Впрочем, слухи слухами, но и факты, от которых отмахнуться было невозможно, свидетельствовали, что события развиваются отнюдь не в сторону мира. Незадолго до отъезда на Украину я был в Каунасе. Там мы проводили командно-штабные учения. Дорога, по которой на автомобиле возвращался в Ригу, местами проходила рядом с границей. Помню, какой тревогой меня обожгла догадка, когда я увидел на той стороне черные зигзаги на земле, слегка прикрытые ветками хвои.
— Окопы! — вслух подумал я. В бинокль хорошо просматривались артиллерийские позиции, наблюдательные пункты.
К чему бы все это? Проводить учения возле самой границы — глупо. Значит, готовятся к войне. Но как же договор о ненападении? Последнее не очень успокаивало: мы уже видели, как в Берлине умеют рвать международные соглашения.
С твердой уверенностью, что время не ждет, что надо спешить, что дорог каждый месяц и каждый день, я и приступил к исполнению обязанностей начальника штаба. Дивизия была полностью укомплектована людьми, однако процесс ее вооружения и экипировки еще не завершен: не хватало грузовых машин, артиллерии, станковых пулеметов и другой боевой техники и снаряжения. Но главная задача заключалась в том, чтобы в сжатые сроки научить людей успешно действовать в современном бою, сколотить подразделения, наладить их взаимодействие, превратить штаб в орган квалифицированного и оперативного руководства частями и подразделениями.
Разумеется, эту главную задачу понимал и ею жил не только я один, но и весь командный и политический состав дивизии. В первый же свой приезд в летние лагеря, куда к этому времени перебралась дивизия, почувствовал, что окунулся в обстановку, в которой люди дорожат каждой минутой. В частях шла четко организованная боевая учеба: проводились тактические занятия, стрельбы, по ночам звучали сигналы тревоги, совершались длительные переходы. Парад, который командование корпуса 15 мая провело в дивизии в связи с началом летнего периода обучения, показал, что выучка подразделений растет день ото дня. Но он показал также, как еще много надо работать, чтобы люди, которые совсем недавно надели красноармейские шинели, стали настоящими солдатами.
Меня сразу же окружили бесчисленные и разнообразные дела и заботы, которые бурным потоком хлынули в штаб. Я объезжал части, знакомился с командирами, с ходом боевой учебы. Сопровождал меня в этих поездках майор Михаил Иванович Карташов, начальник оперативного отделения и по штатному расписанию мой заместитель. Михаил Иванович, кадровый офицер, в дивизии с первого дня ее формирования, знал все и вся. Память у него была превосходная, характеризовал он штабных работников и командный состав частей немногословно, по всегда подмечал самое главное. Например, о начальнике артиллерии дивизии полковнике Иосифе Иосифовиче Самсоненко, который вскоре стал моим другом, он сказал: «Специалист высшего класса. Работящий. Артиллеристы в нем души не чают. Понуканий не требует. Скажешь — сделает. Можешь не проверять. Красную Звезду в мирное время не всякому дают. Самсоненко в прошлом году награжден этим орденом».
Совершенно иной была характеристика на командира 884-го стрелкового полка майора И. Г. Третьяка: «Деятелен. Но есть в его активности что-то показное, рассчитанное на эффект, на желание пустить начальству пыль в глаза. Хотя дела у него идут неплохо и он на хорошем счету, но я ему не особенно верю. Присмотритесь к нему повнимательнее. Быть может, я пристрастен и ошибаюсь». Должен сказать, что впоследствии жизнь показала, что Карташов был прав. В трудную минуту, когда на полк Третьяка под Медвином навалились танки и пехота противника, он проявил малодушие и бросил своих бойцов на произвол судьбы, покинув поле боя. Да, то, что заложено в характере человека, рано или поздно выплеснется наружу.
Других командиров частей Карташов характеризовал только с хорошей стороны, подмечая, разумеется, особенности характера каждого. О командире 893-го стрелкового полка майоре Н. К. Кузнецове он сказал: «Этот мало говорит, зато много делает». Впоследствии я убедился: сказано точно. Кузнецов производил впечатление человека, который сначала подумает, затем скажет. Он редко высказывал категорические суждения, но если однажды высказывал, то уж от них не отступал.
Личное, хотя и не продолжительное знакомство с майором М. И. Головиным, командиром 863-го стрелкового полка, командирами 25-го пушечного артполка майором С. С. Керженевским и 739-го гаубичного майором А. Д. Георгибиани убедило, что народ и вправду подобрался отличный. Подумалось, что с такими командирами можно хорошо сработаться.
По правде сказать, насторожила встреча с комдивом генерал-майором Константином Ефимовичем Куликовым. Его немного шокировало то обстоятельство, что начальником штаба полнокровной дивизии назначили всего-навсего майора, к тому же не имеющего боевого опыта. То, что я в сентябре 1939 года участвовал в освободительном походе в Западную Украину, в счет, разумеется, не шло. Этот поход прошел без сражений и боев. Куликов, не скрывая своего удивления, даже разочарования, спросил:
— Странно, не правда ли, майора назначать начштадивом? Ведь вам придется командовать и полковниками. Не растеряетесь?
Я был озадачен подобным вопросом и только ответил, что начальству вышестоящему виднее и что постараюсь наладить деловые отношения с командирами штаба и частей независимо от их званий. И думается, что мне это удалось. Во всяком случае, за все время службы в 196-й дивизии из-за моего воинского звания не было ни одного случая осложнений или обид. Когда к людям предъявляются справедливые уставные требования, когда интересы службыставятся на первый план, конфликты исключены. А именно так я и старался поступать.
…Ранним утром 22-го меня разбудил настойчивый стук в дверь маленького лагерного домика.
— Товарищ майор, вас срочно вызывает в штаб командир дивизии, — услышал я голос запыхавшегося от бега связного.
Через несколько минут я узнал о начале войны. Не ошибка ли это? Но ошибки не было. Это война, приход которой все ждали и которая все же подкралась неожиданно.
Прошли считанные секунды, и над спящим еще мгновение назад белопалаточным городком поплыли тревожные звуки трубы. Вначале люди приняли тревогу за учебную, и в шуме, который был вызван подъемом и сбором, звучали веселые нотки. Но как только в лагере узнали о нападении фашистов, все изменилось. Вмиг посуровевшие красноармейцы и командиры занимали места в строю…
В полдень мы слушали выступление по радио Народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова, который по поручению Политбюро ЦК ВКП(б) и Советского правительства сообщил о вероломном нападении гитлеровской Германии на нашу страну. В частях после этого прошли митинги. Выступавшие бойцы и командиры говорили о том, что не пожалеют жизни за свою Родину, отдадут все силы на разгром врага. И все выступавшие просили командование как можно скорее направить дивизию на фронт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
