А потом Сьюзен услышала, как какая-то девочка заплакала — тихонько, так чтобы никто ее не услышал. И плакала она довольно долго. Столько всего предстояло наверстать…
Высоко в небе над Плоским миром парил Смерть. Услышав этот плач, он кивнул. Можно выбрать бессмертие, можно выбрать человечность.
Но выбор каждый делает сам.
Был последний день семестра, и, соответственно, везде царила неразбериха. Некоторые девочки уезжали раньше других, постоянным потоком прибывали родители самого разного происхождения, так что ни о каких занятиях не могло быть и речи. В такой день допускается некоторое несоблюдение школьных правил.
Сьюзен, Глория и принцесса Нефрита направились к цветочным часам. Без четверти маргаритка.
Сьюзен чувствовала себя опустошенной и вместе с тем натянутой как струна. Казалось, что вот-вот с ее кончиков пальцев посыплются искры.
Глория принесла пакет вяленой рыбы, купленной в лавочке на улице Трех Роз. Пакет испускал запах горячего уксуса и густого холестерина.
— Папа говорит, я должна вернуться домой и выйти замуж за какого-то тролля, — сообщила Нефрита. — Эй, если есть хорошие рыбные кости, я с удовольствием съем.
— А ты его знаешь? — спросила Сьюзен.
— Нет, но папа говорит, что гора у него просто огромная.
— Я бы на твоем месте не соглашалась, — прошамкала Глория сквозь полный рот рыбы. — В конце концов, мы живем в век Летучей Мыши. Я бы сказала «нет». Верно, Сьюзен?
— Что? — не поняла Сьюзен, задумавшаяся о своем, а потом, когда ей все повторили, кивнула: — Конечно, я бы сначала взглянула на него. Может, он окажется очень милым. А гору ты получишь в качестве премии.
— Да, это очень логично. А твой папа случаем не прислал его изображение? — спросила Глория.
— Прислал, — ответила Нефрита.
— Ну и что?
— Гм… Ну, он не лишен привлекательных расселинок и трещинок, — задумчиво проговорила Нефрита. — А еще у него есть ледник, который, как говорит папа, не тает даже самым жарким летом.
Глория одобрительно кивнула.
— Судя по всему, приятный парень.
— Но мне всегда нравился Отрог из соседней долины. А папа его просто ненавидит. Но он много работает, копит деньги и уже накопил на собственный мост.
Глория вздохнула.
— Иногда так тяжело быть женщиной, — сказала она и подтолкнула локтем Сьюзен. — Хочешь рыбки?
— Я не голодна, спасибо.
— Очень хорошая. Не с душком, как обычно.
— Нет, спасибо.
Глория снова толкнула ее локтем.
— Может, хочешь сама сходить за рыбкой? — спросила она и как-то хитро улыбнулась под бородой.
— С чего вдруг?
— Туда уже многие девчонки сбегали сегодня, — сообщила Глория и наклонилась поближе. — Там работает новый парень. Красавчик, вылитый эльфис.
Что-то дернулось и зазвенело внутри Сьюзен. Она встала.
— Вот что он имел в виду! Вот что еще не произошло!
— Что? Кто? — не поняла Глория.
— Лавка на улице Трех Роз?
— Да.
Дверь в дом волшебника оказалась открытой. Сам волшебник вынес на улицу кресло-качалку и тихонько дремал на солнышке.
Ворон сидел на его шляпе. Сьюзен подошла к грозно посмотрела на птицу.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Кар-кар, — откликнулся ворон и взъерошил перья.
— Хорошо, — кивнула Сьюзен.
Она зашагала дальше, понимая, что краснеет.
— Ха! — хмыкнул кто-то за ее спиной, но она предпочла не оборачиваться.
Что-то быстро промелькнуло в сточной канаве.
— СН. СН. СН, — произнес кто-то, прячущийся за оберткой из-под рыбы.
— Ага, очень смешно.
Сьюзен решительно шагала по улице. А потом она побежала.
Смерть улыбнулся, отодвинул в сторону увеличительное стекло и отвернулся от модели Плоского мира. Альберт внимательно наблюдал за ним.
— ПРОСТО ПРОВЕРЯЛ, — сказал Смерть.
— Конечно, хозяин, — согласился Альберт. — Я оседлал Бинки.
— ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО Я ПРОСТО ПРОВЕРЯЛ?
— Не сомневаюсь, хозяин.
— КАК ТЫ СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ?
— Отлично, хозяин.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— БУТЫЛКА У ТЕБЯ?
— Да, хозяин. — Она стояла на полке в спальне Альберта.
Слуга проводил Смерть во двор, помог подняться в седло и подал косу.
— НУ, МНЕ ПОРА, — сказал Смерть.
— Нужно так нужно, хозяин.
— И ПЕРЕСТАНЬ УХМЫЛЯТЬСЯ.
— Конечно, хозяин.
Смерть выехал за ворота, но неожиданно для себя самого направил лошадь к тропинке, ведущей в сад.
В саду Смерть остановился перед одним из деревьев и долго-долго смотрел на него.
— А МНЕ КАЖЕТСЯ, ОЧЕНЬ ЛОГИЧНОЕ РЕШЕНИЕ, — наконец пожал плечами он и дернул поводья.
Бинки послушно развернулась и рысью унесла его в мир смертных.
Перед ним раскинулись земли и города Плоского мира. Синий свет горел на лезвии косы.
Вдруг Смерть почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Он поднял голову и в ответ воззрился на вселенную, которая наблюдала за ним с удивленным интересом.
Голос, который способен был расслышать только он, спросил:
— Что, малыш-Смерть, решил немного побунтовать? Но против чего?
Смерть задумался. Может, кто-то и мог так сразу ответить на этот вопрос… но только не он.
Поэтому Смерть решил вообще ничего не говорить.
Он направил лошадь туда, где ждали его человеческие жизни. Приятно сознавать, что ты нужен людям.
А где-то далеко-далеко, в совсем другом мире, кто-то нерешительно взял в руки музыкальный инструмент, откликнувшийся эхом на ритм его души.
Она никогда не умрет.
Она здесь, чтобы быть.
Санта-Хрякус
Посвящается директору партизанского книжного магазина (личности, известной в определенных кругах под кличкой Ппинт) за то, что он задал мне вопрос, который задает Сьюзен в этой книге.
До сих пор поражаюсь: и почему другие люди не задали этот вопрос раньше?..
А также очень многим ушедшим друзьям
Все где-то начинается, хотя большинство ученых-физиков с этим не согласны.
Вопрос о начале всегда бередил людские умы. «Вот, к примеру, – задаемся вопросом мы, – как водитель трактора, расчищающего снег, попадает на работу?» Или: «Откуда составители всевозможных словарей знают, что данное слово пишется именно так, а не иначе?» Нас преследует непреодолимое желание найти точку в переплетающихся, крайне запутанных нитях пространства-времени, в которую можно ткнуть метафорическим пальцем и воскликнуть: ага, именно здесь-то все и началось!
Кое-что началось в день, когда Гильдия Убийц приняла на учебу господина Чайчая, чей взгляд на вещи несколько отличался от взглядов других людей. Главное отличие состояло в том, что господин Чайчай относился к живым людям как к неодушевленным предметам. («Мы просто пожалели его, – заявит несколько позднее глава Гильдии лорд Низз. – Ведь еще в юном возрасте он потерял и мать, и отца. Хотя нам следовало бы разобраться, как и что именно тогда произошло».)
Но куда раньше случилось еще кое-что. Люди забыли. Забыли, что многие старые сказки и предания неизменно повествуют о крови. Самые кровавые сцены были вырезаны из сказок, чтобы сделать их более приемлемыми для детей – ну, или для родителей, читающих их детям (кстати, сами дети к кровавым сценам относятся совершенно спокойно, тем более если кровь проливается заслуженно[57]). И сказки стали совсем другими.
А еще раньше в самой глубине мрачных пещер и в самой чаще дремучих лесов кто-то подумал: «Что же это за существа такие? Гм, присмотрюсь-ка я к ним повнимательнее…»
И намного раньше образовался Плоский мир, который начал свое путешествие по множественной вселенной на спинах четырех слонов, стоявших на панцире гигантской черепахи, Великого А’Туина.
