— Ну так шел бы, — говорю, — ягоды собирал. Чернику с земляникой. Или клюкву — на болота.
— Е-еда…
Был у нас в роте один… все его Михалычем звали, а имя-фамилию так никто и не запомнил… Говорил, что дрессировщик бывший, да сочинял, наверное — хорошо если этот… униформист, а то и вовсе какой-нибудь третий подметальщик клеток. Но байки про цирк травил здорово, даже когда никто и не просил.
Так вот он как-то рассказал, что из всех зверей в цирке самые опасные — медведи. Не тигры, не львы, а обычные бурые мишки. Это ведь только кажется, что они большие да неуклюжие, а на самом-то деле все у них с реакцией в порядке: как захочет лапой причесать — моргнуть не успеешь, как без скальпа останешься. А силушки уж у них, хоть отбавляй. Годовалый мишка может таких дел натворить, что тигренку и не снилось.
А еще — атакуют они внезапно. У всех остальных зверей, говорил этот циркач, момент, когда зверюга броситься решилась, засечь можно, если ушами не хлопать. А у медведей — нет.
Тогда-то мне это все было без большого интереса. Я зато потом, на личном опыте, другое выяснил: если тебя на мушке держат и прищуриваться начинают — значит, палец уже на спуск начал давить. Тоже — безусловный рефлекс.
То ли тварь эта с семи шагов разглядела, как у меня глаза щурятся, то ли сама додумалась, но — прыгнула. И две очереди, моя и Дарина, ее уже в воздухе встретили.
Она еще даже извернуться успела — я в сторону отскочил, попыталась лапой достать, но не дотянулась, пули отбросили. Шлепнулась, хрипит, когтями борозды проскребает.
Нет, думаю, но до чего же живучая зараза! Я ж по ней рожок отработал, в упор, напополам, считай, перерезал — а она мало того, что не дохнет, так еще и в мою сторону ползти пытается.
Ладно.
Достал пистолет, проверил обойму — ну да, с магистровыми пулями, теми самыми, серебряными да заговоренными, — и пальнул ей в башку.
Сработало на раз. Голова у твари от этой пули просто взорвалась, даже меня чуть ошметками не забрызгало. А туловище обмякло, и от него какой-то зеленоватый дымок потянулся. И запах…
— Ну вот, — говорю. — Тоже мне — голодающий Поволжья!
Хотел было пнуть, да побоялся ботинок запачкать.
* * *
К замку мы вышли примерно за полдень.
В первый момент я даже и не сообразил, что это такое. Похоже на траншею старую, да только какая, к чертям, траншея посреди леса. А…
— Пришли.
Я к Даре медленно так обернулся. — Ась?
— Мы пришли, — устало так говорит принцесса. — Это — Кэл-Алон, замок Древних Королей.
— Это — замок?!
— Все, что осталось от замка. Здесь — на траншею кивает — был ров, а вон там — и показывает на замшелые валуны, что за траншеей из земли торчали, — остатки стены. Старое волшебство еще держится в них.
— Ну-ну.
Однако, думаю, неудивительно, что черные до этого замка не докопались. Еще годков двадцать-тридцать — и вовсе бы пришлось раскопки устраивать. Археологические.
— Эй! — говорю. — А этот Храм, в который нам надо, часом не развалился? Он-то, как я понял, еще подревнее замка будет.
— Древние умели строить, — отвечает Дара. — И потом, в его стены было вложено немало магии. Если даже стены замка устояли…
— Ага, — киваю. — Местами. Ну а все-таки, если от Храма тоже один Парфенон остался — пара колонн да ступенька выщербленная?
— Храм должен был устоять, — повторяет Дара. — Но даже если и нет… мне нужен лишь священный алтарь. А в Мире найдется мало сил, которые могли бы повредить священному алтарю.
Ну да, думаю, вот только добраться до этой священной штуковины без бульдозера, может быть, ох как затруднительно.
Оказалось, действительно уцелел. Зарос, правда, весь, сверху донизу. В смысле — алтарь. От Храма-то пара половинок колонн осталась да еще десяток разнокалиберных камней непонятного назначения. Из чего я лично сделал вывод, что древняя магия — оно, конечно, может, и хорошо, а цемент все-таки лучше.
— Ну и что теперь? — спрашиваю. — Мне отворачиваться нужно или как?
Дарсолана уже Корону, ту самую, Великую священную рода Ак-Менол из мешка достала, но примерять не пыталась. Стоит… и улыбается несмело так, словно школьница у доски.
— Легенды гласят, что когда-то короли должны были всходить на алтарь нагими, как при рождении. Но этот обычай позабыт уж много веков.
— И правильно, что позабыт, — говорю. — Пока разделся, пока оделся… опять же, смотря какая погода на дворе. Ты лучше вот что скажи: греметь и полыхать сильно будет?
— Что?
— Ты… в процессе церемонии.
— Не знаю, — тихо говорит Дара. — Действительно не знаю, Сергей.
Я пилотку на лоб сдвинул, затылок взъерошил.
— Эх… поцеловать тебя напоследок, что ли? А то ведь станешь сейчас королевой, и где я себе такую же замечательную принцессу найду?
Не то, чтоб я шутил… но был почти уверен: Дара в ответ либо колкость скажет, либо короной запустит. Даже прикинул, как отбивать буду.
А она просто шагнула ко мне и зажмурилась.
Губы у нее были холодные и плотно сжатые. А еще она дрожала.
— Спасибо… спасибо за все, Сергей.
— Да ладно. Давай, — говорю, — и-и-и-инициируйся уже. Пока алтарь окончательно в куст не превратился.
Принцесса дернула подбородком — волосы сразу вороной волной взметнулись и легко, почти без разбега вскочила на алтарь. Обернулась, подмигнула мне задорно и надела корону — я даже руку вскинуть не успел, заслониться.
Впрочем, заслоняться было не от чего.
Не было ни вспышек ослепительных, ни грохота оглушающего… в общем, никаких особенных светозвуковых эффектов так и не воспоследовало. Единственно — дернулось перед глазами, словно я на зеркало смотрел и у того, кто это зеркало держал, рука на миг дрогнула.
Я моргнул. Сделал шаг вперед — и как раз успел поймать Дару, которая словно подрубленная осколком березка с алтаря валилась. Корона, понятное дело, слетела, покатилась, зазвенела о камень где-то за спиной.
— Ну что, — шепчу, — можно тебя королевой Дарсоланой называть?
— Кажется… да.
— А если отпущу, на ногах устоять сможешь?
— Да… кажется.
— Какая-то, — говорю, — неуверенная ты в себе королева. Нет, чтобы ясно, четко ответить: так точно, товарищ старший сержант.
— Так точно, товарищ старший сержант. Неуверенная. Но бежать смогу.
А потом начался дождь. И похож он был… на артподготовку перед наступлением. Сначала легкие, незаметные капли, потом потяжелее, но редкие — пристрелочные, потом чаще, чаще — видно, на небесах все новые и новые батареи в дело вступают, а вот и молния, и грохот… и струи воды сплошной стеной — «катюши» в дело пошли. Я такое — не дождь, понятно, артподготовку — один раз видел. И как лужа в ливень пузырится — земля у немцев кипела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
