– Все-таки ты одолел эту зверюгу. Ты получишь тумен, и мы пойдем на войну.
Яо Шу понял, что хан пробует навести мосты в отношениях с сыном. Джучи будет командовать десятью тысячами воинов. Хан оказывает ему огромное доверие, заслужить которое очень непросто. Но к сожалению Яо Шу, мальчишка ответил дерзостью:
– Какой еще награды я мог бы ожидать от тебя, повелитель?
Последовало напряженное молчание, потом Чингис недоуменно пожал плечами и продолжил:
– Что ж, мальчик. Я дал тебе больше, чем нужно.
Минули дни, и лавина повозок, табунов и отар вылилась с гор на равнины. К югу и западу лежали города, которыми правил шах Мухаммед. Племена слышали о том оскорблении, которое нанесли их хану, и все знали об убийстве послов. Возмездие давно стало их вожделенной целью.
Оставив позади холодные горы, разведчики разлетелись во все стороны от основной массы кочевников. Военачальники бросили кости, чтобы разыграть право вести тумен в первый рейд. И поскольку Джебе выпало четыре коня, спор выиграл он. Узнав об этом, Чингис вызвал преемника Арслана к себе, чтобы сделать необходимые распоряжения. Джебе нашел хана в окружении его братьев, все были поглощены обсуждением планов предстоящей войны. Заметив наконец стоящего в дверях молодого человека, хан подозвал его кивком, почти не отрывая глаз от новеньких карт, расчерченных углем и чернилами.
– Темник, мне сведения нужны больше, чем горы трупов, – сказал Чингис. – Шах может укрыться в таких же больших городах, как в Китае. Необходимо встретить его армию раньше и навязать наши условия. А до того дня мне нужно все, что ты сможешь узнать. Если в городе меньше двух тысяч воинов, пусть сдаются. Отправь ко мне ремесленников и купцов – они хоть немного знают эту страну.
– Великий хан, а если они не сдадутся? – спросил Джебе.
Хасар ухмыльнулся, не отрываясь от карт, но желтые глаза хана поднялись на полководца.
– Тогда очисти путь, – ответил Чингис.
Когда Джебе развернулся, чтобы уйти, Чингис тихонько свистнул. Джебе развернулся назад и вопрошающе посмотрел на хана.
– Теперь это только твои воины, Джебе, не мои и не чьи-то еще. Поначалу они будут приглядываться к тебе. Помни об этом. Я видел, как воины ломались и бежали, но потом побеждали при совершенно неравных шансах. И все потому, что поменяли их командиров. Запомни, Джебе, никто не сделает эту работу за тебя. Ясно?
– Да, повелитель, – ответил Джебе.
Он изо всех сил старался скрыть свой восторг, хотя чувства переполняли его и голова шла кругом. Это была его первая самостоятельная операция. Десять тысяч человек будут подчиняться ему одному, их жизнь и честь будут только в его руках. Чингис улыбнулся украдкой, не сомневаясь в том, что ладони молодого человека намокли от пота, а сердце готово было выпрыгнуть вон.
– Тогда вперед, – сказал напоследок хан, возвращаясь к своим картам.
Весенним утром Джебе выступил во главе десятитысячного войска ветеранов, жаждущих прославить имя своего командира. Уже через несколько дней мусульманские купцы начали стекаться в лагерь, словно сам дьявол подгонял их.
И было множество желающих обменять и продать сведения этой неизвестно откуда взявшейся силе, и Чингис приветливо принимал толпы торговцев в ханской юрте, а затем отпускал их с мошнами, полными серебра. А за их спинами медленно разгорался пожар.
Джучи присоединился к своим воинам спустя два дня после того, как Чингис навестил его в юрте для раненых. Выйдя из полуторамесячного заточения, Джучи исхудал и побледнел, но сел верхом на любимого коня, невзирая на боль. Повязки с левой руки еще не сняли, а незажившие до конца раны на ногах то и дело давали о себе знать, но, подъезжая к рядам воинов, Джучи улыбался. Узнав, что он скоро прибудет, его люди выстроились поприветствовать своего командира и первенца хана. Сохраняя строгое выражение лица, Джучи концентрировал внимание на собственной слабости. Подавая приветственный знак, он поднял руку, и хор мужественных голосов восславил благополучное выздоровление Джучи и его победу над тигром, шкуру которого тот постелил под седлом на спине своего коня. Отныне высушенная пасть будет рычать на рукоять меча с головой волка.
Заняв свое место в переднем ряду, Джучи развернул коня и обернулся на армию, которую доверил ему отец. Из десяти тысяч воинов более четырех были родом из Цзинь. Они сидели в седле, как монголы, и носили монгольские доспехи, но Джучи знал, что стреляют из лука они не так быстро и не так хорошо, как его соплеменники. Еще с пару тысяч мужчин происходили из тюркских племен, что кочевали севернее и западнее монголов. Однако в отличие от последних эти темнокожие люди хорошо знали среднеазиатские страны. Джучи показалось, что отец умышленно дал ему этих людей, отличающихся более слабым темпераментом, хотя и они были жестоки, любили борьбу и охоту. И Джучи был ими доволен. Последние четыре тысячи происходили из племен найманов, ойратов и джаджиратов. Окинув взором их ряды, Джучи как будто заметил слабость в их хмурых лицах. Монголы знали, что Джучи не был любимым сыном Чингиса, возможно, даже не был его сыном вообще. И Джучи прочел на их лицах оттенок сомнения, да и приветствовали они его не так восторженно, как остальные.
Джучи чувствовал, как по телу струится энергия, собирая всю его волю воедино. Сейчас ему хотелось, чтобы раненая рука заживала подольше. Но он видел, как Субудай превращал разрозненных людей в коллектив, и жаждал поскорее взяться за дело.
– Я вижу перед собой мужей, – начал Джучи. Голос его звучал твердо, но многие ухмыльнулись. – Я вижу воинов, но пока не вижу здесь армии.
При этих словах ухмылки на лицах стали исчезать, а Джучи показал им на широкую лавину телег, катящихся с гор перед ними.
– У нашего народа достаточно мужчин, чтобы не подпускать волков, – заявил он. – Сегодня вы пойдете со мной, и я посмотрю, что я смогу из вас сделать.
Джучи ударил пятками по бокам коня, хотя ноги уже начинали болеть. Десятитысячное войско двинулось следом за ним на равнины. Джучи подумал, что будет гонять их, пока они не ослепнут от изнеможения или, по крайней мере, пока будет в силах переносить боль в ногах. А он будет терпеть. Как терпел всегда.
Отрар – жемчужина в ожерелье городов Хорезма – с давних пор богател на перекрестках древних империй. Почти тысячу лет этот город охранял северные границы страны, получая свою долю богатств, что стекались на запад по торговым путям. Высокие стены служили надежным прикрытием для тысяч кирпичных домов. Некоторые из них имели три этажа. Чтобы защититься от палящего солнца, дома красили в белый цвет. Улицы города всегда кишели людьми и предлагали самые удивительные товары со всего мира, на любой вкус и кошелек. Правитель города Иналчук каждый день раздавал милостыню в мечети и делал публичные заявления о своей преданности учению пророка. Но вдали от посторонних глаз он распивал запретное вино и содержал гарем, где предавался утехам любви с рабынями самых разных национальностей.
По мере того как солнце клонилось к холмам и воздух наполняла прохлада, мужчины и женщины расходились по домам и улицы Отрара понемногу теряли свою кипучую энергию. Отерев глаза от пота, Иналчук сделал выпад в сторону своего учителя фехтования. Этот человек не был глуп, и порой Иналчук подозревал, что учитель позволяет своему господину заработать очки. Наместник не возражал, пока тот сохранял благоразумие. Как только учитель подыгрывал ему чересчур очевидно и открывался, Иналчук бил сильнее, оставляя на его теле рубец или синяк. Это была игра. Все на свете было только игрой.
Краем глаза Иналчук заметил появление главного писца. Тот вошел во внутренний двор и остановился в ожидании хозяина. В наказание за невнимательность учитель улучил момент, чтобы нанести удар, но Иналчук успел отскочить, а затем низким выпадом всадил тупое острие клинка в живот своего противника. Учитель тяжело упал, и градоправитель залился смехом.
– Знаю я твои уловки, Акрам, и не собираюсь тебя поднимать. Хватит с меня и одного раза.
Учитель улыбнулся и вскочил на ноги. Поскольку уже темнело, Иналчук поклонился учителю и передал ему клинок.
Когда солнце село, в небе над Отраром разнеслись голоса муэдзинов, воздававших благодарение Аллаху. Пришло время вечерней молитвы, и дворик начал заполняться домочадцами. Они расстилали рядами молитвенные коврики и, опустившись на них, склоняли головы. Когда собрались все, Иналчук занял свое место в первом ряду, и все волнения и заботы исчезли.
Пока совершали обряд и бормотали в унисон слова молитвы, Иналчук с нетерпением ждал, когда завершится дневной пост. Рамадан уже близился к концу, и даже такой влиятельный человек, как он, не мог нарушить запрет. Рядом, точно птицы, щебетала прислуга, и градоправитель предпочитал не давать им улик, которые они могли бы использовать против него самого в суде шариата. Скорчившись на коврике и отбивая земные поклоны, правитель думал о том, каких женщин взять ему с собой в баню. Хотя священный месяц еще не истек, все дозволялось после заката. По крайней мере, в собственном доме он мог быть властителем. И наместник уже представил, как накапает меду на спину своей нынешней фаворитке, когда присоединится к ней.
