— Ну ты и мнительный, братец! Разве можно жить в лесу среди зверей и быть таким мнительным.
И Лиса всем рассказала, что Ежик до неприличия мнительный. Что когда с ним здоровается Лиса, он колет ей лапку.
И стали все называть Ежика мнительным.
— Совсем я не мнительный, — оправдывался Ежик, — просто я боюсь, что Лиса меня съест.
— Что она, враг себе, твоими иголками давиться, — говорили Ежику, — найдет себе Лиса чего-нибудь и повкусней.
Стыдно стало Ежику. Один он в лесу с иголками ходит. Один доброго слова не понимает.
Однажды Лиса снова повстречала Ежика.
— Здравствуй, любезный! — сказала Лиса.
— Здравствуй! — ответил Ежик и не свернулся, как обычно, клубком.
— Наконец-то я вижу твое лицо! — обрадовалась Лиса. — Давно бы так.
Она дотронулась лапой до Ежика, и он ее не уколол.
— Молодец! — сказала Лиса. — Человеком становишься. — Лиса перевернула Ежика и схватила за живот. Хотел Ежик свернуться в клубок, хотел уколоть Лису, да было уже поздно.
Остались от Ежика одни только иголки. А Лиса всем рассказывала, что Ежик совсем исправился, что от его мнительности и следа не осталось и что если бы все ежи взяли с него пример и стали бы вести себя, как положено воспитанным ежам, то ей, Лисе, ни о чем бы и мечтать больше не пришлось.
Пирожок
Всякий раз, когда Бельчонок видел Мишку с пирожком, он просил:
— Дай, Мишка, пирожок.
— На, — говорил Мишка, — подержи. Только смотри не съешь.
И Ежу разрешал подержать пирожок. И Барсуку.
А сейчас Мишка решил отдать пирожок по-настоящему. Насовсем. Тогда все будут говорить: «Какой Мишка добрый! Пирожок отдал!»
Пришел Мишка к знакомой сосне, ходит вокруг и напевает:
— Я иду, иду с пирожком! Я иду, иду с пирожком!
А Бельчонок не появляется.
— Я иду, иду с пирожком! — крикнул Мишка и прислушался.
Тихо.
Только хрустит крылышками стрекоза, стараясь сесть Мишке на нос.
Пошел Мишка дальше. Чтобы не думать о пирожке, он отвернулся и снова крикнул:
— Я иду, иду с пирожком!
А пирожок теплый, с малиновым вареньем. Мишка отводит лапу с пирожком, а она сама к носу возвращается.
Сел Мишка на пенек и заплакал. А когда перестал плакать, пирожка нигде не было.
Хотел Мишка еще раз заплакать, да подумал, что два раза подряд не плачут.
Мишка сидел, нос у него был перепачкан вареньем, но ему было не до этого.
Уж больно было обидно: ведь так никто и не узнал, что он был добрым.
Шакал и Носорог
Дружил Шакал с Носорогом и никого из зверей не боялся. Всех он задирал, на всех набрасывался. Никому от него житья не было. Поймают его звери — хотят бока намять, а Шакал как завоет на весь лес:
— Маленьких обижают! Помогите! Караул!
Носорог примчится: из ноздрей — дым, из пасти — огонь.
— Кто здесь маленьких обижает?
Звери кто куда разбегаются, а Шакал смеется:
— Испугались! Подождите, я до вас до всех доберусь!
И после этого Шакал еще наглей становился. Еще больше досаждал зверям. Он уже и Слона и Льва не боялся.
— Что же нам с Шакалом делать? — задумались звери.
— При чем здесь Шакал? — сказал мудрый Слон. — Все дело в Носороге. Надо проучить Носорога, а с Шакалом и Пеликан справится.
— Правильно! — согласились звери.
Но иметь дело с Носорогом никто не хотел.
— Я накажу Носорога, — сказал Голубь. — Вы поймайте Шакала. Он начнет звать на помощь. Прибежит Носорог. А дальше я с ним один буду иметь разговор.
Так звери и сделали. Поймали Шакала. Он завыл. Прибежал Носорог: из носа — дым, из пасти — огонь.
— Кто здесь маленьких обижает?!
А Голубь из дупла дерева воркует:
— Я обижаю. Да и тебе, Носорог, сейчас достанется.
Впервые Носорог слышал такие дерзкие речи. От ярости глаза его налились кровью. Разогнавшись, он врезался в дерево. Так что череп затрещал. А Голубь из дупла воркует:
— Слабак ты против меня. Может, еще разок сойдемся?
Но Носорог, шатаясь, пошел прочь.
— Если еще будешь за Шакала заступаться, будешь со мной иметь дело! — крикнул Голубь вслед Носорогу.
С тех пор Шакал и на глаза всем боится попадаться. Нападает в основном ночью. И на порядочную добычу не рассчитывает, а питается всякой падалью, как и положено шакалам.
Заяц-хвастун
Однажды Заяц-хвастун проснулся и такую в себе силу почувствовал, что подумал: «А не сдвинуть ли мне Землю с места? Всех удивлю, и хвастуном никто называть не будет».
Встал Заяц на передние лапы, задние задрал вверх. Поднатужился — и отодвинул Землю от себя.
— Да я, кажется, сильнее медведя стал! — обрадовался Заяц.
Побежал он к медведю:
— Медведь, Медведь! А ведь я сильней тебя. Смотри, как я Землю двигаю.
Показал Заяц, как он это делает, а Медведь говорит ему спокойно:
— Хвастать ты действительно мастак. Иди-ка лучше малышей забавляй.
— Завидно стало! — крикнул Заяц и помчался на поляну, где гуляли малыши с родителями.
— Я теперь сильней медведя! — закричал Заяц. — Хотите, сейчас Землю с места сдвину?
— И не надоело хвастать? — сказали звери.
— Не верите?
И Заяц показал, как он двигает Землю.
— Этак всякий малыш Землю двигать умеет, — засмеялись звери.
— А хотите, гору сдвину? Хотите, звезды с неба посрываю? — разошелся Заяц-хвастун.
— Ты, Заяц, лучше Волку уши надери, тогда мы поверим, что ты не хвастаешь, — сказали звери.
— Все на свете могу, а этого сделать не могу — ответил Заяц.
— Почему?
— Потому что Волк сам мне уши надерет, — ответил Заяц.
Бобер, умевший жить
Гулял Бобер по лесу в бобровой шубе.
— Вот это шуба! — завидовали ему звери.
— Мне бы такую, — хрюкал Кабан, — на моей-то щетинки пересчитать можно.
— Жить надо уметь! — говорил всем Бобер. — Да и шуб у меня целых семь, а не одна, как вы думаете.
— Где же ты их раздобыл? — удивлялись звери.
— С других бобров содрал, — отвечал Бобер.
— И тебе их не жаль?
— Кто не умеет жить — пусть ходит голый. Это им на пользу. Умнее будут.
Одни продолжали завидовать Бобру, другие называли душегубом.
Узнал о ловком Бобре Волк. Разыскал его и спрашивает:
— По-твоему, Бобер, и я не умею жить?
— Не умеешь! — ответил Бобер. — Ходишь в какой-то облезлой шубе. Я бы в ней и в лес выйти постеснялся.
— Научил бы меня, голубчик, жить, — попросил Волк.
— На твоем месте, — сказал Бобер, — содрал бы я с кого-нибудь дорогую шубу.
— Ну, этому меня учить не надо, — обрадовался Волк, — сейчас покажу тебе, как это делается. Снимай-ка, Бобер, свою шубу!
— Так нельзя! — возмутился Бобер. — Надо у других снимать!
— Не учи волка жить! — ответил Волк. — Ты для меня и есть другой.
Хотел он содрать с Бобра все семь шуб, да едва содрал одну бобровую.
— Обманщик! — рассердился Волк. — Говорил, что умеешь жить, а у самого, кроме собственной шкуры, ничего нет. Вот и верь после этого бобрам. Уж если кто умеет жить, так это волки.
С тех пор, если появляется в лесу какой-нибудь зверь, утверждающий, что он умеет жить, ему говорят: «Но не мешало бы тебе еще у волка поучиться».
Двенадцать поросят
В маленьком домике на краю большой лужи жили двенадцать поросят. Мама очень любила поросят и называла их зайчиками.
— Зайчики, обедать! — звала их мама, и поросята весело отвечали ей:
— Хрю! Хрю!
Мама занималась воспитанием зайчиков: не позволяла залезать в грязь, рыть землю и есть что попало…
А папа лежал в луже и ворчал:
— Что это за лужа? Теперь и грязи-то настоящей нет.
Мама каждый день любовалась своими зайчиками, и ей казалось, что и ушки у них длиннее становились, и шерстка пушистей.
— Правда же, — говорила мама, — они у нас совсем как зайчики?
— Очень похожи, — ворчал папа. — Времена пошли, хорошей свинье никакого уважения. Все хотят, чтобы дети у них были зайчиками да котиками.
— Беспокоюсь я за своих зайчиков, — говорила Свинья, — все ничего, а вот ушки что-то плохо растут.
— Не в ушах дело, — говорил папа. — Зайцу, если он заяц, хоть вовсе уши отрежь, он останется зайцем.
Приходила в гости к Свинье соседка Лошадь, приводила своего котика.
— Какой у тебя славный котик, и мурлычет как настоящий, — говорила Свинья.
— А у тебя вылитые зайчики, — говорила Лошадь, — только голенькие, но это ничего. С зайца хоть шкуру сними, он останется зайцем.
Мама никогда не позволяла зайчикам рыться в земле.
И, несмотря на это, у зайчиков выросли пятачки.
— Как вам не стыдно ходить с такими пятачками? — говорила мама. — Ведь вы же зайчики.
