племя, правильно их убивал, недостойны жизни! Сам-то я не человек, мне пьянство не грозит… но как же теперь трещит голова! Убить бы говнюка, да его уже и так нет на свете!
Осталось перетерпеть, немножко оклематься, чтоб хотя бы вернулась способность к осмысленным передвижениям, найти подходящего субъекта и совершить еще один переход. И дальше можно жить без оглядок на вереницу исполненных заказов за спиной. И начинать потихоньку новую вереницу, чего их жалеть, этих людей. Ну и кушать хочется, а для этого нужны деньги. Которые зарабатываются трудно, а отбираются сравнительно просто. Да, я убийца и грабитель, и мне не стыдно! А вы попробуйте найти в мире кланов и магии работу с таким соотношением зарплаты и вложенного труда. Когда найдете, тогда и обвиняйте.
От этих мыслей мне сразу становится легче. И я наконец обращаю внимание на так называемую мать. И прихожу к выводу, что она ничего так, для людей даже вполне ничего так! На нижнем пороге фертильности, что придает особое очарование сохранившейся красоте. Вот чего не отнять у клановых, так это их умения сохранять красоту и юность. Понимают мерзавцы, в чем толк жизни! Кутят, гулеванят, бегают напропалую налево и направо, по пять жен охаживают, плодятся без счета, дерутся на дуэлях без меры… молодцы! Убить бы их всех.
Вот и эта как бы мать. Нищая, судя по обстановке, далеко не молодка, трое детей-придурков уже взрослые — но свежа, свежа!
— Чего уставился? — спрашивает якобы мать, не оборачиваясь от плиты. — Кредитку не дам, и не смотри. Она на еду, и то не хватит.
Свешиваю ноги с тахты, сажусь. Осторожно трогаю голову. Вроде не расколота. А ощущения те самые. Убить бы говнюка, да уже убил.
— Что у тебя с деньгами? — спрашиваю хрипло.
Хрип — это плохо, это примета, но от семейной особенности сменой тела не избавиться.
— С деньгами у меня ничего, — говорит женщина устало. — Их нет, в долг живем. А чего это ты интересуешься? Неужели за ум взялся?
— Пора бы! — рычу непроизвольно. — Взрослый уже.
Женщина так удивляется, что ставит плиту на автоматику, легко садится рядом на тахту и смотрит с непонятным вопросом в серых глазах. Потом горько улыбается:
— И будет, как в книжках? Ты поступишь в магическую академию, откроешь в себе невиданные способности, станешь Магистром, вернешь процветание семье, создашь собственный клан и возьмешь в жены всех трех княжон Меньшиковых?
— Неплохой план, — одобряю я. — Для пятнадцатилетнего дурачка.
— Да, только я уже не в том возрасте, чтобы верить сказкам.
— Ты вполне еще ничего так.
Странно, люди мне в целом чужды, но почему-то именно ей захотелось сказать приятное.
— Я знаю, — просто соглашается она. — Я знаю, что красива, как младшая Меньшикова. Только она еще и богатая. Понимаешь?
Она права. Деньги — та же красота. Ну и сила тоже, понятное дело.
Вдруг накатывает нежность, а следом — неукротимое желание обнять грустную красавицу, утешить… Впрочем, нет, с трудом, но все же укротимое. Помогает справиться с желанием понимание, что чувства не совсем мои. Так, просто позывы чужого тела. Проблема, но небольшая. За неделю-другую все позывы я задавлю, останутся одни рефлексы, да и с теми справлюсь. А потом можно и внешность менять. В границах дозволенного генетикой и потихоньку, чтоб не вызвать подозрений…
Так. Это что получается, пьяный говнюк был увлечен собственной матерью? Ему ровесниц не хватало⁈ Вот говнюк! С другой стороны, кто ж подпустит такого ушлепка к фертильным малолеткам? Там посильнее желающих поляна, наверняка отгоняли пинками и плевками… но — в собственную маму⁈
Мои природные свойства уже начинают проявляться, головная боль отступает. Смотрю на сидящую рядом благородную, непроизвольно втягиваю ноздрями запах…
…и мир переворачивается. И еще раз. И встает на ноги совсем в другом порядке. И я совсем другими глазами смотрю на сидящую рядом женщину. Не мама. Не сын. О как! Интересно, а она знает? А говнюк знал? А…
Мысли скачут и путаются, слишком много еще во мне от того говнюка. Напрягаю волю и призываю самого себя к спокойствию. Уф, получается. И странный интерес заказчика к обнищавшей семье благородных в зачуханном губернском центре теперь более понятен.
Конечно, она знает. Иначе к чему бы ей прятаться в провинции, когда в столице для такой красавицы больше шансов устроить личную жизнь в роли третьей — седьмой жены? И конечно, мелкий говнюк не знал, он вообще ничего не знал из-за своей тяги к алкоголю и наркотикам. Зато чуял. Не смогла женщина относиться к нему, как к родному сыну, чем-то себя выдала. А почему не смогла? Ответ лишь один. И заключается он в статусе пьяного ушлепка. Что, вот это дистрофичное тело из непростых? Ой. Вот это поворот. Вот это влип. Но кто бы мог предположить, что в зачуханном губернском городе не первой величины пьянствует тело очень непростого кланового⁈ Их же нельзя занимать, там магия!
Поспешно исследую свой внутренний мир. Поворот, да. Неизвестно чем грозящий. Тела магически одаренных в семействе запрещено захватывать. К клановым так просто не подступиться, а пролезешь, так запросто вычислят по поведению и такое устроят! Сожжение легким избавлением покажется! Вот же влип по незнанию. И теперь неизвестно, как именно совместятся мои нечеловеческие свойства и его магические таланты. И совместятся ли.
— Понимаю, — хриплю я. — Богатство — та же красота.
Она грустно кивает.
Женщину мне жалко. Красивая. И мучается с пьяным ушлепком, вместо того чтобы устраивать личную жизнь. Наверняка магическую клятву дала. Чем они там клянутся? Здоровьем, жизнью? Ну, тогда она уже мертва. Там такой заказчик, что за жизнь паренька не дашь и кредитки. Вчера не достали — завтра достанут обязательно. И женщину убьет клятва.
Недовольно вздыхаю. Путаница, пока что путаница. Не мне ее жалко, тому пареньку. А мне без разницы, что с ней произойдет. Да и как ее спасти? Единственный способ — это остаться в теле наркомана и как-то уберечь ее. Так себе шансы, сил у говнюка никаких. А если проявить свои, кланы заинтересуются, и тогда придется спасать себя, и быстро!
Но оставаться в захваченном теле нельзя. На говнюка открыли охоту, оно надо, такое счастье? Ладно застрелят, а если сожгут? Дико больно!
Но сколько тайн накручено вокруг вроде бы простой нищей семьи! Даже уходить неохота! А надо. И вообще неохота — это опять телу. Задолбало. А
