Он жил среди людей, которые были, как кусты в ночном парке под колеблющимся фонарем: то одна веточка высветится, то другая. И не узнать, что у них там, в тени: какие мысли, какие настроения. Вся их открытость от верхнего света: как фонарь повернется, какой бросит луч. Люди - только блики в глубине ночи, как волны под луной: поднимется большая волна, а высветится маленьким бликом. Маленькая же может высветиться большим. И не поймешь в темноте, какая там из них больше.
Это - в темноте. А на свету Степкин жил дворе, как остальные соседи: как Александр Иванович П., как тетя Женя и ее муж, алкоголик и мечтатель Хренопуло. Всякий раз, расставшись с очередной женой, он возвращался в этот дом - к своему детству, к своей юности и к своей любви, которую осуществить не мог, и не только потому, что в этом случае ему пришлось бы стать Хренопуло, а становиться Хренопуло не хотелось, - но он не мог позволить себе открытой жизни при столь закрытой профессии. Он мечтал о конспиративной квартире, в которой можно жить с конспиративной женой, воспитывать конспиративных детей... Но тетю Женю слишком хорошо знали в городе, потому что она работала в гастрономе.
Вот и все, что можно узнать о Степкине. Маленькой его слабостью была его большая любовь, а в остальном это был феноменальный человек, передавший на расстояние больше мыслей, чем передал Сократ всем своим ученикам, хотя передавал их в одно-единственное учреждение.
А какая слабость была у Александра Ивановича П.? У этого поистине государственного ума, способного принимать поистине государственные решения, была слабость, о которой можно догадаться, если намекнуть, что была она связана с любовью к прекрасному в сочетании с любовью к хорошим деньгам.
Нет, он не спекулировал картинами и не пел в эстрадном ансамбле, он не поставлял девочек в зарубежные дома благородных девиц.
Александр Иванович шил лифчики, отдавая дань красоте и принимая дань за работу.
Это была его вторая, древнейшая профессия, потому что занимался он ею с юных лет, и первой своей профессией он стал заниматься намного позже.
В первой, основной профессии Александра Ивановича не было ничего интересного ни с точки зрения эстетической, ни с точки зрения материальной, поэтому и говорить о ней ни к чему. А вот вторая, древнейшая была его вечной слабостью и вечной любовью.
Многие считают, что эта работа не для мужчин, но Александр Иванович отдавался ей с увлечением. Он умел так снять мерку, что создавалось впечатление, будто это вовсе и не работа, а нечто более возвышенное, окрыляющее, хотя крыльям положено расти с другой стороны.
Все это началось давно, еще в молодости, когда Александр Иванович ухаживал за своей невестой. Он приходил к невесте, и она засаживала его шить лифчики. Сначала он не умел, да и мысли были совсем не об этом, но она ему объяснила, показала, работа оказалась довольно простой. На первых порах он пришивал пуговицы, потом еще что-то пришивал, и лишь тогда, когда научился пришивать, невеста ему доверилась.
Так они сидели все вечера и шили лифчики. "Может, на диване посидим?" предлагал Александр Иванович, опасаясь, что его неправильно поймут, но и не желая, чтоб его поняли правильно. "Посидим! - отзывалась его любимая. Нам это сидение не меньше пяти рублей обойдется!"
Время было действительно - прямо золотое. Час - два рубля. Сидеть в кино - и то дешевле. И постепенно Александр Иванович научился временем дорожить, и уже сам подгонял невесту, когда она пыталась расслабиться в обществе жениха.
Невеста жила далеко: сорок минут езды с двумя пересадками. Чтобы сэкономить время, Александр Иванович решил работать дома.
Были трудности с клиентурой. Первая женщина, которую он привел, чтобы снять с нее мерку, поначалу согласилась довольно охотно, но, увидев, что он действительно лезет мерку снимать, устроила скандал и ушла, хлопнув дверью. Он тогда не знал, что нельзя снимать мерку с первой попавшейся женщины, случайные знакомства тут ни к чему хорошему не ведут.
Вторую клиентку Александр Иванович решил сначала поближе узнать. Познакомились на базаре, стояли в очереди за грушами. Женщина была изрядной комплекции, из тех, что нуждаются в индивидуальной работе. Когда он предложил снять с нее мерку, она засмеялась и согласия не дала. Сказала, что они для этого мало знакомы. Лишь на третий день она решила, что они знакомы достаточно, но, когда он, приведя ее домой, полез к ней с сантиметром, она закричала и стала звать на помощь соседей.
Постепенно, однако, все наладилось. Клиентки сами стали к нему ходить и даже приводили других клиенток. Все они знали, зачем идут, и Александр Иванович оправдывал их ожидания.
Между тем невеста писала ему письма, просила зайти, соблазняла какими-то особыми пуговицами. Но он уже раздумал жениться. Зачем ему было жениться? Бесплатно шить лифчики?
Чтобы не вляпаться в такие дела, он стал подбирать клиенток с нестандартным возрастом и фигурой. Этим было все равно: примерять, так примерять, лифчики, так лифчики. Невеста не выдержала конкурентной борьбы, стала шить подворотнички, вышла замуж за военного и укатила с ним на восток. Не на Ближний Восток, как это теперь вошло в моду, а на Дальний, который был в то время ближе Ближнего.
Здесь же, вдали от востока, все больше ощущалось влияние запада, где женщины прекрасно обходились без лифчиков (поэтому у них от лифчиков ломились магазины, а у нас все лифчики были на женщинах, поэтому в магазинах их было не найти). В условиях острого дефицита предметов первой необходимости наша отечественная мораль все внимательней присматривалась к западной нравственности. По телевизору показывали, как должна выглядеть женщина, если она хочет обходиться без лифчика, а также других предметов нашего дефицита. В кино о лифчиках вообще не вспоминали - разве что в фильмах из времен Ивана Грозного, а также победоносных сталинских пятилеток. Клиентура Александра Ивановича старилась у него на глазах, и работа приносила ему все меньше удовлетворения. Впечатление было такое, что он изготовляет емкости либо для жидкостей, либо для совершенно сухих предметов, и в его профессии оставалось все меньше от высокого и трепетного искусства.
А тут еще одинокие клиентки, у которых настолько окаменели мечты, что о них разбивались последние их надежды, стали как-то по-другому смотреть на Александра Ивановича. Увидев, что одинокий мужчина так хорошо шьет, они решили, что он выполняет и другую домашнюю работу, и в целях установления более близкого знакомства тормозили рабочий процесс, просили снять мерку и там, и тут. и в таких местах, которые не имели никакого отношения к лифчику.
Александр Иванович удвоил, затем утроил тариф, но не отпугнул самых пылких и самых одиноких. Повышение цен только подстегнуло их мечты: им нравились мужчины, которые хорошо зарабатывают.
И все чаще Александру Ивановичу вспоминалось то время, когда он все это только начинал. Наверное, он не так начинал. Наверно, нужно было сесть с невестой на диван и потерять эти пять рублей, черт с ними, с пятью рублями. Тогда бы у него все сложилось не так, он имел бы свою личную жизнь и не должен был бы соваться в чужую, общественную. Он бы имел любовь вместо лифчиков, а сейчас у него сплошные лифчики вместо любви.
"Слышь, Степкин, - говорил в такой момент Александр Иванович, - а может, мы с тобой прожили жизнь не так?"
И Степкин отвечал:
"Может, и не так. Но так или не так, надо за нее, прожитую, держаться".
Но однажды события, которые столько лет топтались и пылились во дворе, сорвались со своих мест и помчались с бешеной скоростью. И алкоголик Хренопуло вдруг проснулся, совершенно трезвый перешел через дорогу и замер у административного здания с плакатом: "Свободу Отечеству!" Тут же набежали его соотечественники, у которых было много свободного времени, а им хотелось еще каких-то свобод (впоследствии они получили свободные цены).
Пролетарии, которым нечего было терять, поскольку все, что можно было потерять, они пропили, требовали призвать к ответу руководителей Учреждения. Руководители сначала затаились, потом долго не отзывались, а потом вышли тихонько через черный ход и присоединились к толпе, требуя призвать к ответу уже неизвестно кого. Чтобы как-то разрешить эту проблему, кто-то высказал требование призвать к ответу еврейский вопрос, но можно ли призывать к ответу вопрос, или вопрос можно призвать лишь к вопросу?
Александр Иванович имел несколько мыслей на этот счет, но ему не удавалось передать их на расстояние, а близко подходить к толпе он боялся.
Правда, был изобретен другой способ передачи мыслей на расстояние - с самого низа на самый верх, с трансляцией их оттуда на всю страну по телевизору. Степкин буквально не отходил от микрофона. Все те мысли, которые он прежде изымал из низов, он теперь провозглашал сверху в микрофон, и не последнее место среди них занимали мысли Александра Ивановича.
