Девственный шрифт — самое интересное, чистое и незащищенное направление БШ. Чем же он так хорош? Ведь даже сами пишущие часто недовольны результатом своих трудов: бедно, некрасиво. Не забывай, читатель, что наш X творит на русском языке, сражаясь один на один с опасным противником — русским алфавитом. О, счастливцы, получившие в наследство изящный и пластичный латинский алфавит, ведущий с пишущим бесконечные завлекательные игры! Вам неведома прекрасная топорность кириллицы, ее ОБШИРНЫЕ ЧАЩИ и ЦАРАПАЮЩИЕ ШИПЫ! Русские буквы, кажется, созданы для тренировки христианского смирения: скупые движения корявой рабочей руки, согретой дыханием на морозе, — вот рисунок нашей азбуки (илл. 10–12).

Беспечный европеец, посвистывая, скользит по изумрудному изгибу S, птичкой выпархивает из клетки Q, одним росчерком придает вялому С военную выправку G.

Как весело импровизировать в латинице — у нас же лоб всегда в крови! Одна сомнительная радость, что у нас «ЖЭ — похоже на жука». Может, это и впрямь, в русском духе — с великим трудом влезть на вершину Л, чтобы, себя не помня, скатиться вниз. Европеец же, не тратя сил даром, с разгона преодолевает свои V и U[3] (илл. 59–60).

Неужели и дальше терпеть произвол всех этих Д, Ч, Б, Я, не говоря УЖ о Ц? ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ, здесь порой недостаточного одного героизма — приходится идти на хитрость. Существует множество способов, как пройти невредимо сквозь густой лес, ВЫРАСТАЮЩИЙ из русского алфавита как из сказочного гребешка, брошенного за спину. Пока наивные пуритане прут себе напролом с топором в руках, лукавые хитрецы находят тайные тропы, огибают болота и ловушки, перекидывают мосты через пропасти, а иной выскочка возьмет и перелетит непроходимое место, ЖУЖЖА иностранным мотором. И наш X нет-нет да и слукавит, недаром он в свое время сделал несколько шагов в сторону вершин чистописания. Чуть сомнение или задержка, и лукавая рука начинает торговаться с буквой, добавляет там и сям кудри и закорючки, сбивает с толку и приручает сурового урода. Наиболее сложные в написании буквы подвергаются выборочной, часто совершенно неоправданной косметической операции[4]. Лукавый шрифт запросто объединяет в одной надписи прописные и печатные буквы, которые тут же вступают в противоречие друг с другом: протянутая рука чужака повисает в воздухе (илл. 16, 23, 24).

Трафаретный БШ занимает несколько двусмысленное положение в компании своих рукописных собратьев. С одной стороны, изготовление трафарета предполагает некий (и, уверяю вас, немалый) труд, мгновенно поднимающий пишущего/режущего до уровня ремесленника, если не художника[5]. Чтобы изготовить трафарет, нужны время, кое-какие необходимые материалы и, главное, достаточно веская причина для столь изысканных действий. Редкий безумец станет вырезать трафарет просто для того, чтобы несколько раз набить на заборе слово ХУЙ. (Такими вещами занимаются обычно художники-концептуалисты, паразитирующие на беззащитном теле БШ.)

С другой стороны, трафаретная надпись представляется менее ценной, чем написанная от руки, именно из-за своего предварительного умысла, а также из-за хоть и небольшого, но тиража. Недаром выражения «тираж» и «по трафарету» в разговорном русском языке имеют ярко выраженную негативную окраску, а словосочетание «предварительный умысел» обычно ассоциируется с «отягчающими обстоятельствами». Психологически рукописный БШ подобен удару булыжника или ножа в рукопашной схватке, в то время как трафаретный похож на выстрел из миномета, безопасно стоящего в кустах за пару километров от цели. Возможно, такого рода соображениями руководствовался неизвестный московский фанатик, повторивший этот лозунг вручную десятки раз в течение одной октябрьской ночи 1993 года (илл. 77).

Процесс изготовления трафаретной надписи таит в себе возможность разделения труда и ответственности: один режет, другой набивает, причем два этих действия могут быть сильно разнесены во времени. «Набойщик» часто становится полноправным соавтором «вырезальщика», проявляя незапланированную инициативу или простую неаккуратность в работе (илл. 33, 36).

В девственном разделе трафаретного БШ, представляющем собой всевозможные вариации на тему брутального «брускового» и худосочного «чертежного» шрифтов, кириллица берет наконец реванш у латиницы. Обилие прямых элементов в русских буквах превращает изготовление матрицы в чисто механическое занятие — знай черти себе по линейке, максимально спрямляя округлости (илл. 27, 29, 30, 34). Задачу можно упростить, выклеив надпись скотчем на картонке и вырезав по контуру.

Унылая прямизна девственных трафаретов часто оживляется изъянами набивки или замысловатыми импровизациями на тему сложных в изображении Ж, У, Ч, К, Д, Ф и Я.

Эти импровизации составляют основу лукавого раздела бытовых трафаретов. Его изучение сродни поиску примет породистых предков у дворняжки: внимательный зритель встретит здесь признаки самых разных шрифтов — от русской вязи до классических торгово-промышленных трафаретов конца XIX — начала XX века (илл. 28, 37).

Бытовые трафаретные надписи часто грешат большим количеством старательно вырезанных, но ничем не оправданных белых перемычек, отчего текст превращается в нечитабельные иероглифы. Некоторые стыдливо маскируется под ручную надпись. Предательские перемычки в этом случае закрашиваются вручную, причем желание пустить пыль в глаза иногда настолько преобладает над здравым смыслом, что в ход идет краска другого цвета (илл. 29). А бывает, что от излишнего тщания трафарет изготавливается ради одного-единственного отпечатка.

Собирая воедино кучи разрозненных материалов, касающихся БШ, я пыталась вспомнить, что же заставило меня заняться этой темой. Причина оказалась неожиданной — уязвленное самолюбие. Дело было так: для съемок мультфильма «МИТЬКИМАЙЕР» понадобилось написать несколько титров классическим «заборным» шрифтом, вроде как на доске объявлений в «красном уголке». Я считала себя большим знатоком в этой области и самоуверенно взялась за дело. Помня, что моя собственная расхлябанная женская скоропись попадает под определение «хорошо выработанный почерк», я старалась придать руке должную косность, сильно напрягала пальцы и почти при этом не дышала. Увы, подлая развращенная рука выдавала фальшивку за фальшивкой. Это не тянуло даже на лукавый шрифт! Неудача постигла и остальных членов съемочной группы, имевших ту или иную степень художественного образования. Положение спас восьмилетний школьник, зашедший проведать папу-звукооператора. Он был приставлен к делу, и через пятнадцать минут мы получили несколько великолепных образцов девственного БШ (илл. 8). К обильным похвалам ребенок отнесся с недоверием — видимо, учительница думала иначе.

Почему же так трудно подделать БШ? Или я не была когда-то неграмотным ребенком, писавшим упоительной красоты каракули? В конце прошлого века немецкий психиатр Р. Крафт-Эбинг погружал взрослых пациентов в гипнотический сон и, перенося их назад во времени, заставлял писать различные тексты. Почерк спящих людей менялся на каждом этапе, вплоть до самых первых детских опытов, точно соответствуя реальным сохранившимся образцам. Разбуженный пациент не мог воспроизвести свой почерк многолетней давности, хотя за минуту до этого проходил от начала до конца весь путь становления собственной руки[6].

Дело в том, что скромный автор аутентичной бытовой надписи ощущает себя в лучшем случае охотником, поймавшим СЛОВО в ловушку, сооруженную из забора и мела, но ни в коем случае не художником. Самая малая творческая корысть тут же превращает девственный шрифт в лукавый, а ребенка — в ремесленника. Берусь утверждать, что профессиональный художник не может воспроизвести настоящий девственный шрифт. Пока он шел вперед сквозь чащу, птицы склевали с тропинки путеводные крошки. Лукавый шрифт более сговорчив. Такие мудрецы, как М. Ларионов, Н. Гончарова, О. Розанова, В. Ермолаева знали толк в чистой музыке БШ (илл. 38–42). Однако их изящный стилизованный псевдобытовой почерк основан на лукавых первоисточниках — базарных вывесках, лубках, народных вышивках, росписях по дереву. Любая надпись, включенная в состав произведения искусства, автоматически подчиняется общему контексту и теряет, таким образом, свою непосредственность, поэтому в народном искусстве редко используется девственный шрифт (илл. 43, 44). Это же касается и художников-примитивистов: кисточка Пиросмани совершила множество сложных живописных движений, прежде чем вывести безукоризненно-корявую надпись, держащую на себе всю композицию картины (илл. 45). А вот наш X, ничего не смыслящий ни в живописи, ни в композиции, с пол-оборота создает аутентичную бытовую надпись при помощи лысой кисточки для клея, палочки, обмотанной ваткой, трубочки из газеты или собственного пальца, погруженных в неизменную красно-коричневую краску[7] (илл. 20, 26).

1 2 3 4 5

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Психология бытового шрифта - Ольга Флоренская бесплатно.

Похожие на Психология бытового шрифта - Ольга Флоренская книги

Золотая Адель. Эссе об искусстве - Петер Надаш - Искусство и Дизайн / Прочее / Рассказы
Тайный русский календарь. Главные даты - Дмитрий Быков - Искусство и Дизайн
Сандро Боттичелли - Петрочук Ольга Константиновна - Искусство и Дизайн
Век Джойса - И Гарин - Искусство и Дизайн

Оставить комментарий