— А как зовут сестру? — спросила вдруг она, прервав его рассуждения.
Продумавший до последней черточки всю свою легенду, он вдруг растерялся. О такой мелочи, как имя сестры, ему даже не пришло в голову побеспокоиться.
— И… Илаза.
Он не нашел ничего лучшего — любое придуманное имя произносится не так, как настоящее. Придуманное имя можно ненароком забыть — а так, рассказывая о сестре, он может воображать себе жену…
Уловка оказалась неудачной. Он принялся описывать Илазу — ее лицо, ее глаза, ее походку и платье, ее манеру говорить — и, не в силах остановиться, с ужасом понял, что рассказывает о ней не так, как рассказывают о сестрах. В голосе его звучат нотки, неуместные в рассказе о родственнице — если только не состоишь с ней в кровосмесительной связи. Он запнулся и закашлялся, перегнулся через борт, едва не ударившись головой о вертящиеся спицы; двуколка накренилась. Луна забеспокоилась.
— Осторожно, — сказала Тиар, когда он осмелился прекратить свой надсадный кашель. — Ты перевернешь нас.
Больше она ничего не сказала, и, чтобы замять смущение, он принялся болтать еще быстрее и громче. В его истории появился теперь Алтарь.
Тиар знала о священном камне — кто о нем не знает! — но Игар по праву считал себя знатоком куда большим. Не смущаясь, что, возможно, сообщает Тиар сведения, давно ей известные, он подробно описал историю Алтаря — говорят, он не только заключает браки, но и — раз в столетие — способен произвести настоящее чудо. Впрочем, маленькое чудо случается всякий раз, когда влюбленным удается до него добраться — потому как путь к Алтарю труден. Если их решение сочетаться браком недостаточно сильно, то они либо заблудятся в дремучем лесу, либо вернутся обратно, либо вообще погибнут в одной из многочисленных ловушек (в этом месте голос его дрогнул, но Тиар не могла знать, почему). Но если влюбленные решили объединиться наперекор судьбе и людям — тогда после двух дней пути они находят в лесу реку, мелкую и быструю, а прямо посреди реки лежит камень, с первого взгляда похожий на огромный блин… Невеста обязательно должна быть девственна; когда брак свершается, воды реки поднимаются и захлестывают камень, и смывают ее кровь, и кажется, что ледяная река теплая, будто молоко…
Неожиданно для себя он увлекся. Он поразился, почему никогда раньше, в самые черные минуты, ему не приходило в голову обратиться к этому воспоминанию — такому светлому, такому щемящему, такому…
Он увидел, как Тиар на него смотрит, и быстро отвернулся. Луна трусила и трусила вперед, из-под мерно постукивающих копыт поднималось облачко пыли.
— Откуда ты знаешь? — спросила она после паузы. — Откуда ты все это знаешь?
Он покусал губы — будто решаясь на откровенность.
— Моя сестра, — сказал он шепотом, — я не хотел говорить… Они сочетались на Алтаре с тем парнем, но это тайна…
Тиар помолчала. Ветер теребил бахрому теплого платка у нее на плечах.
— Разве такое держат в тайне? — спросила она медленно. — Ты ведь сам только что сказал… Люди признают узы, скрепленные Алтарем, твоя сестра навеки связана с этим, как ты говоришь, парнем… И она законная жена ему — зачем держать в тайне ее беременность?
Некоторое время Игар смотрел на пыльный хвост Луны. У белой кобылы был на редкость пышный, каштановый хвост, и сейчас он колыхался в такт ее шагам.
— Он оказался подлецом, — сказал Игар глухо. — Это… темная история, я не хотел бы огорчать госпожу… Но правда такова, что… Никто не должен знать, что они муж и жена. Никогда…
Мимо проплывали стволы небольшой рощицы; прямо перед мордой удивленной Луны дорогу перебежал заяц. Если не знаешь, что говорить, то лучше всего напустить туману.
Тиар молчала. Она умела очень выразительно молчать — в карих глазах чуть заметно мерцали зеленые звездочки. Человеку, который на «ты» с жизнью и смертью, лучше не досаждать такой примитивной ложью.
Игар с удовольствием дал бы себе оплеуху — если бы мог. Он напряженно ждал от Тиар нового вопроса или укора — но женщина молчала, подставив лицо ветру.
Ночь провели под открытым небом, потому что гостиницы по дороге не случилось. К счастью, ночь была сухой и ясной; Тиар, улыбнувшись, заявила, что ей ночевка под открытым небом не в диковинку и не в тягость. В багаже у нее оказалась пара теплых одеял — одно из них она, несмотря на протест, всучила Игару. Высыпали звезды — Хота висела над самым горизонтом, Игар смотрел на нее до боли в глазах и шепотом умолял не спешить. Он идет, он уже идет; пусть Илаза, которая тоже сейчас смотрит на уходящую звезду, не падает духом…
Он лежал на охапке сена, и колесо двуколки высилось над ним, будто черный горбатый мост. Неподалеку пофыркивала Луна — белые бока ее светились в темноте сообразно имени. Тиар ровно дышала, привычно устроившись на сиденьи, и Игар вдруг спросил себя: а зачем ей эта мучительная бродячая жизнь? Почему ей не осесть где-нибудь, ведь хорошая повитуха всегда будет обеспечена и уважаема? Неужели только обычная зависть товарок-повитух, строящих козни и распускающих гадкие слухи, гонит ее от селения к селению?..
Он закрыл глаза: теперь неважно. Кто такая Тиар, и почему она скитается, и почему она одинока, и чем она досадила скруту — не ему, Игару, отвечать на эти вопросы. Теперь следует думать об Илазе…
Заветное имя, прежде заставлявшее Игарово сердце сладко сжиматься, на этот раз оставило его равнодушным. Наверное, от усталости.
Они снова тронулись в путь на рассвете, и очень скоро Игар обнаружил, что между ним и его спутницей стоит плотная стена лжи.
Все это было. Все это уже было однажды — только вместо двуколки была наемная повозка, а его спутница… была шлюхой из портового дома терпимости. И он тоже лгал, невыносимо, ежесекундно — про дом с пятью ступеньками… Про участок земли, который можно продать и купить молочное стадо, и делать сыр…
Та была шлюха и лгунья, и она врала в ответ — но Игар помнит, что тогда его обман был ему в тягость. Как же, вез человека на лютую смерть… А теперь рядом с ним сидит женщина, в сравнении с которой тот «человек» кажется просто морской свинкой. И что? Почему он, Игар, не чувствует раскаяния, только страх ошибиться, выдать себя, не довести до конца своего дела?..
Помня о вчерашнем конфузе, он на этот раз помалкивал — Тиар и не думала заговаривать с ним и тем самым разрядить напряжение. Она по-прежнему правила своей Луной, вернее, позволяла Луне бежать, как бежится; Игар всей кожей чувствовал ее молчаливое ожидание. Он канатоходец на канате вранья, и путь его готов был прерваться у самого начала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
