Российской Императорской Армии.
***
Я же решил опередить события – сразу начать, даже не с батальонов, а с ударно-штурмовых бригад!
Ударно-штурмовые бригады, будут придаваться Особым армия (именно в таковую, я хочу к маю 1916 года, превратить 2-ую Финляндскую дивизию генерал-майора Свечина), для прорыва… Вернее, для «допрорыва» сильно укреплённой обороны противника в наиболее важных её местах.
Обсудив кое-какие второстепенные детали, я прощаясь сказал Слащёву:
Рисунок 160. Карл Густав Эмиль (Густав Карлович) Маннергейм.
Где-то через неделю после этого разговора, состоялась у меня беседа с командиром 12-й кавалерийской дивизии, генерал-майором бароном Густавом Карловичем Маннергеймом.
Да, да – «тем самым»!
Кстати, очень сильно удивился: всю свою сознательную жизнь считал, что финского фельдмаршала звали «Карлом».
Будущий герой финского народа, обладал без сомнения располагающей внешностью: как и положено всякому кавалергарду - он был высок, строен и мускулист, с благородной осанкой, уверенной манерой держаться и чётко-строгими чертами лица. Такие, нравятся женщинам и умеют властвовать над мужчинами.
Так же – за чаем, слово за словом, я его постепенно разговорил и вызвал на откровенность.
Маннергейм, даже детство своё «золотое» вспомнил - когда он учился в Николаевском кавалерийском училище. Порядки там, оказывается, были ещё те – советский стройбат со своей «дедовщиной» отдыхает! Так, например, у каждого «зверя» - ученика младшего класса, был свой персональный «дед» - которого здесь называли «господин корнет», бдительно следящий за его поведением. «Звери», были абсолютно бесправными существами: по неписанным правилам, им даже ходить по тем же лестницам – по которым ходят «господа корнеты», запрещалось. В случае же малейшего нарушения дисциплины или плохой успеваемости, «товарищеский суд» - состоящий из тех же старшеклассников, мог вполне официально вынести наказание – вплоть до телесного или лишения свободы в карцере.
Да… Одно, за всё время моего пребывания в шкуре Самодержца, понял: нашим либерастам в России – «которую они потеряли» и по которой так жалобливо скулят, сильно не понравилось бы!
От «приятных» воспоминаний, перешли к делам «житейским» - к военным, то есть. По отношению к текущему моменту, будущий герой финского народа был настроен крайне пессимистично:
- Государь! Если так дело дальше пойдёт, скоро будем драться дубинами.
В принципе, ничего нового он мне не сказал: нехватка оружия и боеприпасов – особенно снарядов для артиллерии, вопиющая кадровая проблема – «тысячи солдат из резерва совершенно не умеют обращаться с винтовкой, а нехватка офицеров и унтер-офицеров становится всё более ощутимой».
- Из прошедшей – Японской войны, не было извлечено никаких уроков! Наоборот, в некоторых отношениях, стало ещё хуже.
«Хуже» не знаю - но лучше не стало точно! Особенно в следующем подпункте: «плохие отношения между начальниками» - у Маннергейма были какие-то тёрки с генералом Келлером и, он по нему вскользь «прошёлся». Опять же не новость: раздрай меж генералами любой армии давно известен. Конечно, в Российской армии это явление носит несколько гипертрофированный характер - как и многое другое.
Хреновато дело обстояло и, с дисциплиной:
- Приданная мне под Зазулинцей З-я бригада Туземной дивизии, просто-напросто отказалась наступать, – возмущался он, а её командир – генерал-майор Краснов Пётр Николаевич, потакал своим подчинённым!
Да, фельдмаршал: наши абреки - это тебе, не твои финны!
- Вот, как? – деланно удивляюсь, - а что же Великий князь Михаил Александрович?
Мой братец, напоминаю, номинально считался начальником «Туземной» (Дикой) дивизии – а, кто ей на самом деле руководил, я хрен его знает… Сейчас, после того как я «репрессировал» Михаила, над «Дикими» начальствует генерал от кавалерии Гусейн Хан Нахичеванский. Конечно, «стратег» с него - ещё тот! Зато хотя б, преданный и верный мне: если не врут историки и меня не подводит память, он был вторым - после Келлера, сделавший хоть какую-то попытку прийти на помощь Николаю Второму в марте семнадцатого года.
- Великий князь Михаил Александрович, осудил Краснова, - смущённо ответил боевой генерал и добавил, слегка покраснев, - из Ставки… На словах.
Я, деланно зевнул:
- Вы тоже хороши, господин генерал! Надо было выкатить пулемёты и перестрелять всю эту сволочь. Вместе с Красновым – гнида, по ходу, ещё та!
Пока будущий строитель линии своего имени на Карельском перешейке, пребывал в немалом шоке от моих слов, встал и немного прошёлся по кабинету, размышляя… Как бы не спрыгнул: «в реале», этот генерал – поняв, что дело пахнет жаренным, вышел в отставку в семнадцатом году - сославшись на какую-то болезнь, подцепленную в Маньчжурии. И, уехал в Финляндию - где мгновенно излечившись и снюхавшись с немцами, загасил красных финнов.
Да, нет!
До такого состояния, Густав Карлович ещё не дошёл. Для этого ещё полтора года российского бардака надо, Февральский переворот и, судя по всему – агитации буреющей не по дням, крупной финской буржуазии - взявшей курс на полное отделение страны от России.
Сажусь снова напротив и, взяв его руку в свою ладонь, заглядываю через глаза в самую генеральскую душу:
- Господин генерал! С оружием, амуницией и боеприпасами скоро станет лучше – сами сделаем или у союзников закупим… Подготовку нижних чинов, унтеров и офицеров этой зимой наладим – этим сам генерал Келлер обещал мне заняться…
«Плохие отношения между начальниками» - дело поправимое, если разрешить каждому из них самому набирать себе команду и, самому же - за каждого в ней отвечать…
Сделал паузу, чтоб до собеседника дошли мои слова и, потом:
- Но, все эти меры не дадут видимого результата, если мы не наведём порядка в ближайших тылах армии: своими глазами видел, а не с чьих-то слов говорю – там творится сущая анархия! Каждая воинская часть считает своим долго всё разворовать и разрушить в том месте, где она стоит - а там, хоть трава не расти. Сплошное мародерство и воровство, а следом является дезертирство, бродяжничество и распущенность в тылу!
- Воистину так, Ваше Величество, - горячо со мной соглашается, - с объявлением войны дисциплина в армии была фактически отменена - повторилось то же самое, что обращало моё внимание ещё в японскую войну. За десять прошедшей с той поры лет, в воспитании в армии дисциплины не было принято никаких действенных мер…Никто даже и, не подумал об организации тыла с этой стороны - которая, казалось бы, так проста для понимания даже штатского человека!
