— Я знаю, что ты знаешь все, — болтал маленький зверек, придвигаясь еще ближе. — Я знаю, что ты все видел. Все, что ты говоришь, — правильно, и я всегда буду стараться быть таким же вольным, как ты. А теперь тебе надо домой, в Долину Муми-троллей, — отдохнуть, встретиться со знакомыми… Еж говорил, что когда Муми-тролль пробуждается от зимней спячки, он тотчас начинает тосковать по тебе… Ну разве не чудесно, когда кто-то тоскует по тебе и ждет, и ждет тебя?
— Я вернусь когда надо! — пылко воскликнул Снусмумрик. — А может, и вообще не вернусь! Может, я пойду совсем в другую сторону.
— О! Тогда он, верно, очень огорчится, — сказал Малютка.
В тепле он начал просыхать, и шубка его спереди оказалась мягкой и светло-бурой. Снова указав на рюкзак, он осторожно спросил:
— Может, ты… Так много путешествовал…
— Нет, — возразил Снусмумрик. — Не сейчас.
И горестно подумал: «Почему они никогда не оставляют меня в покое… Меня и мои путешествия? Неужели им не понять, что я все растеряю, если буду все время о них рассказывать. Потом все исчезнет из памяти. И когда я попытаюсь вспомнить, как все было, я вспомню только свой собственный рассказ».
Довольно долго стояла тишина, и снова закричала ночная птица.
Но вот Малютка поднялся и тихим голосом сказал:
— Да, тогда я, пожалуй, пойду домой. Привет!
— Привет, привет! — ответил Снусмумрик и вдруг пошел на попятную: — Послушай-ка! Вообще-то… Насчет имени, которое нужно тебе дать. Тебя можно бы назвать Ти-ти-уу! Ти-ти-уу, понимаешь, имя с веселым началом и долгим печальным «уу» на конце.
Зверек смотрел на Снусмумрика, и глазенки его отливали желтизной при свете огня. Он обдумывал свое имя, смаковал его, прислушивался к нему, вживался в него и в конце концов, подняв мордочку к небу, тихо провыл свое собственное новое имя так зачарованно и печально, что у Снусмумрика забегали по спине мурашки.
Затем в вересковых зарослях мелькнул коричневый хвостик — и все стихло.
— Чепуха какая-то, — сказал Снусмумрик и пнул ногой костер.
Вытряхнув пепел из трубки, он поднялся и закричал:
— Эй! Вернись!
Но лес молчал.
— Ну ладно, — произнес Снусмумрик. — Нельзя же вечно быть любезным и обходительным. Не успеваешь, просто не успеваешь… Да и у Малютки теперь есть собственное имя, вот так.
Он снова уселся, прислушиваясь к журчанию ручья, к тишине, и стал ждать свою мелодию. Но она не являлась. Он сразу же догадался, что она умчалась так далеко, что ему ее никак не поймать. Быть может, больше никогда… Единственное, что засело у него в голове, был оживленный и робкий голосок Малютки, который все болтал, болтал и болтал без конца.
— Таким надо сидеть дома со своими мамочками, — сердито сказал Снусмумрик и, бросившись на ельник, улегся на спину.
Немного погодя он уселся и снова начал звать Малютку, и долго вслушивался в лесную чащу, а потом натянул шляпу на нос, чтобы заснуть.
На следующее утро Снусмумрик двинулся дальше. Он устал, настроение у него было прескверное, и он бежал рысью на север, не глядя по сторонам, а в голове, под шляпой, у него не было даже самого крохотного начала мелодии.
Он не мог думать ни о чем, кроме этого Малютки. Он вспоминал каждое его слово и все свои собственные слова и без конца перебирал их в памяти, пока не почувствовал себя совсем худо. Он так устал, что вынужден был сесть.
«Что это со мной? — сердито подумал смущенный Снусмумрик. — Такого со мной никогда прежде не бывало. Должно быть, я болен».
Он встал и медленно пошел дальше и снова начал перебирать в уме все слова, которые произнес Малютка, и все, что ответил он сам.
Под конец ему стало вовсе невмоготу. Ближе к полудню Снусмумрик надумал вернуться и двинулся в обратный путь.
Немного погодя он почувствовал себя лучше. Он шел все быстрее и быстрее, он спотыкался и почти бежал. Короткие песенки летали у самых его ушей, но у него не было времени их ловить. Вечером он снова очутился в березовой роще и начал звать:
— Ти-ти-уу! Ти-ти-уу!
И ночные птицы, пробудившись, отвечали: «Ти-ти-уу, ти-ти-уу», но Малютка не ответил ни слова.
Снусмумрик исходил рощу вдоль и поперек, он искал и кричал, пока не спустились сумерки. Молодой месяц взошел над прогалиной в лесу. Снусмумрик стоял и смотрел на него и совсем впал в отчаяние.
«Я должен загадать желание, — подумал он, — ведь это же молодой месяц».
Он чуть было не загадал то же самое, что всегда: новую песню или, как бывало иногда, — новые пути-дороги.
Однако тут же поправился и загадал:
— Найти Ти-ти-уу!
Потом, трижды повернувшись, пошел через прогалину в лес и наискосок через горный хребет. Вдруг раздался шорох и что-то пышное, светло-бурое промелькнуло в кустах.
— Ти-ти-уу! — тихонько позвал Снусмумрик. — Я вернулся обратно — побеседовать с тобой.
— О! Привет! — произнес Ти-ти-уу и высунулся из кустов. — Это хорошо. Я покажу тебе, что я смастерил. Табличку с моим именем! Погляди! С моим собственным новым именем, которое будет на табличке возле двери, когда у меня появится собственный домик.
Малютка вытащил из кустов кусок бересты с вырезанным на нем рукописным знаком и с важным видом продолжал:
— Красиво, правда? Все в восхищении!
— Как изящно! — похвалил Снусмумрик. — А у тебя будет собственный домик?
— Ясное дело! — просиял Малютка. — Я ушел из дому и начал жизнь заново! Это так интересно! Понимаешь, до того, как я приобрел имя, я просто бегал повсюду и чувствовал только в общих чертах, как события мелькают вокруг меня. Иногда они были опасны, иногда не опасны, но меня они не касались, ничего настоящего не было, понимаешь?
Снусмумрик попытался было что-то сказать, но Малютка тотчас же продолжил:
— Теперь я сам себе хозяин, и все, что происходит, кое-что да значит. Потому что все происходит вокруг уже не в общих чертах, а со мной, касается меня. Ти-ти-уу! И Ти-ти-уу видит вещи то так, то эдак, если тебе понятно, что я имею в виду.
— Разумеется понятно, — произнес Снусмумрик. — Это так интересно!
Ти-ти-уу кивнул головой и снова начал рыться в кустах.
— Знаешь что, — сказал Снусмумрик, — я, вероятно, в любом случае схожу повидаться с Муми-троллем. Мне почти кажется, что я чуть ли не тоскую о нем.
— О Муми-тролле? — переспросил Ти-ти-уу. — Ну да, конечно!
— А если тебе хочется, я бы мог немного поиграть тебе, — продолжал Снусмумрик. — Или рассказать какие-нибудь истории.
Малютка высунулся из кустов и сказал:
— Истории? Ясное дело. Может, вечером? Сейчас как раз я немножко спешу, ты меня извинишь, конечно…
Светло-коричневый хвостик мелькнул в вересковых зарослях, чтобы исчезнуть на несколько мгновений; потом чуть подальше из кустов высунулись ушки Ти-ти-уу и он весело закричал:
— Эй, передай привет Муми-троллю! Мне надо торопиться жить, ведь столько времени пропало даром!
И он исчез в мгновение ока.
Снусмумрик почесал затылок.
— Вот так, — сказал он. — Так-так. Таким образом.
Он растянулся на мшанике и стал смотреть в весеннее небо, которое высоко-высоко было прозрачно-голубым, а над верхушками деревьев цвета морской волны. Где-то там в голове, под шляпой, начала шевелиться его мелодия, в которой затаилось немного ожидания, чуть побольше весенней грусти, а под конец — одно лишь непреодолимое восхищение тем, что он остался один.
