Теперь в Хвосте было уже трое мальчишек!
– Постойте! А вот и я! – крикнул Нищий. (На самом-то деле под лохмотьями и грязью скрывался Фред Фрайер.)
Он подпрыгнул, ухватился.
Змей рванулся вверх. И четверо ребят, составлявшие Хвост, кричали во весь голос, требуя еще, еще!
И Хвост стал еще длинней, когда мальчишка, одетый Обезьяночеловеком, в свою очередь уцепился за щиколотки, а за ним последовал мальчишка, одетый Смертью, прямо с косой – а это было очень опасно!
– Эй, поосторожней там с косой!
Коса упала вниз и улеглась в траве, как оброненная улыбка.
Зато еще двое мальчишек висели, уцепившись за не больно-то чистые щиколотки, и Змей поднимался все выше и выше, унося мальчишку за мальчишкой, пока, вопя и крича, все восемь мальчишек не повисли в воздухе чудесным, извивающимся Хвостом, последние были Призрак (на самом деле Джордж Смит) и Уолли Бэбб, выдумщик, вырядившийся Горгульей, как будто только что свалился с крыши собора.
Мальчишки восторженно орали. Змей нырнул и полетел.
– Эге-гей!
У-ух! Змей урчал, как тысячи разных зверьков.
Банннг! Натянутая Змеем веревка гудела на ветру, как струна.
– Т-ш-шш! – шептали все вместе.
И ветер возносил их все выше, к звездам.
Смерч остался внизу, благоговейно созерцая свое творение, своего Змея, своих мальчишек.
– Подождите! – громко крикнул он.
– Нечего ждать, пора догонять! – заорали мальчишки.
Смерч понесся по траве, подхватил косу. Плащ его забился на ветру, распростерся, как крылья, и он просто-напросто взвился в воздух и – полетел.
Глава 8
Змей летел.
Мальчишки свисали вниз топким ящеричьим хвостом: извиваясь, крутясь, скользя, щелкая, как бич.
Они едва не охрипли от восторженного крика. Они вопили от ужаса, и на вдохе, и на выдохе. Они казались на фоне лунного диска летучим восклицательным знаком. Они парили над холмами, долинами, фермами. Они видели свое бегучее отражение в подернутых туманом, налитых лунным светом озерцах, ручейках, речках. Они проносились над кронами старых-престарых деревьев. Рожденный их полетом ветер стряхнул на землю несметные богатства монетного двора целой страны: золотые листья, как новенькие блестящие монетки, сыпались на черную траву. Мальчишки пролетали над городом и думали: да поглядите же вверх! Вот они мы! Ваши сыновья!
И еще думали: «Вниз, глядите вниз, где-то там наши мамы и папы, братья, сестры, учительницы! Эй, вот мы где! Ну кто-нибудь, гляньте же на нас! А то вы нипочем не поверите!»
Змей в последний раз спикировал, свистя, гудя, громыхая вместе с ветром, проплыл над старым домом и Праздничным деревом, где им повстречался мистер Смерч!
Вверх-вниз, нырок, кувырок, бросок, шепоток!
Взмах состоящего из их тел хвоста заставил тысячу свечей заморгать, затрепетать, язычки пламени зашипели, зашептались, словно заикаясь, стараясь не погаснуть совсем, так что все болтающиеся на ветках тыквы едва не растеряли свои гримасы, улыбки, косые взгляды, полузадутые, полузадушенные коварными тенями. На один удар сердца все Дерево погасло. Но тут же, как только Змей взмыл вверх, Дерево занялось огнем, засветилось тысячей свежевырезанных тыквенных гневных очей, грозных оскалов, гримас и усмешек!
Дом следил всеми своими окнами, черными зеркалами, как Змей улетал все дальше и дальше, пока и мальчишки, и Змей, и сам мистер Смерч не стали маленькими точками на горизонте.
И тогда они поплыли вниз, в глубину Неведомой Страны, в Царство Древней Смерти и Темных Веков и Ужасного Прошлого…
– Куда это мы? – крикнул Том, держась за хвост Змея.
– Да, куда, куда? – крикнули все мальчишки, один за другим, один ниже другого.
– Не куда, а «когда»! – сказал Смерч, обгоняя их, и его распростертый плащ с капюшоном полнился лунным ветром и временем. – За две тысячи – считайте! – лет до Рождества Христова! Пифкин там, он нас ждет! Я его чую! Летим!
И тут луна принялась моргать. Она закрывала глаз, и наставала тьма. Она подмигивала все быстрее, прибывала, убывала, прибывала, опять убывала. Она мелькнула и пропала больше тысячи раз, и в этом мигающем свете земля внизу менялась, потом еще пятьдесят тысяч раз промелькнули так быстро, что глазом не уследишь, даже не видно, когда луна светит, когда гаснет.
И вот луна перестала мигать и застыла в полном покое.
И земля внизу была совсем иная.
– Смотрите, – сказал Смерч, вися над ними в пустом пространстве.
И весь миллион тигровых-львиных-пантерьих-леопардовых глаз осеннего Змея глядел вниз, и глаза мальчишек тоже.
И взошло солнце, и осветило…
Египет. Многоводный Нил. Сфинкс. Пирамиды.
– А ну-ка, – сказал Смерч. – Замечаете разницу?
– Уй-ююй! – ахнул Том. – Оно же все новенькое. Только что построено. Значит, мы и вправду улетели во Времени на четыре тысячи лет назад!
И точно – в Египте, раскинувшемся внизу, песок был взаправдашний, древний, а вот камни – только что отесанные. Сфинкс, простерший лапы на золотых песках пустыни, был новехонький, только что высеченный, новорожденное дитя древних гор. Он лежал как колоссальный котенок в слепящем, слепом сверкании полуденного солнца. И если бы солнце упало с неба прямо ему в лапы, он стал бы играть им, как огненным клубком.
А пирамиды? Они лежали внизу как странные детские кубики, новые головоломки, игрушки женщины-львицы по имени Сфинкс.
Змей с гудением понесся вниз, промчался на бреющем полете над песчаными барханами, перевалил пирамиду и поплыл, словно его всасывала разинутая пасть гробницы, высеченной в невысокой отвесной скале.
– Эгей, быстрей! – загудел Смерч.
Он размахнулся, да как наподдаст Змея – мальчишек встряхнуло, как гроздь звонких бубенцов.
– Ой, не надо! – завопили они.
Змей покачнулся, стал падать, задержался футах в десяти над барханами и встряхнулся, как бродячий пес, которого донимают блохи.
Мальчишки благополучно приземлились в золотой песок.
Змей рассыпался на тысячи кусочков – глаза, клыки, визг и рычание, рев, слоновый трубный вопль… Гробовая пасть египетской гробницы все вдохнула в себя, и Смерч, хохоча, ворвался следом.
– Мистер Смерч, погодите!
Мальчишки вскочили, побежали, чтобы крикнуть погромче в черный зев гробницы. Потом подняли глаза и увидели, куда их занесло.
Это была Долина Царей, и колоссальные статуи богов громоздились над их головами. Прах струился из их глазниц, как диковинные слезы; слезы из камня и сыпучего песка.
Мальчишки заглянули в темное чрево горы. Как русла пересохших рек, коридоры впадали в глубокие склепы, где лежали спеленутые полотняными пеленами мертвецы. Фонтаны из пыли шуршали и плескались в неведомых глубинах. Мальчишки прислушивались, горя нетерпением. Гробница дышала тошнотворной смесью острого перца, корицы и сотлевшего в пыль верблюжьего навоза. Где-то там спала мумия, покашливала во сне, поправляла бинт, облизывала губы сухим языком и переворачивалась на другой бок, чтобы соснуть еще тысячу-другую лет.
– Мистер Сме-ерч! – позвал Том Скелтон.
Глава 9
Из глубины иссохшей земли донесся бесплотный голос:
– Ссс-ме-ер-ччч…
Что-то выкатилось, вылетело, выпорхнуло из темноты.
Длиннющая полоска полотна, в какое заворачивают мумии, выбилась на солнечный свет.
Словно сама могила высунула древний сухой язык, который лег к ногам мальчишек.
Они уставились на эту полоску полотна. Она была длиной в сотни футов, и если бы они захотели, то смогли бы пойти прямо по ней вниз, все вниз, в таинственные глубины египетской земли.
Том Скелтон, дрожа, осторожно коснулся пальцами ноги пожелтевшей полотняной полоски.
Ветер прилетел из гробницы, шепча:
– Ссс-кореййй…
– Ну, я пошел, – сказал Том.
И, балансируя на полотне, как на канате, он побрел вниз и скрылся в темноте погребальных покоев.
– Ссс-пешите-е! – нашептывал ветер, вылетавший из бездны. – Все, вссе-е. Спускайтесь… Следующий. И следующий. И еще, и еще… Быссс-тро!
Мальчишки сбегали вниз по полотняной тропке, в полном мраке.
– Полюбуйтесь – убийство, мальчики! Убийство!
Колонны, между которыми пробегали мальчишки, вдруг озарились. Роспись дрогнула, ожила.
На каждой колонне пылало золотое солнце.
Только это было солнце с ручками и ножками, туго запеленутое в погребальные свивальники.
– Убийство!
Исчадие тьмы нанесло солнцу сокрушительный удар.
Солнце было убито наповал. Оно погасло.
Мальчишки бежали вслепую, в кромешной тьме.
