– Вот так ты и оказался в ловушке, мой дорогой братец, рядом со всей своей «семейкой». Хочешь спросить, почему я просто не прикончил вас троих? Ну что ж, отвечу. Во-первых, я не в силах, – но пока, только пока, уверяю тебя, – изменить порядок, установленный вашими обожаемыми хозяйками. Убей я тебя, и в Западном Пределе тут же родится или, что еще хуже, раскроется подобно тебе очередной Мудрый. Конечно, я с легкостью устраню и его, но к чему вся эта суета? К тому же – и это будет во-вторых – в память о нашей былой близости я решил начать переустраивать мир именно с твоего Предела. А для этого мне удобнее всего одолжить твой облик, надеть маску, так сказать. Ведь они все так любят и почитают Лаурика Искусного, так им гордятся и так верят ему! И потом, кто, как не Лаурик Искусный, сам того не зная, создал мне идеальные условия. Ведь это ты, братец, хоть и не без колебаний, дал свое согласие на то, чтобы соединить два побега Королевского древа. Ты, поди, надеялся войти в историю как опекун и воспитатель Сильвеста Второго, а? Принести в Западный Предел золотой век процветания и стабильности, к вящей славе своей и своих хозяек? Ну что ж, твоей мечте отчасти суждено сбыться. Я лично прослежу, но только с одной оговоркой: если у Этайн родится ребенок, он станет черным проклятием для Четырех Сучек и всех их последователей!
При виде неприкрытой ненависти и отчаяния, которые наполняют глаза пленника, тело мучителя сотрясается в раскатистом смехе. Смех этот становится всё громче и громче, гуляет по пустой комнате с высокими потолками, отражается от стен и стеклянных сфер; заключенные в них люди пытаются закрыть себе руками уши; тела их, распятые в пустоте, выгибаются.
Отсмеявшись, прекрасный мужчина не спеша встает и приближается к сферам вплотную.
– Я рад, что вам нравится нарисованная мною картина, дорогие мои «родственники». Да, кстати, есть ведь еще и третья причина того, что я оставил вас в живых. Те милые шарики, в которых вы сейчас находитесь… они созданы моей Силой, что не имеет ничего общего с Силой Четырех Сучек. И что самое главное, они находятся здесь. В Первом Пределе. Пока вы в них, над вами не властны время, усталость, голод, смерть… Не постарев ни на минуту, вы можете провести внутри века и даже тысячелетия – и вы их там проведете! – Глаза говорящего опасно прищурились. – Вы станете свидетелями краха всего того, что составляло саму суть вашего существования, и проклянете тот день, когда появились на свет!
Круто развернувшись, мучитель идет к двери, но на пороге неожиданно останавливается и оборачивается:
– К сожалению, увидеть мой триумф своими глазами вам не суждено, но обещаю: мы будем видеться весьма часто, и я обо всём вам расскажу.
Несколько мгновений он смотрит на пленников, потом переводит взгляд на свой стол и, с легким неодобрением покачав головой, прищелкивает пальцами. Исписанный листок охватывает слепящее белое пламя, которое, моментально погаснув, оставляет на столешнице лишь малую горстку пепла…
Западный Предел
…Ночь накрывает плащом Бруг-на-Сиур и Ардкерр, дворец Ард-Ри Западного Предела. Черным плащом, расшитым искрами звезд, над которым багровым, налитым кровью оком, пылает полная луна. Все в Ардкерре спят, утомленные долгим днем. Спят беспокойно, тревожно, мучимые неизвестными страхами и страшными видениями. Спят и не просыпаются. Спят могучие воины и прекрасные девы, спят седобородые старцы и грудные дети, спят гончие собаки и резвые кони. И даже те спят, кому спать никак нельзя, кто поставлен этой ночью охранять покой друзей и родственников.
И сторожить преступницу.
На тех же самых местах, где сморил их странный сон, вповалку, даже не выпустив из рук оружия, спят стражи Ардкерра. Спят и не видят, как медленно скользит в пазах на воротах крепости тяжелый дубовый брус толщиной с предплечье могучего бойца. Скользит и падает на землю. Как медленно, со скрипом петель, распахиваются ворота – сначала на треть, потом наполовину и, наконец, настежь. Как в их проеме показывается одинокая человеческая фигура.
Мужчина – а когда человек попадает в полосу лунного света, отчетливо видно, что это мужчина, – с удовлетворением смотрит на спящих у ворот стражей, чуть кивает и идет через залитый луной двор. За его спиной слышатся тупые звуки ударов и придушенные хрипы: воинов, всё так же объятых сном, начинает с нечеловеческой силой и точностью поражать невидимое оружие, но он не оглядывается и идет вперед. Идет мимо длинных домов воинов, мимо хозяйственных построек и конюшен, дальше и дальше. Идет и не оставляет следов.
Наконец, мужчина останавливается у покоев Ард-Ри. Прищурившись, смотрит на них и заходит внутрь.
Возвращается он не один. За руку он ведет молодую женщину. Она могла бы показаться красавицей, если бы не широко раскрытые, остекленевшие глаза, да странные и неестественные движения, словно мышцы и сухожилия человеческого тела сокращаются и распрямляются против воли хозяина. Так движется марионетка в руках не слишком искусного кукловода – резко, рывками.
– Ты славно послужила мне, Ниам, – говорит мужчина, хотя знает, что женщина не может ему ответить. – Но твоя служба еще не окончена. Ты так похожа на свою сводную сестру: и обликом, и голосом, и речами. Из тебя бы получилась достойная жена для верховного правителя. Разве виновата ты в том, что, хотя у вас с Этайн один отец, твоя мать не рождена от Ард-Ри? Разве это повод для того, чтобы всю жизнь быть лишь второй после нее? Я – твой шанс, Ниам. Сейчас я перенесу тебя далеко отсюда, и ты будешь спать дальше. Когда же ты проснешься, всё будет зависеть лишь от тебя самой. Как знать – может, ты еще займешь когда-нибудь подобающее тебе место…
Фигуры мужчины и женщины подергиваются рябью, словно отражение в воде, к которому коснулись ладонью, и исчезают. Через несколько мгновений появляется только мужчина.
Один.
– Итак, проснувшись завтра утром, красавица Ниам не вспомнит ничего лишнего, – удовлетворенно произносит он, – но и суть того, что я ей сказал, она не забудет. Зерна упали на подготовленную почву, и если в тот момент, когда лесные воины Увенчанного Рогами найдут ее, она не назовется Этайн, значит, я совсем ничего не понимаю в людях… А теперь настала пора навестить и ее драгоценную сестричку.
Обогнув покои с северной стороны, мужчина вновь останавливается. Тяжелая, окованная железом дверь преграждает путь в подземелье, прорытое прямо под Бруг-на-Сиур. Рядом, привалившись спинами к холму, спят четверо воинов. Мужчина плавно поднимает обе руки параллельно земле, ладонями вверх, и широкие железные полосы на двери начинают вспучиваться, выгибаться вперед змеями, вырывая из дерева толстые гвозди, потом лопаются одна за другой, как гнилые веревки. Дверь раскрывается, за ней – мрак и запах затхлой сырости. На ладони мужчины вспыхивает огонек, и он начинает спускаться вниз. За его спиной вновь принимаются за свою жуткую работу призрачные клинки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
