2. Из донесения капитана бригадирского ранга А.И. фон Круза контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву из Керчи от 21 мая 1778 г.{1513}
При бытности в Керчи вновь поступившего к командованию по левую сторону Днепра и Кубани и Крыма войсками генерал-поручика Суворова по некоторым рассуждениям о заграждении флотилией нужных по Черном морю мест, купно и со словесным мне от Е. В. П. о приступлении к тому в начале приказанием, что мог по краткости времени исполнить, равно и в чем именно резолюции требовал…
И со стороны плана от меня к Е. В. П. представленного на случай превосходного турецкого флота прибытия в пролив, по наличию суда расположил так: Павловской батарее первой тогда встретить турецкий флот, потом от оной фрегаты на шпринге: Третий, Четвертый, Второй, Пятый, Шестой, Седьмой, Почтальон, корабли Таганрог, Корон; у первой перешейки Южной Таманской косы: шхуна Измаил, поляки Патмос, Св. Екатерина, № 55, у второй — 3 бота; и все оные суда расставлены будут по фарватеру по остовую сторону Южной Таманской косы, ибо ежели оттоманская Порта с тем превосходным флотом приблизиться к Керченскому проливу, тогда в рассуждении довольно известной да и в точную команду вверенной мне В. П. Азовской флотилии слабо уже искусство будет на свободной глубине иметь с ними дело, а ежели есть к отогнанию их место, так самое то с стороны наших судов расположение, как выше донес В. П.
3. Из письма вице-президента Адмиралтейств-коллегий И.Г. Чернышева контр-адмиралу Ф.А. Клокачеву{1514},[248]
Пожалуй ежели можно постарайся, чтоб один из тех прамов, которые у вас есть, можно было перевести в проход к Керчи, хотя буксиром или завозами, а буде того конечно не можно, то не можно ли какого-нибудь из старых наших новоизобретенных кораблей, приведя туда, поставить где-нибудь на мель, так, чтоб из оной батарею с большими орудиями сделать было можно, или, наконец, не можно ли большую батарею сделать на каменьях, что на косе к Кубанской стороне. Сие место, то есть самый конец оной косы, кажется, всех способнее не только по узкости прохода, но с оного и встретить большими орудиями можно, ежели бы кто и попытаться хотел. Сии три способа или каждый из них особо более бы всего воспрепятствовали проходу неприятельскому и великую бы помочь сделали судам для того поставленным; пожалуйста, подумайте о сем и постарайтесь, чтоб что-нибудь из сего сделать и мне мысли свои сообщить.
Между тем, турки отказались от переговоров. В Константинополе 25 апреля 1778 г. состоялся большой совет у муфтия, на котором Оттоманская Порта окончательно решила послать свой флот к берегам Крымского полуострова под командованием самого капитан-паши, который по пути должен был зайти в Синоп и взять на борт 40-тысячный корпус под предводительством Гаджи-Али паши. На том же совете сам Гаджи-Али паша был сделан сераскиром, а его сын произведен в трехбунчужные паши с обязанностью исполнять губернаторскую должность во время отсутствия отца.{1515}
Предпринятая Россией в том же апреле месяце попытка добиться через своего посланника А.С. Стахиева признания Турцией Шагин-Гирея успеха, естественно, не имела. Более того, когда рейс-эфенди было сообщено о том, что крымские мятежники принесли Шагин-Гирею искреннее раскаяние и спокойно возвратились в свои жилища и что в Крыму установилась тишина, тот откровенно вознегодовал. А драгоман Порты еще и заметил, что «до присланного от Шагин-Гирея пакета, то Порта никогда не признавала, да и не будет признавать его ханом».{1516}
Таким образом, становилось все более очевидно, что Турция хочет попытаться силой пересмотреть Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г. И действительно, утке 26 апреля 1778 г. турецкая эскадра, состоящая из 11 линейных кораблей, 15 галер и полугалер и 20 дульциниотских шлюпок под командованием самого капудан-паши, начала выдвигаться из Босфора в Черное море.{1517} Правда, сразу же по выходу из пролива она принуждена была остановиться: на море установился штиль.
Тем временем, А.С. Стахиеву удалось выяснить, что весь турецкий флот, с уже вышедшими в Черное море судами, должен будет состоять из 33 линейных кораблей и фрегатов, а также 46 галер и полугалер. Планировались следующие его действия: после разделения на три эскадры первая из них должна была направиться к Очакову, вторая — к Козлову, а третья — на кубанские берега. Таким образом, удар намечался по всем основным русским позициям в Северном Причерноморье: по Кинбурну, Крыму и Кубани.
Вся эта информация своевременно поступала к генерал-фельдмаршалу П.А. Румянцеву-Задунайскому, определявшему в это время управление войсками и флотилией по защите Крыма и Кинбурна. Следствием стало предписание А.В. Суворову о недопущении турок на крымские берега: сначала по возможности мирным путем, затем в случае высадки — и силой оружия.
Кроме того, направил он и решительный протест великому везиру Мегмет-паше, на который в конце мая 1778 г. получил следующий ответ: «Порта за нужно сочла назначить к отправлению в Крым с флотом своим и армию регулярных войск славного визиря Гази Гассан-пашу, теперешнего великого адмирала, в качестве генералиссимуса на море, щедрого Гаджи-Али пашу эрзерумского и трапезундского губернатора в качестве генералиссимуса над сухопутными войсками. Они имеют совершенную полную мочь утвердить постановленный уже мир и привести дела в твердое положение, если российский двор из любви к миру освободит Крым от войск своих, приложит старание изобрести средство, которое бы выводило татар из опасности, и покажет таким образом доброе и искреннее свое расположение к сохранению мирной тишины… Если российский двор искренно желает покоя, то не может найти лучше сего случая к утверждению того…
Блистательная Порта ни на шаг не уступала Черного моря ни России, ни татарам, будучи оною ее область и собственность, почему и в трактате постановлено, что, кроме купеческих судов, никакой военной корабль, какого бы он качества ни был, не может по оному морю плавать, почему и поручено обоим помянутым визирям, если они усмотрят на оном море, кроме купеческих суден, какое другое военное вопреки капитуляции, не почитая оное российским, но просто иностранным, сперва дружеским образом принуждать из того моря выйти, и в случае упрямства старалися бы всеми своими силами оное выгнать и удалить, постановляя то наблюдением наисущественнейшего артикула».{1518}
Становилось ясно, что турки собираются пойти далеко и только жесткий ответ способен заставить их остановиться. В частности, ни в коем случае нельзя было допустить их ни к Крыму, ни в Керченский пролив. И А.В. Суворов быстро принял действенные меры. Для контроля над побережьем полуострова его разделили на четыре сектора, в каждый из которых направили по бригаде войск. Внутри самих секторов командующий лично выбрал участки, по его мнению, наиболее удобные для высадки, где оборудовали специальные укрепленные пункты. При этом главным пунктом обороны была справедливо определена Ахтиарская бухта, вокруг которой должна была сосредоточиться 2-я бригада, состоящая из трех полков, егерского батальона и двух казачьих полков. Защита Керченского пролива полностью оставалась прерогативой флотилии.
Однако сразу же возникла серьезная проблема. Большую тревогу вызывал тот факт, что, несмотря на голод и лишения, еще одна турецкая эскадра по-прежнему оставалась в Ахтиарскои бухте. Она вполне могла послужить причиной новых возмущений татар. На турок не возымело действия даже обращения Шагин-Гирея с требованием незамедлительно покинуть бухту.{1519} В этих условиях А.В. Суворову потребовалась помощь Азовской флотилии.
13 июня он запросил помощи у А.И. фон Круза: «7 турецких судов, в Новоахтьярскую гавань прибывших суть провиантские; сию гавань хочется нам с обеих сторон укрепить; не знаю как удастся, а намерение к тому приступить завтра; не благоволите ли ваше крейсерство продолжить к стороне Балаклавы или и Козлова». А.В. Суворов вполне обоснованно рассчитывал, что появление русской эскадры поможет заставить турок покинуть бухту.
При этом параллельно он и сам решил попытаться надавить на них. 15 июня на берегах бухты развернулись по три батальона пехоты с артиллерией и конницей, которые начали сооружать батареи и укрепления. Гаджи Мегмет-ага осведомился о причинах такой активности, а 17 июня, чтобы не оказаться в ловушке, турецкие суда на буксире вышли из бухты и встали в трех верстах от берега; 18 июня два судна отправились в Константинополь, однако семь больших и пять малых по-прежнему оставались на якоре.
Из агентурной информации о событиях у Ахтиарскои бухты{1520}
А третьего дня прибыла сюда одна идриотская полугалера… Оная полугалера есть одна из тех девяти, кои пред тем некоторым временем отправлены были с провиантом отсюда в Авлиту (Ахтиару. — Авт.). По прибытии их туда, командующий там ханский офицер присылал к командующему на турецких 7-ми фрегатах спросить: зачем те полугалеры туда пришли и получа в ответ, что привезли провиант на фрегаты, вторично прислано было сказать, чтоб не только оные, да и сами бы фрегаты немедленно шли прочь, почему турецкий командир и велел было полугалерам оттуда удаляться; но за сильною противною погодою они того дня подняться не возмогли, а на завтра бывшие на берегу чауши увидели уже там его светлость хана Шагин-Гирея в черном платье, разъезжающего с 500 человек, и как чауши спросили, для чего хан в черном платье, некоторые из татар отвечали, что пока не освободится от оттоманов, почитает себя невольником. На другой же день, на рассвете, турки увидели на берегу с обеих сторон противу себя вооруженные батареи с множеством конного и пехотного войска; находящийся на фрегатах сын Гаджи-Али-паши послал на берег спросить о причине такого ополчения и нет ли намерения сжечь или же потопить фрегаты, на что ответствовано, чтоб они шли прочь, инако же несумненно одно или другое с ними воспоследует и что они уже довольно постояли; почему сын реченного паши, сев на баркас, приказал полугалерам всевозможным образом в обратный путь идти, угрожая смертною казнию экипаж оных оных в случае ослушания. Итак оные пошли к Синопу, а фрегаты, вышед на открытое море, на сорока саженях глубины стали на якоре, отправя на полугалерах одного чауша с доношением капитан-паше, что не точию Балаклава, но и все другие способные к вылазке на берег Крымские места укреплены и заняты уже российским войском…
