— Бартик, не вороти нос, помоги попасть вниз, туда, где мой друг, — не обратив внимание на недовольство, прямо сказал я. — Ну, отведешь?
— Отведу, — отвернувшись, буркнул тосс. — Позднее. Сейчас не пройти, везде охрана. Вот пожрем, полежим и отведу. Время то пока еще есть…
— Время до чего?
— До того, как твой дружок покончит с собой. В нырялку лезут только смертники. Понимаю, что нагнутым быть не хочется, но и нырять — то еще безумие.
— А тебе делали подобные предложения? — уточнил я.
— Я б тебе в зубы дал за такие вопросы, но ты чудак, совсем мозгами не пользуешься. Я не подставлялся, понял? И за себя постоять могу. Бился пару раз на арене, да, было дело, подмял кого следует, кто на меня лез, и все дела. А друг твой сразу на рожон полез, убил охранника, подставился. Он словно сам предложил себя попользовать, но кто же откажется? Проще всего избитого прессовать, не находишь? Вообще не понимаю, почему он еще по космосу не летает куском замороженного мяса. Он такой же особенный, как и ты?
— Много будешь знать, плохо будешь спать, — отозвался я и замолчал, принимая у охраны свою миску с бурдой.
— С тобой и так не выспишься, — откликнулся через несколько минут Бартик. — Чует мое сердце, наделаешь ты тут дел, сам отмажешься, а нам расплачиваться.
— Скажи, ты считаешь, что был прав, когда убивал солдат Союза? — резко сменил я тему.
— Конечно, — не колеблясь ни секунды, ответил Бартик и вновь перебрался ко мне. Закрыл решетку, отодвинулся от нее к стене, чтобы вурдалак не достал. — Они все убийцы и извращенцы. У них в голове такое, что страшно подумать. Их выжечь надо, чтобы они перестали убивать и истязать миры.
— Ты думаешь, должен быть на свободе?
— Нет, не должен, — Бартик отхлебнул концентрата. — Я там буду убивать, понимаешь? И имя мне — смерть. Не смогу остановиться. Я хочу жить, но еще больше хочу уничтожить их всех. Сжечь эту дрянь, расползшуюся по Вселенной. Не хочу жить с этим бок о бок. Они — всего лишь коррумпированные ублюдки, безнаказанные, но не всесильные. Вот что я думаю, мне нельзя на свободу, потому что я одержим. Во мне не осталось ничего живого. Лучше всего мне сгнить тут и как можно скорее, потому что ненависть съедает меня, делает сердце дырявым, а жизнь черной, полной темноты и образов сожженных огненным смерчем друзей и родных.
Только не надо меня жалеть, понял? Кому она нужна, жалость эта! Сочувствие — тьфу! Не унижай меня.
— Я и не собирался.
Что еще можно было добавить? Ничего. Обещать освободить тосса было глупо, он мог бы подумать, что я нашел способ сбежать, а это еще более усилило бы его недоверие и мой риск.
Да и зачем освобождать его? Тосс никогда уже не найдет согласие с самим собой, любой путь приведет его к смерти. Я потрачу много сил, чтобы вытащить его с Селлы лишь для того, чтобы глядеть, как он умирает от рук солдат.
— Странный ты какой-то, землянин, вы все такие? Зачем твой друг убил охранника? Ведь это было не случайно…
Я посмотрел на Бартика. Кто его знает, случайно или нет? Скорее всего, как раз случайно, Тверской хотел всего лишь разозлить его, чтобы попасть вниз, а вышло так, что ящерица сбросила охранника через парапет. Как такое можно предугадать?
— Он просто хотел попасть вниз, охранник свалился случайно, — проворчал я. — Ты же отказался рассказать нам про Перышко, пришлось выяснять самим.
— Ах, вот оно что, — как-то задумчиво протянул тосс. — Ты, собственно, собрался следом? Чего вам от нее надо?
— А разве это имеет значение? — удивился я.
— Не знаю, ты такой щуплый, но в тебе много силы и уверенности. Откуда что берется, не пойму. И говоришь так, будто гипнотизируешь, будто уверен в чем-то. Не понимаю, в чем тут можно быть уверенным, когда ты — смертник, которому повезло получить отсрочку, попав в Шлюз 12? Но у тебя в голове что-то творится, какие-то планы выстраиваются, ты выкарабкался из той щели, пролез, хотя другим это не удавалось, а потом выбрался оттуда живым. Через какой-то другой ход? Вот, дохлый карлик, я понял!
— Заткнись, — успел сказать я и Бартик, придвинувшись ко мне, к самому моему уху, зашептал:
— То, что ты нашел, это летательные аппараты? Комендант перепродает…
Я хотел отстраниться, но тосс вцепился мне в плечо мертвой хваткой:
— Ты имеешь к ним доступ? Можно отсюда взлететь?! Вы прилетели вытащить отсюда Перышко?! Ну да, баба хороша, я не спорю! Хоть никого и не подпускает к себе. Кто вы ей? Братья? Друзья? Нет, у нее не может быть друзей, с ее то характером. Слуги?
— Бартик, заткнись ради всего святого что у тебя есть, если тебе не надоело жить! — прошипел я, закрывая рот ладонью. В любом месте рядом с нами могла оказаться камера, а я уже один раз опростоволосился, когда мы с Кортни были, как мне казалось, наедине. — Я никогда не видел Перышко!
— Вас нанял кто-то ее освободить? — продолжал допытываться Бартик, не обращая внимания на мое шиканье.
— Мы попали сюда случайно. Сколько не предполагай, Бартик, ты не сможешь предположить того, что происходит. Нет, я не видел никакого корабля, а то, что там спрятано, защищено силовыми сетками, не говоря уже о кодировках запуска, которые без специальной аппаратуры не взломаешь.
— А вот эта проблема решаема. Есть умельцы, которые могут собрать даже простенького робота, было бы чем платить. У Фафарыча просто слишком мало ходовых средств, иначе он бы давно запустил в ту щель ходока, все проще, чем пытаться пропихнуть заключенного. Это дорого, да, но ради такого дела многие скинулись бы серьезными деньгами и сделали бы отмычку. Скажи, там и вправду есть корабль?
— Нет, Бартик.
— Врешь!
— Смысл мне его от тебя утаивать? — возмутился я. — Одному его не поднять с планеты, ты же понимаешь.
— Есть пилоты, есть навигаторы, мало ли, кто тут среди заключенных топчется, — уже с меньшим жаром пробормотал тосс. — А дверь туда?
— Я пробрался через вентиляцию. Мне очень повезло, решетка оказалась с неисправной защитой. Сработала система безопасности, но я уцелел по незнанию. То есть, если бы я знал, что они защищены, я бы не полез и так бы там и остался. По той щели обратно вернуться было бы невозможно.
— А руку обо что поранил?
— Это допрос? — окрысился я.
— Да, и не выпендривайся, отвечай!
В какой-то моменты мы повысили голос, и я снова сбавил обороты, вернувшись к тихому шепоту:
— Робота пытался пристроить к делу, вскрыл обшивку, но напоролся на металлический край. Сам попробуй голыми руками робота раскрутить.
— И чего? Боевой?
— Боевой. Неисправен.
— Ну да, — Бартик задумался, привстал, выглянул в коридор.
— Так зачем тебе Перышко? — громко спросил он.
— Узнать информацию хочу.
— И что же такого ей известно, что ты полез в самое пекло? И как угадал? Откуда знал, что попадете в Шлюз 12 именно к ней?
— Слухами космос полниться, Бартик, а твои вопросы уже начинают меня утомлять. Ты мне в душеприказчики не нанимался.
— Считай, ты со мной расплатился, — поморщился тосс и встал. — Пошли. Самое время.
Я выскользнул из камеры следом за ним, мы проскочили в темный коридор, и быстро зашагали по нему. Уже через шесть поворотов и два спуска я потерялся, перестав хотя бы примерно представлять, куда мы направляемся и как отсюда выбираться.
— Как ты тут ориентируешься? — проворчал я.
— Поживи с мое, разберешься, — отозвался отсс, отпихнув с пути пахнущую мочой тщедушную фигуру, прошел еще несколько шагов и вдруг замер, резко вздернув ладонь вверх в понятном всем во Вселенной жесте опасности. Внимание! Его спина напряглась, он замер. Из-за плеча тосса я видел, как в перекрестный коридор внезапно выползло нечто… странное. Большое, бугристое, похожее на слизня, но сухое, горбатое, перемещающееся подобно гусенице, с множеством черных, блестящих выпуклых кружочков, в три ряда расположенных вдоль спины. Эти кружочки походили на глаза насекомого, но мы не двигалось, и странная уродливая сероватая туша проползала мимо. Все ползла и ползла. Да какого же она размера?!
Бартик все держал руку. Его пальцы неожиданно слабо подрагивали. Я не разделял его волнения, не осознавая опасности, но, тем не менее, полностью доверял тоссу. Пожалуй, глядя на незнакомое проявление фауны, я размышлял о том, что привык знать обо всем во Вселенной. О технике, растениях, животных. Эти знания в моей голове отыскивались незамедлительно, все параметры всплывали сами собой, словно я потратил много лет на изучение, на зубрежку всего того, что одним ударом впихнул в мое сознание когда-то давно полуразумный космический корабль. Но ничего подобного в моей памяти не было.
Наконец, тело твари закончилось, но в коридоре еще несколько минут раздавалось шуршание, словно сотни маленьких мягких лапок скребут по камню.
