— Нет, никогда не одолеть, — тяжело выдохнул он и сделал остановку.
Через десять минут он снова пополз и одолел еще десять ярдов. Передохнул. Двинулся дальше. Добрался до места без выступов и вынужден был ползти влево, пока не отыскал, за что ухватиться. Коджак следовал за ним, наверняка удивляясь, зачем этот дурак лезет вверх, бросив свою воду и свой чудесный теплый огонь.
«Тепло. Слишком тепло».
Должно быть, возвращается жар, но по крайней мере хоть дрожь унялась. Пот струился по его лицу и рукам. Волосы, пыльные и сальные, лезли ему в глаза.
«Боже, я весь горю! Наверняка уже под сорок…»
Он случайно бросил взгляд на Коджака. Ему понадобилась почти минута, чтобы осознать то, что он увидел. Коджак тяжело дышал. Дело было не в лихорадке или не только в ней, потому что Коджак тоже страдал от жары.
Над головой неожиданно пронеслась стая птиц и бесцельно закружила в воздухе, издавая резкие крики.
«Они тоже это чувствуют. Чем бы это ни было, птицы тоже почуяли это».
Он снова пополз, и страх придавал ему силы. Прошел час. Два. Он сражался за каждый фут, за каждый дюйм. К часу дня он оказался лишь в шести футах от верха. Ему уже стали видны куски асфальтового покрытия, торчавшие над ним. Всего шесть футов, но склон тут был очень крутой и гладкий. Один раз он попытался поползти, извиваясь как червяк, но рыхлый гравий, находящийся под слоем асфальта, начал осыпаться под Стю, и теперь он боялся, что стоит ему шевельнуться, как он снова рухнет прямо на самое дно, скорее всего сломав при этом вторую проклятущую ногу.
— Приехали, — пробормотал он. — Красивенькое зрелище, твою мать. Что теперь?
Что теперь — выяснилось очень быстро. Хоть он и не шевелился, грунт начал уходить из-под него. Он соскользнул на дюйм и скрюченными пальцами вцепился в землю. Его сломанная нога пульсировала от боли, а таблетки Глена он забыл сунуть в карман.
Он соскользнул еще на два дюйма. Потом на пять. Левая нога повисла без опоры. Он держался только руками и тут увидел, что они начали соскальзывать, оставляя за собой десять маленьких бороздок в сырой почве.
— Коджак! — отчаянно вскрикнул он, уже ни на что не надеясь. Но вдруг Коджак оказался рядом. Стю вслепую обхватил его за шею, не рассчитывая на спасение, а лишь, как утопающий, цепляясь за то, что оказалось под руками. Коджак не сделал ни единой попытки стряхнуть его с себя. Он впился в землю когтями. На мгновение Стю с Коджаком застыли как живая скульптура. Потом Коджак двинулся вперед, дюйм за дюймом. Из-под его лап вырывались мелкие камушки и фонтаны песка. Они летели прямо в лицо Стю, и он закрыл глаза. Коджак волок Стю, дыша ему в правое ухо как воздушный компрессор.
Он чуть приоткрыл глаза и увидел, что они уже почти наверху. Голова Коджака была опущена вниз. Задние ноги яростно рыли землю. Он одолел еще четыре дюйма, и этого оказалось достаточно. С отчаянным криком Стю отпустил шею Коджака и схватился за выступающий кусок асфальта. Тот раскрошился у него в руках. Он ухватился за другой. Два ногтя слетели с пальцев, как сырая штукатурка, и он закричал. Боль была жуткой, невыносимой. Он вскарабкался наверх, отталкиваясь здоровой ногой, и в конце концов каким-то чудом умудрился выбраться на поверхность шоссе 1–70 и теперь лежал там, тяжело дыша и закрыв глаза.
Потом рядом с ним очутился Коджак. Он заскулил и облизал лицо Стю.
Стю медленно сел и посмотрел на запад. Он смотрел долго, не замечая жара, все еще обдававшего его лицо горячими широкими волнами.
— О Боже мой, — наконец слабым, прерывистым голосом произнес он. — Погляди туда, Коджак. Ларри. Глен. Их больше нет. Господи, ничего больше нет. Все исчезло.
Грибовидное облако вздымалось на горизонте, как сжатый кулак на конце длинной серой руки. Размытое по краям, оно дрожало, начиная распадаться. Оно светилось изнутри зловещим оранжево-красным светом, словно солнце решило зайти ранним полуднем.
«Ядерный взрыв», — подумал он.
Они все были мертвы в Лас-Вегасе. Кто-то дернул не за ту веревку, и взорвался ядерный заряд… причем здоровенный, судя по размерам облака и звуку. Может быть, взорвался целый склад. Глен, Ларри, Ральф… даже если они еще не успели добраться до Вегаса, наверняка они были достаточно близко, чтобы изжариться заживо.
Рядом с ним горестно скулил Коджак.
«Радиоактивные осадки. Куда разнесет их ветер?»
Имеет ли это значение?
Он вспомнил о своей записке Фрэн. Необходимо дописать ее — рассказать о том, что случилось. Если ветер понесет осадки на восток, у них могут возникнуть проблемы… но еще важнее, чтобы они узнали: если Лас-Вегас был плацдармом темного человека, теперь он исчез. Люди испарились вместе со всеми смертоносными игрушками, которые валялись повсюду и ждали лишь, когда их кто-нибудь подберет. Он должен приписать все это к своему посланию.
Но не сейчас. Сейчас он слишком устал. Подъем отнял все его силы, а жуткий вид этого тающего громадного грибовидного облака истощил его еще больше. Он испытывал не ликование, а лишь тупую, мучительную усталость. Он улегся на асфальт, и последней его мыслью перед тем, как он погрузился в сон, было: «Сколько мегатонн?» Он не думал, что кто-нибудь когда-либо это узнает. Или захочет узнать.
Он проснулся после шести. Грибовидное облако исчезло, но небо на западе было какого-то злобного розово-красного цвета, как яркий рубец от ожога. Стю дотащился до разделительной полосы и снова растянулся без сил. Вернулась дрожь. И жар. Он дотронулся запястьем до лба, попытался определить температуру и прикинул, что она явно переваливает за тридцать девять.
Коджак выскочил из темноты спускавшегося вечера с зайцем в зубах. Он положил его у ног Стю и помахал хвостом, ожидая похвалы.
— Хороший пес, — устало сказал Стю. — Вот молодец.
Хвост Коджака завилял быстрее. «Да, — казалось, соглашался он, — я очень неплохой пес». Но он по-прежнему глядел на Стю, похоже, ожидая чего-то. Часть ритуала не была завершена. Стю попытался вспомнить, какая именно. Мозг работал очень медленно: словно, пока он спал, кто-то залил патокой все его внутренние переключатели.
— Хороший пес, — повторил он и взглянул на мертвого зайца. Потом он вспомнил, хотя даже не был уверен, остались ли у него еще спички.
— Тащи, Коджак, — сказал он, скорее чтобы доставить удовольствие собаке. Коджак унесся прочь и вскоре вернулся со здоровым куском сухого дерева.
Спички у Стю были, но поднялся довольно сильный ветер, а руки его здорово дрожали. Потребовалось много времени, чтобы развести костер. С десятой спички он разжег лучину, которую настругал, но тут резко дунул ветер и погасил огонь. Стю заново аккуратно сложил лучину, заслоняя ее своим телом и ладонями. В спичечном коробке с этикеткой, рекламирующей заочную школу «Ла Салль», осталось всего восемь спичек. Он поджарил зайца, половину дал Коджаку, сам же сумел съесть лишь маленький кусочек своей доли. Он бросил Коджаку остатки. Коджак не подобрал их. Он глянул на мясо, а потом тревожно заскулил, уставясь на Стю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
