достал бланк полицейский. — Боюсь, я все же буду вынужден выписать вам штраф.
— Да я тут жизнь, между прочим, спасала, а он — штраф, — моментально обиделась Эмили. — У вас вон вообще светофор не работает, если уж на то пошло, — продолжала возмущаться она, поглаживая голубя. — Перелетать надо было, что ли?
— Будьте добры, документы, мэм, — черство произнес офицер.
— Ну, сэ-э-эр, — до конца осознав всю серьезность ситуации, расстроилась Эмили, вновь посмотрев на часы смартфона.
— Документы, мэм.
После тягомотины с протоколом Эмили передала птицу на лечение под честное слово полицейского и вихрем понеслась на работу.
Минутная стрелка часов над входом в офис тем временем уже понуро смотрела вниз. В просторном светлом помещении с широкими окнами и стенами из старого кирпича, украшенными выпусками старых журналов, как обычно, царила атмосфера кипящей работы. Погруженные в рутину журналисты, громко клацая по клавишам, усердно набирали тексты, а суетливые редакторы в свойственной только им манере паниковать скакали между стоящими в пять рядов, черными столиками и, выразительно жестикулируя, доходчиво разъясняли важность своих правок и горящих дедлайнов.
Залетев внутрь и не успев толком отдышаться, Эмили сразу же направилась к своему рабочему месту рядом с окном — чистому и ухоженному столику, на краю которого в пластиковом стаканчике торчал одинокий, но зато такой гордый кактус Паскаль. Все канцелярские принадлежности располагались на строго отведенных местах и параллельно друг к другу. В рамочке, как и у всех коллег, у нее тоже стояло фото, но на нем был не живой человек, как у них, а умершая пять лет назад мама.
Недолго думая, Эмили сбросила джинсовую куртку на спинку стула и быстро нырнула под стол. Включила компьютер.
— Уайт, чтоб тебя! — На Эмили обрушился писклявый, будто крик восставшей из могилы банши, и всегда режущий барабанные перепонки голос. Голос Мартишы Дэвидс — главного редактора кулинарной рубрики и по совместительству ее прямой начальницы, которая никогда не отличалась легким нравом и была предельно требовательна к своим подчиненным.
Пожилая дама с короткими седыми волосами и очками-стрекозами в пугающем ритме барабанила алым ногтем по стеклышку наручных часов и недовольно смотрела на Эмили.
— Десять тридцать три! — вновь испытала на прочность слух Эмили Мартиша. — Напомни мне, Уайт, во сколько начинается твой рабочий день?!
— Я до вечера собиралась остаться. Доработаю эти полтора часа, мэм! — глухо донеслось из-под стола.
— Нет! Хватит! Ты две недели тут и еще ни разу, чтоб тебя, Уайт, ни разу не пришла вовремя!
Мартиша сегодня явно была не в духе.
— Честно, больше не повторится. — Эмили откатила перекрывающее обзор снизу кресло и жалостливо посмотрела на босса. — Обещаю, мэм.
— Эти твои «не повторится», Уайт… — украдкой посмотрела в окно Мартиша. — Но это последний, слышишь? Последний раз, когда я даю тебе шанс!
— Не подведу, мэм!
— К двум чтобы статья была у меня!
Мартиша метко бросила стопку фотографий с выставки тортов на клавиатуру.
— И хватит там сидеть, работай давай, — постучав костяшками по столу, строго добавила она и, цокая каблуками, удалилась в свой кабинет.
Эмили, можно сказать, привыкла к таким последним шансам и крику начальницы, но это все же не то, с чего она бы хотела начинать свой день. Поэтому, чтобы снова не забыть, журналистка сразу установила будильник на пять утра, а затем, достав из тумбочки шоколадный батончик, откинулась в кресле и принялась рассматривать снимки.
— Пс-с-с, — привлек внимание Эмили ее коллега Эрик, сидящий за соседним столиком.
Этот голубоглазый блондин, признанный красавчик, который явно следил за своей фигурой и внешним видом, для Эмили был исключением из выдуманных ею же правил общения с мужским полом. Тем единственным, с кем получалось находить общий язык и весело коротать рабочее время.
— О, привет! — повернулась к коллеге Эмили и тихо поздоровалась.
— На две минуты раньше, — шепотом похвалил Эрик, показывая в сжатом кулаке большой палец.
— А то! Старалась так-то, — улыбнулась журналистка. — Бежала.
Эрик подкатился чуть ближе.
— Мне тут птичка кое-что напела…
— Та-а-ак, — не скрывая любопытства, протянула Эмили и откусила шоколадку.
— Джоанна с Эмерсон поцапались. Тут такое было, говорят. Весь офис на уши поставили.
— Да ты че? — широко открыла глаза Эмили. — И-и-и?
— Уволила!
— Да ну тебя! Она же топ!
— Уволила, я тебе говорю!
— Вот это поворот, я тебе скажу, — уставилась на клавиатуру Эмили. — Прям поворотище, — медленно повторила она.
— Твой шанс!
Журналистка тут же усмехнулась и махнула рукой.
— Ну, скажешь тоже. Мне бы тут усидеть как-то.
— Эми, да ты же только об этом и говоришь постоянно. А теперь, когда должность свободна?
Та на мгновение задумалась, а потом ее глаза заблестели.
— Пойти к Эмерсон? — тут же воодушевилась она.
— А ты еще не ушла? — приподнял густые брови Эрик.
— Блин, спасибо тебе, — от всего сердца сказала Эмили и снова откусила шоколадку. — Ты настоямщий, правмда, настоямщий друг, — прожевала она. — Да что уж там, целое дружище! Такое, знаешь, большое и до-о-о-оброе.
Они в унисон рассмеялись.
— Да брось, Эми.
Эмили еще раз искренне улыбнулась и принялась выбирать снимки, нужные ей для описания мероприятия.
«Друг… просто друг». — Слова Эмили, как надоедливая пластинка, продолжали крутиться в голове Эрика, оставляя все новые и новые раны на изнывающем от боли сердце. Сомнений нет, он сам виноват в этом страхе. Страхе быть отвергнутым и потерять даже то малое, что их связывает. Но побороть и искоренить эту выедающую волю неуверенность он, увы, не мог.
Она ведь была особенной. Той, про кого говорят «навсегда». Той, при виде которой гаснут все мысли, оставляя после себя лишь образы и фантазии — очертания переплетенных в космической пыли тел, что наполняют жизнь смыслом и заменяют весь мир.
Взгляд Эрика невольно упал на ее руки, на эти длинные пальцы, что бережно раскладывали фотографии. На миниатюрную фигуру, круглые, размером с грейпфрут, бугорки под белой майкой. На аккуратные икры, красивый изгиб которых проступал через ткань голубых джинсов, и нос… Этот волшебный кончик носа, всегда смотрящий вверх, будто томящийся в ожидании, пока на него сядет бабочка.
Это душило его и одновременно помогало дышать. Жить робкой надеждой на то, что придет тот самый, вожделенный всей душой момент, и он наконец распахнет… выпустит весь этот бушующий и сжигающий изнутри ураган чувств, который ее покорит и навеки сольет с ним в бесконечном танце затмевающей звезды любви.
Часы в офисе показывали ровно два. С легкой болью в спине, но не скрывая улыбки, Эмили вышла из кабинета Мартиши. С приятным чувством вновь сданной в срок работы она посмотрела в сторону матовой стеклянной двери, позади которой и
