить страшного Мозеликатсе, сломить силу не менее страшного Дингаана (это имя значит по-зулусски: «слон, потрясающий землю») и населить Свободный Штат, Трансвааль и Наталь.
Подробно описывать наше великое переселение я не буду, потому что для этого потребовалось бы слишком много времени; расскажу только то, что касалось лично нас.
Места, по которым мы проходили, теперь заняты городами, построенными белыми людьми, а тогда они были населены только необозримыми стадами всевозможных мирных травоядных животных; на пространстве целых сотен миль все так и кишело ими, и наши повозки, проезжая посреди них, точно ехали через живое море. Леса были полны слонами, тиграми и львами, а реки — гиппопотамами, крокодилами и другими подобными им существами. Из всех этих животных на нас ни одно не нападаю, они только расступались перед нами, глядя на нас не то с испугом, не то с удивлением.
Переправившись через Оранжевую реку, мы остановились лагерем на некотором расстоянии от Тгаба-Нгу, резиденции вождя Марока, пока его не прогнал Мозеликатсе, и стали поджидать партии других переселенцев, которые обещали встретиться с нами в этом месте, так как дальше было очень опасно идти небольшими отрядами из-за воинственных дикарей.
Но прождав понапрасну несколько месяцев, некоторые из боеров вышли из терпения и решили двинуться вперед одни. Двое из них, ван-Тригаарт и ван-Рензенбург, настойчиво уговаривали Яна идти с ними; но мой муж наотрез отказался от этого, не объяснив причины своего отказа даже мне.
Потом оказалось, что Ян поступил умно, потому что Рензенбург со всеми своими спутниками был убит курносыми кафрами; а Тригаарт, поссорившись с Рензенбургом из-за чего-то и повернувший по направлению к Делагоа, только один, и то с громадным трудом, достиг этого пункта, а все бывшие с ним погибли дорогой от желтой лихорадки.
Вскоре от нас отделился еще кое-кто, так что нас осталось всего человек пятьдесят, кроме детей. Тут уж и мы двинулись вперед, не дождавшись остальных партий из покинутой колонии. Дорогой мы узнали, что все ушедшие после Тригаарта и Рензенбурга были перерезаны бродячими шайками Мозеликатсе, поджидавшими и нас.
Добравшись до реки Носорогов, мы снова остановились, услыхав от наших разведчиков, что Мозеликатсе сам идет нам навстречу с сильным войском, чтобы сразу покончить со всеми «бледнолицыми псами», как он называл нас, белых.
Мы поняли, что дело плохо. Сдвинув повозки и крепко связав их, мы устроили вокруг этого укрепления вал из колючих мимоз. Посредине мы поставили три фуры, в которых укрывались женщины и дети. Лошадей же и волов мы, к сожалению, вынуждены были оставить снаружи укрепления, потому что иначе не хватило бы места для нас самих.
Ночь прошла благополучно; но на заре наши часовые дали нам знать о приближении врагов.
Необозримыми, бесконечными рядами надвигались на нас дикари, сверкая остриями своих копий, гордыми, горевшими отвагой глазами и белыми оскаленными зубами.
Помолившись Богу, мы простились друг с другом и приготовились к защите. Те из женщин, которые были похрабрее (в том числе и я), взялись заряжать роеры и вообще оказывать помощь; остальные вместе с детьми укрылись в приготовленных для этой цели фурах.
Беспримерная битва началась. Я говорю «беспримерная», потому что в ней пятьдесят человек белых противостояли шести тысячам дикарей и все-таки победили их. И что это была за битва! При одном воспоминании о ней содрогается сердце, хотя с тех пор прошло уже столько лет.
Дикари отчаянно лезли на наше укрепление, не обращая внимания ни на колючки, впивавшиеся им в голое тело, прикрытое только у бедер, ни на наши пули, градом сыпавшиеся на них. Но сколько ни падало дикарей — новые и новые ряды их, словно волны бесконечного моря, продолжали надвигаться на нас. Все наши защитники были опытными стрелками и ни разу не давали промаха, так что после каждого залпа с нашей стороны дикари падали целыми десятками. К счастью, у нас был громадный запас пороху и пуль, без чего нам, конечно, нельзя было бы и думать вступать в борьбу с таким страшным числом врагов.
Боеры и слуги стали кругом (сзади была река) и, таким образом, успешно выдерживали натиск дикарей.
Сыпавшиеся на нас целые тучи стрел ранили десятка два наших, но тяжелые раны получили только двое.
Женщины сидели позади своих защитников под прикрытием фур, и поэтому ни одну из них даже не задело стрелами, перелетавшими через их головы.
Целый час продолжалась самая ожесточенная битва. Вокруг нашего укрепления образовался высокий вал из мертвых тел дикари, по которому с громким воем взбирались живые, чтобы разделить участь своих товарищей, служивших им лестницей.
Вдруг одна из молодых девушек, тоже помогавшая заряжать роеры и перевязывать раненых, громко крикнула:
— Смотрите! Смотрите! Они лезут под фуры!
Действительно, из-под одной фуры выползали два зулуса. Мы, женщины, в ужасе заметались во все стороны, крича и воя не хуже нападавших дикарей и не зная, что делать.
— Чего вы испугались, глупые бабы! — крикнул мой муж, увидав, в чем дело. — Неужели вы думаете, мы не справимся с этими двумя собаками?.. Жена, подержи-ка мой роер, и заряди его, кстати.
С этими словами он подскочил к зулусам, не успевшим еще подняться на ноги, схватил их обоих за курчавые волосы и так стукнул несколько раз головами, что у них
