- Разве Джордж Вашингтон не был южанином, сэр? - чеканя каждое слово, спросил Адам.
Но преподобный Старбак был слишком стар, чтобы отказаться от своих убеждений.
- Джордж Вашингтон, молодой человек, как и вы, был выходцем из аристократии. Мои наблюдения относятся только к безликой черни. Видите там генерала? - властная трость, едва разминувшись с сержантом артиллерии, указала на пухлого офицера, соседа преподобного по вагону.
- Вижу, сэр, - ответил Адам, гадая, какие же характерные черты таил в себе череп генерала.
Но преподобный Старбак уже отставил в сторону свои занятия френологией.
- Это Поуп, - провозгласил священник. - Он был достаточно вежлив, оказывая мне знаки внимания во время поездки. И в самом деле, приятный мужчина.
Адам с интересом наблюдал за новым главнокомандующим Северовиргинской армии. Генерал Джон Поуп оказался румяным и уверенным в себе человеком с проницательными глазами и кустистой бородой. Если френология и правда могла дать точную характеристику свойств его характера, то широкий лоб Поупа и солидное выражения квадратного лица наводили на мысль, что он может стать тем спасителем, которого ищет Север с самого начала войны.
Джон Поуп отличился в битве на Миссисипи, и теперь прибыл на восток, чтобы сотворить чудо в непокорной сельской Виргинии, где северных генералов, одного за другим, сперва водила за нос, а затем и разбивала армия мятежных оборванцев.
- У Поупа верные представления, - с энтузиазмом продолжил преподобный. - Неправильно это, жеманничать с мятежниками. Непослушание ведет к наказанию, открытое неповиновение требует расплаты. Царствие рабовладельцев должно получить по заслугам, а их земли следует предать огню. Поуп не будет бездействовать, он меня в этом заверил. Он настоящий исполнитель воли Господней.
И в самом деле, генерал Поуп почти что сразу же после своего назначения заявил, что старая политика доброго отношения к мирным жителям Юга завершилась.
С этого времени солдаты северян могли спокойно грабить мирное население, и любой возмутившийся подобным поведением южанин должен был быть подвергнут наказанию. Преподобного приводило в восторг подобное рвение.
- Южанин, - наставлял священник Адама, - понимает только один язык. Грубой силы. Этим языком он притеснял негров, и его же и следует использовать для подавления его самого. Вы согласны со мной?
- Я думаю, сэр, - тактично ответил Адам, - что победа северян не за горами.
- Несомненно, так и есть, - согласился преподобный, не уверенный, является ли этот ответ согласием. А согласиться с ним действительно стоило, так как именно от него зависело будущее кавалерийского полка Гэллоуэя и Адама. Адам остался без гроша, дезертировав с Юга, но знакомство с майором Джеймсом Старбаком сослужило ему неплохую службу, ведь как раз от старшего сына преподобного, Джеймса, он узнал о кавалерийском полке Гэллоуэя, он же предположил, что его знаменитый отец может предоставить Адаму необходимые средства для вступления в в него.
Преподобный доктор Старбак на деле выказал больше чем простое желание выделить деньги. Находившийся в слишком преклонном возрасте для сражений, но и будучи слишком неравнодушным, чтобы оставаться в стороне от войны, он бессильно наблюдал, как Север терпел в Виргинии одно поражение за другим. Эти поражения побудили его пожертвовать свои личные и церковные средства на набор и вооружение массачусетских полков, но лишь чтобы наблюдать, как их вели к катастрофе.
На месте преподобного люди менее стойкие давно бы бросили подобные усилия, но эти несчастья лишь усилили рвение священника. Вот почему, когда ему предоставился шанс внести пожертвования на создание кавалерийского полка Гэллоуэя, преподобный без колебаний согласился. Он не только помог Адаму, но и закупил для полка Гэллоуэя оружие и снаряжение на сумму в пятнадцать тысяч долларов.
Эти деньги не принадлежали преподобному Старбаку лично и были собраны обществом Благочестивых аболиционистов Новой Англии.
- В прошлом, - рассказывал он Гэллоуэю и Адаму, пока они ехали в экипаже на запад от Манассаса, - мы использовали подобные благотворительные сборы для нашей работы на Юге - распространяли брошюры, открывали воскресные школы для негров и конечно же не оставляли без внимания злостные поступки рабовладельцев, но теперь мы не в состоянии проводить эти мероприятия, и нашим пожертвованиям необходим другой способ трат.
- Без сомнения, большая часть будет потрачена на содержание беглых рабов? - поинтересовался Адам, в то же самое время надеясь, что этот вопрос не лишит его с Гэллоуэем денежной поддержки.
- Беглым неграм оказывают щедрую поддержку! Щедрую! - неодобрительный тон преподобного подразумевал, что те рабы, которые сумели сбежать на Север, нежились в роскоши, вместо того чтобы прозябать в антисанитарных условиях во временных лагерях. - Нам необходимо подрубить дерево рабства на самом корню, а не срывать завядшие листья с его верхушки.
Адам, заметивший гнев, скрывавшийся в словах священника, заподозрил, что преподобный Старбак скорее настроен наказать самих рабовладельцев, нежели на самом деле освободить рабов.
По дороге от Нью-Маркета экипаж вскарабкался на пологий холм, проехал большой лес и покатился вниз по холму к Уоррентон-Пайк. Управляя экипажем, майор Гэллоуэй указывал на знаменательные места сражений, которые гремели прошлым летом на этой самой земле. Тут были руины дома, где вдова хирурга Генри погибла под шрапнельным огнем, а там - дом Мэттьюза, служивший госпиталем.
Когда экипаж покатился вниз по Садли-роуд к северу от главной дороги, Гэллоуэй указал на противоположный берег реки, откуда началось фланговое наступление северян, но в процессе беседы понял, что преподобного едва ли трогает сей предмет разговора. Преподобный доктор Старбак не нуждался в экскурсии с провожатым по местам поражений северян, он хотел услышать лишь обещания побед, так что разговор смолк. Гэллоуэй направил экипаж по дороге, ведущей к унаследованной им от отца ферме.
Майор Гэллоуэй, по натуре человек добродушный, нервничал в обществе знаменитого аболициониста и с облегчением вздохнул, когда преподобный Старбак объявил, что не планирует провести ночь на уютной ферме, а хочет вечерним поездом отправиться дальше на юг, в Калпепер.
- Мой друг Бэнкс был очень любезен, пригласив меня, - пояснил священник, имея ввиду генерала Натаниэля Бэнкса, который до своего назначения генералом являлся губернатором Массачусетса и полагал, что визит старого друга поможет приободрить его павших духом солдат.
Это приглашение чудесным образом повлияло и на настроение священника. В Бостоне он рвал и метал, черпая военные новости из газет и писем, но теперь собственной персоной мог узнать, что же в действительности происходит в Виргинии, ради чего выхлопотал себе свободу от кафедры на весь август. И он усердно молился, чтобы этот месяц оказался достаточно долгим, дабы он мог стать первым священником-северянином, произнесшим проповедь с ричмондской кафедры.
Но прежде чем присоединиться к Бэнксу, священник согласился на встречу с майором Гэллоуэм и его людьми. Он обратился с речью к полку Гэллоуэя на лугу позади фермы, призывал его стойко сражаться, но по его резкой отрывистой манере речи стало понятно, что ему не терпится как можно скорее закончить проповедь и продолжить поездку.
Майор Гэллоуэй тактично отменил запланированное представление с поединком на саблях и повел гостя к сельскому дому, оказавшемуся величественным зданием в тени больших дубов, окруженным широкими лужайками.
- Мой отец был преуспевающим адвокатом, - объяснил Гэллоуэй причину столь роскошного дома.
- И рабовладельцем в придачу? - свирепо спросил священник, указав своей эбеновой тростью на небольшие хижины к северу от дома.
- Я освободил всех своих рабов, - поспешил ответить Гэллоуэй. - Если бы я продал их, сэр, - продолжил он, - то мне не пришлось бы выпрашивать деньги на полк. Для сбора средств я заложил ферму, сэр, и потратил все деньги на оружие и лошадей, которых вы только что видели, сэр, но больше средств у меня не осталось. Я остался без гроша ради дела свободы.
- Ради которого мы все должны быть готовы пойти на жертвы, - изрек преподобный Старбак, проследовав за майором по ступенькам веранды в холл. Звуки шагов отдавались эхом, словно дом был заброшен, что впрочем так и было - за исключением необходимых предметов мебели Гэллоуэй отправил всю свою библиотеку, портьеры и картины на хранение на Север, чтобы мятежные соседи не смогли отомстить за его предательство, разграбив ценности.
А если вещи не разграбят соседи, пояснил он, то без сомнения растащит брат.
- Мой брат, увы, сражается за южан, - сказал майор Гэллоуэй священнику, - и ничто не может прельстить его сильнее, чем возможность отобрать у меня дом со всеми вещами.
