Одновременно весть о победе дошла до места к западу от заставы Шаньхайгуань и к востоку от крепости Цзяюй, где располагался госпиталь для раненных солдат.
Впервые с тех пор, как Запад осадил столицу полгода назад, Великой Лян удалось одержать настоящую победу. В госпитале царило ликование. Радостное известие сплотило всех: люди там братались, обнимались и громко плакали от счастья — и покалеченные вояки с севера-запада без рук или со сломанными ногами, и степенные охранники Янь-вана.
Чан Гэн наконец вздохнул с облегчением. Он собирался приказать своим людям готовиться к отъезду в столицу, но вряд ли бы его кто-то услышал. Ему ничего не оставалось кроме как вместо этого беспомощно покачать головой и подать беззвучно ронявшей слезы Чэнь Цинсюй платок.
Все они так долго ждали этого дня. Во время бури и дворец может рухнуть, но если надежная опора в лице Черного Железного Лагеря сохранилась, то на руинах разрушенной страны всегда можно построить новую.
На четвертый день нового года союзные войска западных стран отступили к границе Шёлкового пути. Об их местонахождении донесли взятые ими в плен рабы-хани, а затем на отступавших напали лоуланьские солдаты. Вторгшись в Великую Лян, союзники заняли Лоулань, убили их старого правителя и вынудили молодого пьяницу-принца бежать. И вот наконец лоуланцам представился шанс отомстить своим захватчикам.
Союзные войска понесли огромные потери и были полностью разгромлены.
На пятый день несокрушимый Черный Железный Лагерь отбил двадцать семь пограничных застав и проходов на Шёлковом пути и окончательно прогнал оттуда вражеских солдат. Все не успевшие сбежать иностранцы были взяты в плен.
Шэнь И забежал в маршальский шатер и доложил:
— Великий маршал, эти черепашьи отродья из западных стран снова повтягивали головы в панцири и прислали нам текст мирного соглашения. Это, конечно, вряд ли понравится их западным покровителям. Предлагают обменять рабов-ханей на захваченных нами в плен своих людей. По-твоему...
— Меняй! — без колебаний согласился Гу Юнь.
Стоило ему это сказать, как в шатре поднялся недовольный ропот. Чаще всего звучало: «Маршал, пожалуйста, обдумайте еще раз свое решение».
Шэнь И тоже был потрясен:
— Маршал, но ведь военное донесение еще даже не дошло до столицы. Среди пленников много высокопоставленных лиц иностранных государств. Разве можем мы так... своевольно распоряжаться их судьбой?
Гу Юнь поднял руку, чтобы перебить его:
— Не отступи тогда Черный Железный Лагерь, люди из племени хань остались бы под нашей защитой. Да, возможно, им пришлось бы стоять в очереди ради миски жидкой каши, но никто бы без всякой на то причины не увел их в плен и не обращался с ними унизительно, как со скотом... Я, конечно, не виню вас, господа. Ведь Янь... Я сам лично отдал приказ к отступлению, чтобы сохранить Черный Железный Лагерь, и в будущем мы смогли одержать эту победу. Плененные и униженные врагом мирные жители все еще надеются на мое покровительство. Можно дурно обойтись с кем угодно, но только не с теми, кто верно тебе служил.
Стоило ему произнести эти слова, как в шатре воцарилась тишина — не слышно было ни вороны, ни воробья. Возражений больше не поступало. Правда вскоре выяснилось, что Гу Юнь не собирался «своевольно» отдавать военнопленных.
Поначалу обе стороны действительно встретились в условленное время в условленном месте и обменялись пленными. Союзные войска западных стран уже готовились к отходу, когда кавалерист в легкой черной броне внезапно выхватил древко от стрелы и ткнул им в грудь своего соседа. На грудь «жертвы» заранее прикрепили мешочек с куриной кровью, который тут же лопнул от удара. Хлынула кровь — издалека могло показаться, что несчастного настигла вражеская стрела.
Игра «жертвы» была крайне убедительна: солдат мгновенно рухнул на землю, чтобы потом спокойно и дальше притворяться мертвым.
Гу Юнь от «изумления» вытаращил глаза, широко разинул рот и безжалостно приказал:
— Эти бесчестные люди хуже псов и свиней [6] — никак не могут обойтись без подлых предательских уловок. Под эгидой обмена пленными они тайком решили атаковать нас. Уничтожьте их!
Легкая кавалерия на переднем фланге расступилась, пропуская вперед десятки бойцов в тяжелой броне. Когда Гу Юнь закончил свою речь, по врагу ударила тяжелая артиллерия.
Когда в юности маршал впервые подавлял восстание в западных землях, то еще не умел действовать столь бесчестными методами. Потом, после открытия Шёлкового пути, когда стороны заверили друг друга в дружеских намерениях, Гу Юнь всегда старался поддерживать репутацию великой державы и одергивал своих соратников, создавая обманчивое впечатление милосердного, справедливого, почтительного, мудрого и искреннего человека [7].
Оказалось, что под шкурой овцы все это время скрывался волк, который к тому же врет, не стесняясь!
Союзники, первыми предложившие обменяться пленниками и заложниками, были потрясены, но не успели выразить свое недовольство — Черный Орел буквально упал на них с неба, отрезая пути к отступлению и осыпая градом стрел. Они уничтожили половину сигнальных снарядов, и союзники остались практически ни с чем. Вскоре они оказались разбиты.
Гу Юнь повернулся к Шэнь И и признался:
— Я использовал захваченных в бою пленных в качестве наживки. Как думаешь, никто ведь не обвинит меня в «своеволии»?
Шэнь И промолчал.
Большинство пленных, захваченных союзной армией западных стран на центральной равнине, составляли купцы, которые приехали сюда издалека, чтобы заработать денег. По собственной глупости они не последовали совету Ду Цайшэня и вовремя не покинули опасную территорию. И вот к чему это привело.
У кого-то было собственное небольшое дело, а кто-то скитался вместе с караваном и тем самым зарабатывал себе на хлеб. Среди них были мужчины, женщины, дети — их осталось всего чуть больше тридцати человек, остальные погибли от рук солдат западных стран.
Той ночью жители центральной равнины, с которыми в плену обращались не лучше, чем с домашней скотиной, наконец под охраной Черного Железного Лагеря смогли вернуться на родину. Оставалось около десяти чжанов [8] до границы Шёлкового пути, когда один из пленников упал на колени, головой в поклоне ударившись о землю, и разразился рыданиями. Горестный плач эхом разносился у границ Шёлкового пути, даже пролетавшие мимо птицы не могли слушать этот преисполненный скорби плач.
Гу Юнь махнул рукой, приказав сопровождавшим пленных солдатам не торопиться и дать беднягам выплакаться.
Лишь один из этих людей не проронил ни слезинки. Лет ему было около тридцати и обладал он мягкой наружностью ученого мужа. В сопровождении подростка лет шестнадцати он подошел к Гу Юню и остановился на почтительном расстоянии — их разделяла группа солдат.
Боец из личной охраны Гу Юня прошептал ему на ухо:
— Великий маршал, по пути сюда я слышал о том, что именно этот ученый муж собрал вместе попавших в плен к западным странам жителей Великой Лян, чем спас многим жизнь. Именно он нашел способ выдать нам местонахождение этих презренных вражеских псов, дав принцу Лоулани возможность подготовить тайную атаку.
Гу Юнь поначалу растерялся. Не успел он тщательно обдумать его слова, как вместе с подростком вышеупомянутый ученый муж преклонил перед ним колени.
Несмотря на что, что еще недавно Гу Юнь поступил крайне дерзко и повёл себя как настоящий разбойник, он не смел неуважительно отнестись к освобожденным пленникам:
— Господин, ни к чему такие церемонии. Прошу, поскорее поднимайтесь. Как ваше имя?
Ученый муж отказался от протянутой ему руки и пробормотал:
— Великий маршал, фамилия простолюдина — Бай, имя — Чу. Этот бедный ученый так и не смог сдать государственный экзамен и обеспечить себе достойное будущее. Этот никчемный простолюдин рано потерял отца и мать, а семья наша была бедна, вскоре пришлось оставить надежду сдать экзамен. Лишь в прошлом году мы с моим младшим братом отправились на Шёлковый путь, чтобы хотя бы как писец и счетовод я мог зарабатывать себе на жизнь. Но неожиданно случилась великая беда. Пусть боги не одарили ничтожного Бая умом, но учился он у мудрецов. Как говорится, не навлеки позор на себя и своих предков, держи себя достойно и не сходи с праведного пути, как и подобает ученому мужу [9], но мы вынуждены были сдаться врагу. Ради спасения собственной жизни я позволил этим шелудивым псам оскорблять и издеваться надо мной, даже подвергнуть меня кастрации...
