Перрин напрягся. Иногда подобное отрицание имело результатом выговор, произнесенный скрипучим, монотонным голосом, — о признании и о раскаянии, продолжающийся описанием методов, которыми Вопрошающие их добиваются. Иногда такая лекция завершалась пинком. К удивлению Перрина, на сей раз Байар проигнорировал протест.
Вместо этого Белоплащник присел рядом с Перрином на корточки — весь из углов и впадин, с топором на коленях. В свете фонаря у него на плаще с левой стороны груди блестели золотое солнце и две золотые звезды под ним. Сняв шлем, Байар поставил его возле фонаря. Как ни странно, но на его лице, кроме надменного презрения или ненависти, было какое-то новое, непонятное выражение, сосредоточенное и решительное. Байар положил ладони на рукоять топора и молча внимательно разглядывал Перрина. Перрин пытался не ерзать под этим пристальным взглядом запавших глаз.
— Ты замедляешь наше передвижение, Друг Темного, ты и твои волки. Совет Помазанников слышал донесения о таких делах, и они желают знать больше, поэтому тебя нужно доставить в Амадор и передать Вопрошающим, но ты замедляешь наше передвижение. Я надеялся, что мы сможем двигаться достаточно быстро, даже не имея запасных лошадей, но я ошибался. — Он замолчал, окидывая пленников хмурым взглядом.
Перрин ждал: Байар сказал бы, если б хотел услышать от него ответ.
— Лорд-Капитан пойман в ущелье дилеммы, — наконец произнес Байар. — Из-за волков он должен доставить тебя Совету, но он должен добраться также и до Кэймлина. У нас нет свободных лошадей, чтобы везти тебя, но если ты по-прежнему будешь идти пешком, то к назначенному сроку мы Кэймлина не достигнем. Лорд-Капитан видит свой долг в одном и не испытывает сомнений; он намерен поставить тебя перед Советом.
Эгвейн охнула. Байар пристально смотрел на Перрина, а тот не отрываясь смотрел на него, опасаясь даже моргнуть.
— Я не понимаю, — медленно сказал юноша.
— Здесь нечего понимать, — отозвался Байар. — Здесь нет ничего, кроме тщетных размышлений. Если вы убежите, у нас не будет времени вас выслеживать. Мы не можем терять ни единого часа, если хотим вовремя достичь Кэймлина. Если, скажем, ты перетрешь свои веревки об острый камень и исчезнешь в ночи, то с проблемой Лорда-Капитана будет покончено. — Не отводя глаз от Перрина, он сунул руку под плащ и уронил что-то на землю.
Взгляд Перрина невольно проследил за движением Байара. Когда Перрин понял, что это, у него перехватило дыхание. Камень. Каменный осколок с острым краем.
— Просто тщетные размышления, — сказал Байар. — Ваши охранники сегодня ночью также пребывают в размышлениях.
Во рту у Перрина вдруг пересохло. Обдумать, от начала и до конца! Свет, помоги мне обдумать все от начала до конца и не ошибиться!
Может это оказаться правдой? Может ли для Белоплащников необходимость быстро добраться до Кэймлина быть настолько важной, что они готовы на такой поворот дел? Позволить подозреваемым Друзьям Темного бежать? Нет никакого толку думать об этом — ему мало что известно. Кроме Лорда-Капитана, единственным из Белоплащников, имевшим право разговаривать с пленниками, был Байар, и ни тот и ни другой не нашли нужным что-либо им сообщать. Подойдем к делу иначе. Если Байару так хочется, чтобы пленники бежали, то почему ему просто не разрезать веревки на них? Если Байар хочет, чтобы они убежали? Байар, который до мозга костей убежден, что они — Друзья Темного. Байар, который ненавидит Друзей Темного сильнее, чем самого Темного. Байар, который выискивал любой предлог, чтобы ударить Перрина за то, что тот убил двух Белоплащников? И это Байар хочет, чтобы пленники убежали?
Если раньше мысли у Перрина неслись галопом, то теперь они покатились снежным комом с горы, — несмотря на холод, пот ручьями стекал по лицу Перрина. Он бросил взгляд на охранников. Они были лишь тускло-сумрачными тенями, но ему казалось, что они замерли в ожидании, подняв копья. Если Перрин и Эгвейн будут убиты при попытке бегства, а их путы перетерты о камень, который случайно тут валялся... Дилемма Лорда-Капитана была бы решена, все верно. А Байар получит их мертвыми — именно то, чего он и хочет.
Худой мужчина подобрал шлем, положенный у фонаря, и начал уже вставать.
— Подождите, — хрипло произнес Перрин. Его мысли беспорядочно метались, когда он тщетно пытался найти какой-нибудь выход. — Подождите, мне нужно поговорить. Я...
Помощь идет!
Мысль картинкой расцвела у Перрина в голове, отчетливая вспышка света в середине хаоса, столь потрясшая его, что на миг он забыл обо всем, даже о том, где находится. Пестрая жива. Илайас, послал он мысль волчице, вопрошая без слов, чтобы узнать, жив ли тот. В ответ пришел образ: Илайас, лежащий на ложе из хвойных веток рядом с маленьким костерком, горящим в пещере. Он перевязывал рану у себя на боку. Все это заняло лишь мгновение. Перрин смотрел, разинув рот, на Байара, и лицо его расплылось в глупой улыбке. Илайас — жив. Пестрая — жива. Помощь идет.
Байар замер, чуть привстав и разглядывая Перрина:
— Какая-то мысль пришла тебе в голову, Перрин из Двуречья, и я не прочь узнать, что это за мысль.
На мгновение Перрину показалось, что Белоплащник говорит о послании от Пестрой. Паника промелькнула по лицу юноши, сменившись облегчением. Байар никак не узнал бы об этом.
Байар следил за лицом Перрина, на котором одно выражение сменилось другим, и впервые взгляд Белоплащника двинулся к брошенному на землю камню.
Он задумался, не стоит ли изменить свое решение, понял Перрин. Если Байар передумает насчет камня, рискнет ли он оставить пленников в живых — они же могут проболтаться? Веревки можно перетереть и после того, как те, кто ими связан, будут мертвы, даже если придется пойти на риск разоблачения. Перрин поглядел Байару в глаза; они смотрели на юношу из затененных провалов глазниц, словно из темных пещер, — и он увидел, как смерть приняла решение.
Байар открыл рот, и Перрин уже ждал оглашения приговора, как вдруг события завертелись столь быстро, что мысль не поспевала за их ходом.
Один из охранников неожиданно исчез. Только что виднелись две неясные фигуры, и в следующий миг ночь поглотила одну из них. Второй охранник повернулся, крик готов был сорваться с его губ, но не успел он и звука издать, как раздалось отчетливое «чанк» и он рухнул, как срубленное дерево.
Байар развернулся, быстрый, как жалящая змея, топор с жужжанием вертелся у него в руках. Глаза Перрина полезли из орбит, когда ночь словно вплыла в свет фонаря. Рот его открылся для вопля, но горло крепко сжал страх. На мгновение юноша даже забыл, что Байар хотел их убить. Белоплащник был человеческим существом, а ожившая ночь явилась забрать всех.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
