Теперь же, высматривая Бибигона, мы подошли ближе обычного. Увидев нас, Брундуляк замотал головой, распушил веером хвост и, размахивая серьгами, бросился в бой. Можно было подумать, что на нас надвигается плетёная корзина, украшенная нарядными лентами — красными индюшачьими серьгами. К счастью, мы с Женькой не успели подойти слишком близко. Мы легко добежали до откоса, скатились по заросшему жёсткой травой склону к железнодорожной насыпи, перемахнули через раскалённые на солнце рельсы, взобрались на холм и почувствовали себя в безопасности. Здесь наша территория, сюда Брундуляк не посмеет сунуться.
Однако индюк не отставал.
От ужаса мы не могли пошевелиться.
Но тут раздался шум, грохот, свист. Из-за поворота выскочил паровоз. Он промчался между нами и Брундуляком, горячий, окружённый облаком пара. Паровоз шипел и свистел, как кипящий самовар.
Паровоз тащил за собой товарный состав. На коричневых платформах лежали и стояли доски, ящики, грузовик, красный комбайн, брёвна. В теплушках с маленькими оконцами ехали коровы. Как это ни странно, но мы с Женькой сквозь шум поезда слышали их вздохи и мычания. Потом проехал зелёный вагон с высокой железной трубой, покрытой круглой, как воронка, крышкой, из-под которой шёл дымок. Этот вагон был последний. На задней площадке мы увидели золотоволосую девушку в телогрейке, с ружьём через плечо, читающую книжку.
Пока ехал железнодорожный состав, мы с Женькой забыли про индюка. Но, увидев его внизу, на насыпи, рядом с рельсами, снова испугались. Теперь уже нас ничто не разделяло: Брундуляк перебежит на нашу сторону, взберётся на откос, и мы пропали.
— Бежим! — крикнул я, вскакивая на ноги, но Женька даже не пошевелился, словно не слышал меня.- Ну что же ты!
— Смотри! Бибигон!
Я снова бухнулся в траву рядом со своим другом и посмотрел в ту сторону, куда он показывал, но не увидел никого, кроме индюка Брундуляка, продолжавшего яростно дуться и , мотать туда и сюда длинными красными серьгами, которые свисали почти до самой земли. Однако теперь его гнев был обращён не на нас, а на кого-то другого, кто прятался за кустом бурьяна — побуревшего, покрытого налётом угольной копоти. Среди зелени в лучах солнца что-то вспыхивало, словно осколок зеркала.
— Где Бибигон? — крикнул я, толкая Женьку локтем в бок.
— Ты что, ослеп? — Женька тоже пребольно толкнул меня в бок.
«Где же он? Я не вижу!»-хотел было крикнуть я снова, но тут увидел маленького человечка в коротких штанишках, полосатой рубашке и белой панамке. Он выскочил из куста, из самой его середины, размахивая над головой длинной шпагой — это она сверкала на солнце и показалась сначала осколком зеркала,- и помчался на Брундуляка.
— Защищайся! — услышали мы тоненький, но очень сильный голосок.
Это кричал Бибигон. Индюк поник, хвост его упал на землю, как веник.
— Ну тебя! Чего пристал! Отстань!
Большая птица словно бы вдруг уменьшилась. Никогда бы не подумал, что такое может произойти с индюком.
Женька завопил:
— Видел? Ура! Бей его!
Я захлопал в ладоши и закричал:
— Ура!
А индюк Брундуляк, преследуемый Бибигоном, улепётывал, путаясь в своих серьгах.
Тут снова послышался шум пара, стук колёс, скрип рессор, и из-за поворота, но уже в другую сторону проехал другой железнодорожный состав. Под нами мелькали зелёные пассажирские вагоны с квадратными запылёнными окнами. Можно было сквозь стёкла рассмотреть внутренность вагона, но нам с Женькой было не до этого. Нам хотелось, чтобы состав скорее проехал. От нетерпения мы переминались с ноги на ногу и подталкивали друг друга. В просветах между вагонами мы видели то Бибигона, то Брундуляка.
Но вот, наконец, состав проехал. Снова стало тихо, только вдалеке за поворотом продолжал пыхтеть паровоз и стучать колёсами на стыках рельсов. Мы явственно услышали звон кузнечиков, жужжание мух в траве. Снова перед нашими глазами возник куст бурьяна, из которого так неожиданно выскочил Бибигон.
Ни Бибигона, ни Брундуляка уже не было.
Я толкнул Женьку локтем в бок.
— Где они?
Женька посмотрел на меня круглыми горящими глазами.
— Он его победил! Он его гонит прочь!
— Почему же его не видно?
— Он уже скрылся из виду.
Женька застыл на месте и долго ещё всматривался в даль, уши его от волнения пылали, а губы шептали что-то. Я стоял рядом и недоумевал.
«Чудеса, — хотел сказать я. — Был — и нет его. А вдруг Бибигона вообще не было?»
Однако же не сказал.
4. НОЧЬ В ЛЕСУ
Хотя небо и светилось нежно-голубым, почти белым светом, была уже настоящая ночь. В лесу было темно и жутко. В траве у подножия деревьев шуршали молодые ежи. Казалось, это подбираются к нам какие-то ужасные существа, готовые в любой миг напасть на нас и растерзать.
Мы с Женькой с трудом различали друг друга.
Сегодня днём мы снова подкараулили Чуковского во время его прогулки и попросили показать Бибигона. И снова Корней Иванович пообещал:
— Обязательно покажу, но в настоящее время он отсутствует.
— Где же он?
— Улетел на Луну.
— На Луну?
— Да, на стрекозе. Я ожидаю его возвращения в Переделкино со дня на День, с часу на час. Может быть, — добавил Чуковский, — он вернётся на родную землю этой ночью. Когда вы будете спать.
«Ну уж нет, сегодня ночью мы не будем спать!» — решили мы с Женькой.
И вот мы в лесу ждём возвращения Бибигона.
Очутившись в самой чаще, мы вдруг заметили, что на небе нет луны. Откуда же вернётся Бибигон?
Под ногой хрустнула ветка. Я почувствовал, как Женька сжался в комочек. А он почувствовал, как я сжался в комочек. А ведь невдалеке по лесной дороге ходили, переговариваясь, дачники, и сквозь ветви деревьев виднелась освещённая электричеством стеклянная терраса, слышалось звяканье ложек о стаканы.
— Боишься? — прошептал Женька.
— Не-а! А ты?
— Я тоже не боюсь. Только мне кажется, что он сегодня не прилетит, потому что луны нет!
— Мне тоже так кажется…
— Тогда пойдём?
— Пошли! -сказал я, с облегчением вздохнув: сейчас мы сделаем решительный скачок через кусты и окажемся среди людей.
Вдруг Женька дёрнул меня за руку и прошептал:
— Смотри, Бибигон! Он всё-таки вернулся!
Сначала я услышал слюдяной шелест крыльев, а затем увидел и саму стрекозу, сверкающую под сильным синим светом, откуда ни возьмись, появившейся луны. Стрекоза летела мимо нас в лунном луче над тёмной поляной, а верхом на ней, как на коне, сидел Бибигон. Его белая панама светилась словно фосфорная.
Маленький человечек заметил нас. Мгновение — и вот он уже стоит во весь свой крошечный рост на спине стрекозы, как на гимнастическом бревне. Он сорвал с головы панаму, нацепил её на остриё своей длинной шпаги.
— Привет жителям Земли! — закричал Бибигон, взмахнув шляпой.
— Он вернулся! — крикнул я и посмотрел на Женьку.
Мой друг стоял, широко раскрыв в изумлении свои круглые глаза, в которых сверкали две маленькие зелёные луны. Вдруг лицо его исказилось от ужаса. Женька зажмурился, и я скорее догадался, чем услышал его слабый крик:
— Спасайся!
В лесной тьме на фоне светлого, словно бы дневного, неба, искрящегося звёздочками, мелькнула мохнатая тень. Это была сова. Она спикировала на Бибигона, но тот как ни в чём не бывало стоял на стрекозиной спине, словно сиянием окружённый её сверкающими крыльями, и размахивал шпагой.
Стрекоза, трепыхая крыльями, висела на одном месте, как вертолёт.
Холодея от страха, я прошептал:
— Спасайся! — и зажмурил глаза. Сейчас сова сомнёт стрекозу, а Бибигона ударит когтями…
Раздался совиный крик, треск стрекозиных крыльев. В наступившей тишине я услышал крик Женьки:
— Он погиб!
— Я жив и здоров! — послышался знакомый голосок, и, открыв глаза, мы с Женькой увидели такую картину. Быстро махая крыльями, мелькающими между стволов в мохнатых просветах, сова улетала прочь, а за ней, по-прежнему стоя на стрекозиной спине и размахивая шпагой, мчался Бибигон.
Панама соскочила с острия его шпаги и упала на покрытую еловой хвоей землю, словно опустилась на дно сквозь зелёную воду ночного воздуха.
Мы с Женькой кинулись к белому пятнышку, грохнулись на колени, стукнулись лбами. Из глаз у нас посыпались искры. На мгновение тёмная ночь превратилась для нас в ослепительный полдень. Но лишь на мгновение.
Снова наступила ночь.
Мы потёрли свои лбы и выбрались на дорогу.
5. ФОТОГРАФИЯ БИБИГОНА
Под фонарём мы рассмотрели панамку Бибигона. Это был шёлковый колпачок, очень приятный на ощупь.
Женька осторожно, двумя пальцами пощупал панамку, потом понюхал.
— Я знаю, что это такое. Это цветок львиного зева, — проговорил он и задумался.
