- Конечно. Здесь осознанная вера или неверие мало на что влияет. Тем более, что часто неверие - обратная сторона той же самой веры.
Пример - истовый атеизм. Еще в школе помню на стихотворении "Смерть пионерки" меня что-то как стукнуло: истово верующей была девочка. А у матери - суеверия, маленькая вера на всякий случай: не помешает же тебе на шее крестик.
- И какая позиция более близка вам? Вера пламенная или маленькая и спокойная?
- Трудно сказать. Это ведь не от сознания зависит, а от чего-то более глубокого. Я не знаю, как может повести себя человек на пороге смерти. Вот тогда - проверка, он более или менее узнает, кто он такой.
О ФАНТАСТИКЕ, ФАНТАСТАХ И ДОБРЫХ ГЕРОЯХ - В своей монографии "Перекресток утопий" исследователь фантастической литературы Всеволод Ревич пишет, что на смену эпохе братьев Стругацких так ничего и не пришло.
- Не пришло. Я не скажу, что нет авторов, сравнимых со Стругацкими по технике, но нет авторов, равных им по влиянию на читателя. Да и читатель стал другим. Стругацкие были очень сильно сплющены, искажены, деформированы. Не столько даже их готовые вещи, сколько сам способ мышления, способ создания. Ведь постоянно шла борьба с цензором, вообще с той реальностью. А реальность была диковатая, хотя и давала тот уровень сопротивления, который позволял накачивать мышцы. Сейчас сопротивление немножко другого рода: мягкое, кисельное, ватное. Через него надо долго муторно пробираться - скорее устаешь, чем накачиваешься. Вот и получается, что авторы с потенциалом, не меньшим, чем у Стругацких, пишут в десятую часть их силы.
- А что должно случиться, чтобы пришел новый писатель, новый читатель?
- Ничего. Я думаю, что фантастика, как литература влияющая на умы, ушла совсем: или надолго. Она стала перерождаться в развлекательную литературу. Раньше ведь были великие фантасты, преображавшие мир своими произведениями - Уэллс, Оруэлл, - они буквально взрывали все вокруг.
- Оруэлл - фантаст?
- Конечно. Просто у критиков-литературоведов есть тенденция: все хорошее из фантастики затаскивать в большую литературу.
- У Ревича есть своеобразный литературный водораздел - по одну сторону "чернуха", по другую - все остальное. Вас он отнес именно к "чернухе":
Лазарчук удивленно:
- А я всегда считал, что у меня очень оптимистические произведения.
- Критерием разграничения он сделал доброго героя. Он разбирает вашу повесть "Там вдали за рекой". И главный упрек - негуманность спасательных служб, которые долго размышляют об оплате за вызов, прежде чем придти на помощь. Ревич считает, что это - относительная гуманность. А если бы им не заплатили, - спрашивает он, - они бы что, не полетели?
- Не полетели бы. Видимо он просто не встречался с реально существующими спасателями.
- А вы согласны, что в произведении обязательно должен быть добрый герой?
- Не согласен. Это не признак хорошей литературы: Ревич, конечно, умный мужик, но литературовед.
О "ГИПЕРБОРЕЙСКОЙ ЧУМЕ" И ТВОРЧЕСКИХ ПЛАНАХ - Сразу после вашей первой совместной работы с Михаилом Успенским романа "Посмотри в глаза чудовищ" - последовало огромное количество отзывов, как простых читателей, так и коллег по цеху, надо признать, благожелательных было значительно больше. Вы сели писать продолжение, которое сначала называлось "Пролетарская машина времени", а потом сменило имя на "Гиперборейскую чуму". Что вы скажете об этой вещи?
- Всегда трудно писать продолжение. Хотя оно и не прямое: есть в этих двух книгах общие герои, но Гумилева уже нет.
- А кто-нибудь другой из известных личностей?
- Нет. Нельзя повторять такие вещи. Некрасиво просто. Да и книга теперь немножко о другом. Пусть даже используется тот же мир, а одно из основных действующих лиц - уже известный читателю великолепный ГРУ-шник Коломиец.
Во время работы мне казалось, что мы слишком подробно все продумали, мало импровизации. А работа - это одна сплошная импровизация. В идеале нужно абсолютно не знать, как закончишь свою вещь. Как бы на спор задается название и ты под него обязательно должен что-нибудь написать. А если добавить ограничение по времени, то это и получатся - идеальные условия творчества. Хотя я знаю и людей, которым нужно продумать все от начала до конца и только потом приступить к работе.
- А у вас с Успенским как?
- Успенский именно из таких людей.
- И что же у вас получается?
- Получается что-то среднее. Оба недовольны, конечно, но так и должно быть. Дуэт противоположностей.
- И напоследок вопрос о творческих планах. Увидим ли мы еще рассказы и небольшие повести Андрея Лазарчука? Продолжится ли ваша совместная работа с Михаилом Успенским?
- Недавно написан рассказ "Сентиментальное путешествие на двухместной машине времени", а еще есть повесть "Семен по прозвищу Петр", которая мне пока не очень нравится... в общем, пусть еще полежит. С Успенским же на пару собираемся написать средних размеров произведение "Сага о Когане-варваре".
А потом приступлю к давно задуманному "готическому боевику" под названием "Штурмфогель":
