Связь между ними не ослабевала, но постепенно им делалось ясно, что их сестре Банно (Крольчушке) — по-настоящему ее звали Невид, но в семье она всегда была Банно — она не по душе. Банно была на пять лет моложе его и на четыре года моложе Самин, и главным переживанием ее детства было то, что она исключена из спайки старших. В конце концов она страшно поссорилась и с ними, и с родителями и уехала в Калифорнию, чтобы быть как можно дальше от них ото всех. Ему часто становилось больно за отколовшуюся сестру, он делал шаг ей навстречу, но после этого она врывалась в его жизнь так неистово, что он вновь отшатывался. Однажды она прониклась безумной уверенностью, что они с Самин неким обманным путем присвоили ее наследство, и пригрозила разоблачить его публично. Ему пришлось попросить юристов предостеречь ее от этого, и очень долго потом они не разговаривали. Набила, самая младшая из сестер, которую в семье звали Гульджум, начала очень хорошо — она была настоящей красавицей и талантливым инженером-строителем, — но впоследствии стала сказываться психическая неустойчивость, которая разрушила ее карьеру, брак, отношения с родными и в конце концов жизнь, она принялась жевать табак, злоупотреблять медикаментами и безудержно есть, пока ее красота не оказалась погребена под горой жира, — и потом, к потрясению тех, кто ее знал, ее нашли мертвой в ее постели, и вот как вышло, что младшая из них ушла из жизни первой.
Любви, одной любви в его семье очень часто бывало недостаточно.
Настала десятая годовщина сожжения его книги в Брадфорде, затем — десятая годовщина фетвы (Десять лет! — подумал он. — Быстро же время летит, когда идет потеха), и все те же люди издали все те же звуки. Мистер Шаббир Ахтар, которого «Индепендент» назвала «блестящим» мыслителем, заявил, что теперь они не будут сжигать «Шайтанские аяты», потому что больше не чувствуют себя «исключенными». (В последующие годы многие британские мусульмане, в том числе иные из наиболее фанатично и враждебно настроенных, высказывались в том смысле, что кампания против романа была ошибкой. Некоторые имели в виду только то, что это была тактическая ошибка, сделавшая автора более популярным и повысившая тиражи, но кое-кто продвинулся настолько далеко, что признал важность свободы слова и ее защиты.) В День святого Валентина «стражи революции» заявили в Тегеране, что фетва «будет исполнена», Санеи с «Баунти» подтвердил, что его «уничтожение» по-прежнему планируется. Но не было ни шествий, ни митингов у мечетей, ни кровожадных проповедей, произносимых аятоллами высокого ранга. Так что эти дни прошли тише, чем он опасался.
Он продолжал добиваться от полиции послаблений. Теперь, когда на него за его деньги работает Фрэнк Бишоп, этот охранник — ведь правда же — мог бы взять на себя еще больше обязанностей, что, между прочим, здорово сэкономило бы государственные средства? Он уже в достаточной мере усвоил разницу между «угрозой» и «риском», чтобы понимать: если он, не трубя об этом заранее, приходит на частную вечеринку, в ресторан, в театр или в кино, риск почти нулевой. И нет необходимости использовать при этом целую группу охраны. Фрэнк вполне может справиться один. Но полицейские чины не захотели здесь уступить. Попросили его ничего не менять до возвращения из летней поездки на Лонг Айленд, и скрепя сердце он согласился.
Первый скандал 1999 года был связан с выдачей индийской визы. В последнюю минуту сотрудник индийского посольства сказал, что он может получить только обычную гостевую шестимесячную визу, и Виджаю Шанкардассу пришлось идти в посольство и встречаться там с высоким комиссаром[256] Лалитом Мансингхом и с оказавшимся в тот момент в Лондоне министром иностранных дел Индии, в результате чего они согласились-таки «поступить как должно» и предоставить ему полноценную пятилетнюю визу, на которую он как уроженец Индии имел право. Было обещано, кроме того, что во время поездки в Индию его будет защищать индийская полиция.
И тут же «вознегодовали» индийские мусульмане. Неистовый старый имам Бухари из делийской мечети Джума Масджид (который десять лет назад по ошибке заклеймил не того Салмана) гневно осудил решение о визе перед трехтысячной толпой во время пятничной молитвы. Он заявил, что «готов умереть», лишь бы не допустить приезда Рушди. Два дня спустя иранская газета «Техран таймс» предсказала, что в Индии его убьют: «Может быть, само Провидение позаботилось о том, чтобы этот бесстыдный человек встретил свой конец там же, где родился». В Индии единственной, помимо БДП, партией, которая устами своего лидера поддержала выдачу ему визы, была Коммунистическая партия Индии (марксистская) Мани Шанкар Айяр из Индийского национального конгресса сказал, что его партия была «совершенно права», запретив «Шайтанские аяты» и не впуская автора в страну, и что БДП, давшая ему визу, должна будет «отвечать за последствия». Но к этому он, странным образом, добавил, что, если господин Рушди приедет в Индию, «его как гостя надо будет встретить радушно». Имам Бухари заявил, что мусульмане будут «протестовать, оставаясь в рамках конституции», но, если какой-нибудь правоверный мусульманин решит убить святотатца, он получит поддержку всех мусульман. Писательница Гита Харихаран прислала ему серию идеологически-наставительных электронных писем, которые не вызвали у него ничего, кроме досады. Ясно было, что поездку в Индию придется отложить, пока страсти не улягутся.
Позвонила Тереза, помощница Боно:
— Здравствуйте, Салман! У вас есть текст вашей песни — как она называется — «Земля под ее ногами»?
— Есть, конечно.
— Вы не могли бы прямо сейчас переслать его факсом в студию? Они собрались записывать, но Боно потерял словс.
— Могу, разумеется. Само собой. Сейчас перешлю.
Потом некоторое время — одни лишь болезни, врачи и взмахи крыльев ангела-губителя. На несколько дней к ним с Элизабет на Бишопс-авеню приехали ее двоюродная сестра Кэрол Нибб с мужем Брайаном, и поздно вечером он впервые увидел безволосую из-за химиотерапии голову Кэрол. Помимо воли ему вспомнилась сцена из «Ведьм» Роальда Даля, где ведьмы сбрасывают маскирующую их «человеческую» оболочку. Он очень хорошо относился к Кэрол и был зол на себя за эту, мягко говоря, постыдную реакцию. Она побывала в Америке у доктора Канти Раи, и он лечил ее, однако эффект от лечения оказался не таким хорошим, как у Эдварда Саида, и прогноз был не очень благоприятным. Но еще не все потеряно, сказала она, стараясь выглядеть бодро.
Умерла Айрис Мердок. Вскоре после того, как вышел ее последний роман «Дилемма Джексона», который критики разнесли в пух и прах, он побывал на ланче в ее честь в Совете по искусству. Айрис, вспомнилось ему, была в мрачном настроении и сказала ему, что ей, похоже, пора перестать писать. «Несколько плохих рецензий не причина, — отозвался он. — Вы Айрис Мердок». — «Да, — печально промолвила она, — но если людям уже не нравится то, что ты делаешь, и у тебя иссякли идеи, тебе, видимо, надо поставить точку». Всего через несколько месяцев у нее диагностировал болезнь Альцгеймера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
