попала противнику в сердце и гвардеец упал замертво. После этого на поле битвы установилась тишина прерываемая только стонами раненых казаков — стало ясно, что они победили, но мало кто остался невредим и всём в той или иной форме требовалась помощь. Но что важней всего требовалось осмысленное руководство и понимание, что делать дальше после стычки со свитой бывшей императрицы. Природная чуйка отрядного врачевателя подсказала ему, что позаботиться надо в первую очередь о том кто вообще придал легитимность их действиям, а не тем кто больше всех нуждался в помощи. Да это выглядело со стороны весьма неприглядно и можно даже сказать подло и мерзко по отношению к своим товарищам, но генерал губернатор подчинялся только императору и выше него не было власти в Москве. При таких раскладах потеря сознания от ранения и вызванная этим потеря темпа могла обернуться слишком крутыми последствиями. Казалось бы подумаешь там полчаса? Но за это время автомобиль в котором находилась семья императора мог попасть не в те руки и тогда всё становилось напрасным. Перебинтовав правую руку великому князю лекарь подхватил его под руки и помог встать. Великий князь Романов утвердился ровно и слегка опираясь на отрядного лекаря двинулся в направлении уехавших машин. Сергей Александрович прислушался, но звук мотора летательного аппарата более не висел в воздухе и тогда генерал губернатор отстранился от сопровождающего:
— Дальше я сам, займись прочими, мы их победили.
***
Три дня спустя.
Санкт-Петербург, Петропавловская крепость
— Ни один из заговорщиков так и не признался ни в чём, ваше величество. Мы уж и так без всякого стеснения допрашивали, но молчат все, даже самые хлипкие по виду.
— Значит выхода нет иного… Казнить всех …вместе с заложниками.
***
С супругой и детьми я смог встретиться только через сутки, к тому времени у меня были руки по локоть в крови членов дома Романовых, некоторых я убил сам - те что были ближе всех, остальные пали по моему приказу или взяты в плен для допроса. К сожалению разговорить пленников палачи не сумели, а душевную беседу вести некому, так как Зубатов погиб при взрыве бомбы отправишись к тому неизвестному, что должен был попытаться его завербовать. Доверять теперь я мог только считанным людям и таких среди моих родственников было только трое взрослых и несколько подростков из числа будущих героически погибших на фронте первой мировой.
***
— Не знаю что немцы ей наобещали, но попытку убить моих детей бабушка предприняла самую настоящую и только чудом Гавриил успел задрать ствол её нагана.
— … Иного выхода нет?
— Какой? Отправить в монастырь? А толку? Она не остановится ни перед чем. Да и всё прочие ничуть не лучше! Две трети наших братьев и сестёр покушались на полицейских чиновников и военных, а из всех генерал губернаторов выжил только ты. Если они будут продолжать упорствовать, то я сделаю, что обещал.
— Я хочу уйти в отставку.
— Понимаю, тебя, но выхода действительно нет никакого. Я хочу провести реформу в церкви и мне нужен свой человек на посту патриарха.
***
— Ваше величество! Ники!
— Что случилось?
— Я не знаю что это означает, но тело Марии Фёдоровны пропало!
— В смысле?
— В прямом! Нам некого хоронить!
— Что за бред, Сандро? Как оно могло куда-то пропасть?
— Не знаю Ники! Дело расследуется, а я поспешил к тебе с новостями, вдруг ты знаешь что?
— Чушь какая-то. Я бы заподозрил инсценировку смерти от яда и побег, если бы сам не осуществил казнь. Она же не сама ушла? Её кто-то должен был вынести и вывезти… Да! Вывезти! Проверить все машины послов, что могли принять такой груз скрытно!
***
Неделю спустя,
Екатеринбург
— Мда… доказать, что это всё проделали не по моей указке будет непросто. Как однако уродливо исказилась эта история.
— История ваше величество?
— А неважно, ищите пещеру или шахту со следами недавних взрывных работ. Далеко останки они прятать не будут, но сразу найти не получится. Ищите.
…
Подвал Ипатьевского дома как и в моём будущем был испещрен псевдо оккультными знаками, которые ничего не означали, но которые должны были отвлечь следствие от реальной картины, благо что прошла неделя, а не пара лет, как тогда.
Не помню писал ли я это в своих дневниках или нет, но я думаю мне простят повтор уж больно ситуация странная.
В своей первой жизни я как-то раз решил узнать о последнем дне царя — результат был крайне занятный. Процесс убивания якобы простого гражданина Романова был обставлен такими сложностями и своеобразными особенностями, что я про такое не только не видел в фильмах, но и даже не слышал и не подозревал, что такое вообще можно придумать заранее, а не пороть сгоряча.
Итак по официальной версии Николай второй, сиречь я, был растрелян вместе с семьёй и прочими домочадцами в Ипатьевском доме на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка в 1918 году в ночь с шестнадцатого на семнадцатое июля без какого либо суда и следствия.
Выглядело это следующим образом: застрельщики пришли в дом и сказали, что будут вывозить их в другое место, так как белые наступают. Императору и прочим было приказано собраться в подвале! Я повторяю, вы не ослышались, в подвале! Очень видно удобно из подвала выводить всех на погрузку в машину. Дольше всех в подвал добирался доктор — часа два, если мне не изменяет память, не иначе что-то знал. Когда наконец заждавшихся царственных и не очень пленников расстреляли не входя в подвал из пистолетов, то некоторых обуяла к царю лютая ярость и ненависть. К убитому? Обычно это происходит наоборот ненависть+ярость = убийство. В общем влекомые этим чувством они стали царя и прочих колоть штыками — у пистолетов были штыки? Это видно какие-то очень особенные пистолеты, крафтовые я бы сказал или они просто сходили за винтовками, скрутили с них, не снимаемые вроде как, штыки и стали колоть этими штыками мёртвые тела? Нуу ок, допустим я поверю, глюки у всех свои, мало что там у них в бестолковках повернулось? Но больше похоже на какой-то эвфемизм, чем на прямое описание происходящего.
Дальше было интересно — тела попытались растворить в серной кислоте!
Где они её взяли в потребном количестве? Не на полочке в баночке же она там стояла? В последствии я выяснил, что её заготавливали около ста восьмидесяти килограмм