От ответной акции Москва воздержалась. Удар был сильным, но портить особые отношения с Францией не хотелось. Когда речь шла о других странах, советские руководители не были столь снисходительны.
В 1976 году, открыв очередной номер популярной тогда «Литературной газеты», молодой пресс-атташе посольства ФРГ в СССР Эберхард Хайкен увидел свое имя. Газета сообщала, что немецкий дипломат — разведчик, укрывшийся за дипломатической неприкосновенностью.
Но Эберхард Хайкен не работал на западногерманскую разведку! И в КГБ об этом знали: ни одно посольство не в состоянии сохранить в секрете, кто настоящий дипломат, а кто замаскированный шпион. Хайкен был принесен в жертву шпионско-дипломатической игре между Москвой и Бонном.
Западногерманское телевидение сняло тогда фильм «Московские шпионы» о советских дипломатах. О его предстоящем показе в Москве знали. Одного известного советского журналиста, германиста по образованию, КГБ попросил съездить в западногерманское посольство и уведомить посла от имени советского руководства, что появление фильма на телеэкранах будет истолковано как враждебный акт. Предупредить, что будут последствия.
Немало удивленный журналист сказал, что для исполнения столь деликатной миссии ему нужно письменное поручение. Он получил из КГБ неподписанный текст, в котором говорилось: «Вам поручается побывать в посольстве ФРГ в Москве и информировать посла…»
Журналист приехал в посольство поздно вечером. Бдительный милиционер у ворот, который в те времена, сверяясь с заранее составленным списком, проверял документы каждого, кто желал войти в посольство, на сей раз, ничего не спрашивая, мгновенно пропустил посетителя, проводив его любопытным взглядом.
Посол, знавший и высоко ценивший журналиста, выслушал его со вниманием. Сказал, что передаст его слова в Бонн. Но министерство иностранных дел ФРГ не властно над телевидением. Фильм был показан. КГБ захотел искупительной жертвы. Пресс-атташе Хайкен был объявлен шпионом.
Злая ирония судьбы состояла в том, что Хайкен почти что дружил с тем самым советским журналистом, которого просили воздействовать на немцев…
Почему выбор пал именно на Эберхарда Хайкена? Почему не назвали шпионом какого-то реального сотрудника Федеральной разведывательной службы, работавшего в то время в Москве?
Такова частая практика. Вопреки распространенному мнению, контрразведка редко обращается в МИД с просьбой выслать выявленного разведчика. Куда практичнее следить за ним, определять его методы работы, связи, пытаться с ним играть. Если уж принято решение устроить небольшой публичный скандал, то на роль жертвы подбирают человека, не имеющего отношения к разведке.
Эберхард Хайкен в любом случае должен был вернуться в Бонн, потому что истек четырехлетний срок его командировки в Москву. Дата его отъезда была известна заранее. Вот его и выбрали в жертву. КГБ и МИД СССР даже не стали торопить немецкого пресс атташе. А раз так, то у немцев не было оснований делать ответный шаг, высылать советского дипломата. Обмен ударами состоялся.
Но каково было самому Хайкену, по которому катком проехался мстительный КГБ?
Он хотел навсегда забыть о России, заняться чем-то другим. И все же заставил себя считать эту печальную историю несчастным случаем на производстве. Хайкен провел четыре года в немецком посольстве в Вашингтоне. И все-таки вернулся к российским делам. В 1989 году он вновь приехал работать в Москву. Его назначили полномочным министром немецкого посольства в Москве — это второй после посла человек. Визу ему дали сразу. О той истории никто и никогда не заикался. Впрочем, извиниться тоже желающих не нашлось.
Работа в Советском Союзе была привлекательной для немецкого дипломата даже в 70-х, рассказывал мне Хайкен, вспоминая первую командировку.
Хайкен одолевал правдинские передовицы и все выступления генерального секретаря ЦК КПСС, учась известному только советским гражданам искусству чтения между строк.
Дипломаты понимали, что им приходится судить о жизни огромной страны лишь по немногим доступным им фрагментам. Это было время расцвета кремленологии, науки полезной, по словам Эберхарда Хайкена, в качестве подсобного инструмента, но не дающей точного ответа, оставляющей постоянное ощущение неуверенности.
Избранное общество советских германистов собиралось в старом здании посольства на Большой Грузинской — привилегия которой очень дорожили. И не только потому, что в посольстве славно угощали. Несколько часов можно было побыть в ином нормальном мире. О традициях посольства свидетельствует памятник графу Фридриху Вернеру фон Шуленбургу, который, как гласит надпись, «отдал жизнь за честь немецкого народа». Последний предвоенный посол в Москве участвовал в заговоре против Гитлера и был казнен.
Хайкен никогда не знал, насколько откровенны его собеседники. Выполняют ли они чье-то поручение — донести до него определенные сведения — или же по собственной инициативе пытаются помочь ему понять, что же происходит на самом деле?
Пресс-атташе и будущий полномочный министр не подозревал, что некоторым посетителям посольства очень хотелось откровенно поговорить с немцами, только они боялись, что их подслушают. На приемах советские германисты с подозрением смотрели не на иностранцев, а на своих: кто из коллег настучит завтра о слишком долгой и откровенной беседе с дипломатом? Более сведущие гости боялись аппаратуры КГБ, установленной в посольских помещениях…
А ГДЕ ЗАМЕСТИТЕЛЬ ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ?В последний день марта 1978 года в здание представительства СССР при Организации Объединенных Наций приехал заместитель генерального секретаря ООН Аркадий Николаевич Шевченко. Его пригласил к себе советский представитель Олег Александрович Трояновский и передал ему шифротелеграмму из Москвы. Шевченко срочно вызывали на родину.
Эта телеграмма повергла Шевченко в панику. Он вернулся к себе в здание ООН и позвонил своему связному — офицеру Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов. Шевченко ничего не сказал жене — оставил ей записку, которую она увидит утром. Он положил в портфель снимок дочери, фотографию своей жены вместе с женой министра иностранных дел Громыко и большое групповое фото с Брежневым.
Потом спустился по пожарной лестнице, перешел через улицу и сел в ожидавшую его машину. Его спрятали в доме, принадлежавшем ЦРУ.
Советский посол в Соединенных Штатах Анатолий Добрынин и представитель в ООН Олег Трояновский потребовали от американцев устроить встречу с Шевченко. Они хотели убедиться, что он действительно попросил у американцев убежища, а не похищен спецслужбами. Но это был бесполезный разговор. Два посла уговаривали его передумать, а Шевченко повторял, что он решил остаться — и точка.
После побега Шевченко Андрей Громыко раздраженно сказал председателю КГБ Юрию Андропову, что помощников у него было много и он просто не помнит такого человека Шевченко.
Контрразведчики, которые обыскали московскую квартиру Шевченко, принесли Андропову фотографии, на которых министр иностранных дел был запечатлен вместе со своим беглым помощником в домашнем интерьере.
Но это не значит, что Шевченко был близок к министру. Он был близок к сыну министра Анатолию Громыко, будущему директору академического Института Африки.
Шевченко познакомился с младшим Громыко, когда учился в МГИМО. Они вместе написали статью. После чего Шевченко взяли на работу в МИД. Аркадий Шевченко быстро сделал карьеру, в 1969 году стал одним из помощников Громыко-старшего. А до побега в течение пяти лет занимал приятную и почетную должность заместителя генерального секретаря ООН по политическим вопросам.
Шевченко попросил убежища в США за год с лишним до того, как действительно совершил побег. Ему пообещали все организовать, но попросили пока что немного поработать на американское правительство, то есть на ЦРУ.
Что именно Шевченко мог передать американцам?
Инструкции из Москвы насчет того, какую позицию занимать в ООН. Какие-то информационные материалы, которые рассылались по загранпредставительствам. Мог передать разговоры с высокопоставленными гостями из Москвы. Назвать сотрудников резидентур КГБ и военной разведки — всех, кого знал.
К главным секретам он допущен не был.
Многие годы Аркадий Шевченко прожил в страхе. Работая на ЦРУ, он смертельно боялся, что сотрудники КГБ его заподозрят, силком посадят в самолет, привезут домой и расстреляют. Он был недалек от истины: с ним так бы и поступили, но в Москве к заподозрившему неладное резиденту почему-то не прислушались.
Тогдашний резидент советской внешней разведки в Нью-Йорке генерал Юрий Иванович Дроздов, который затем стал начальником всей нелегальной разведки, уверял позднее, что он сразу почувствовал: в советской колонии в Нью-Йорке есть шпион.
