приема у гинеколога, я была поставлена на ноги у какой-то двери. Кстати, никто из звездного жюри моего кастинга не уподобился даже слова сказать. Никакого.
Вот тогда я и поняла, что место моего пребывания- сон и контактировать здесь можно телепатически посредством мыслей. Такое со мной уже случалось. И с этого момента паника меня отпустила. И прежде, чем открыть неведомую дверь, я хорошенько подумала и сформулировала четкую установку: «Помни, что ты ищешь тех, кто поможет тебе спасти детей, да и саму себя!».
Дверь первая.
Сама по себе дверь вполне обычная, из дешевого пластика. Но, войдя в нее, я ощутила, мягко сказать, разочарование. Окутанные густой терракотовой пылью, передо мной раскинулись необъятные поля с ровными рядами молчаливых унылых существ очень маленького роста, не выше моих колен. За долю секунды и я превратилась в одного из этих, обиженных Богом, созданий. Он не дал им ни красоты, ни ума, ни смысла их убогого существования. Принимая форму одного из них, изменяя свою природу, я испытала невыносимую боль. Не просто уменьшилась, практически в трое. Мое тело, как будто упало с огромной высоты и разбилось вдребезги. Страшно хрустели, перетираемые в порошок кости, рвались мышцы, утекала кровь, а вместе с ней и ощущение жизни.
«Здесь так, по- другому нельзя, – уговаривал меня внутренний голос, – Как так? Зачем так? Кому это может быть надо? Здесь – так…»
Тьма тьмущая уродливых гномов монотонно ковырялась в кирпичной крошке какими-то тонкими палочками. Может, они волшебные? Какой там! Просто- тупые палки и совершенно «тупые» взгляды участников «тупых» поисковых работ. Хотелось крикнуть – что ищем, господа? Но здесь, как в среднестатистическом офисе, меня никто не услышит и не увидит. Говорить и общаться среди тысяч дышащих пылью существ не с кем. Их взгляды поглощены только тем, что находится под их корявыми махонькими ножками. В потухших узких глазках не видно света. Тусклые и лица. На мое счастье, из-за густого налета коричневой грязи, было невозможно доподлинно разглядеть их уродства.
Запомнились лишь сухонькие тельца, да огромные по сравнению с ними, трапециевидные головы с узкими подбородками и рогообразными лбами. Наверное, даже в этом, забытом Богом месте, когда-то проходил процесс эволюции. И рожки за ненадобностью отвалились. Волосы на головах этих несуразных существ превратились в липкую подсохшую грязь. Ни солнца, ни неба, никаких горизонтов, – только беспросветная пылища. Она, видимо, для них и воздух, и пища, и… О, событие! Один из моих «соратников» вдруг рассыпался, соединяясь, так сказать, с источником своего никчемного бытия. Никем не замеченный гном умер…
Выходит, что гномы, в прямом смысле слова, копаются в своем прошлом, в прахе своих сородичей. Причем, делают это со стопроцентной сосредоточенностью, как будто от этого зависит их жизнь, похоже, лишенная всякой надежды на продолжение. Они настолько поглощены процессом, что напрочь забыли о потребностях тела. Наверное, в их больших головах слишком много мыслей. Высушенные, как мумии, гномы стали рабами одним им ведомых мысленных установок и изможденно ищут ответы на какие-то глобальные вопросы, ответы на которые для них важнее жизни.
Похоже, здесь никто не рождается, только умирают. Мне стало противно и невыносимо находиться в до ужаса тесной грязной бестолковой шкуре прахоискателя и я воспряла. Можно сказать, поднялась над суетой. Выпрямилась во весь человеческий рост и ощутила, как здорово прекратить ковыряться в прошлом и вновь стать собой!
И, о чудо! С высоты своего, среднего для человека и гигантского для гномов, роста в пару сотнях метров я увидела роскошный лес, обрамляющий зеркальной чистоты озеро, голубое небо, ласковое солнце, свежий воздух- настоящий рай. Захотелось помочь жалким существам, вымирающим от неверной фокусировки сознания, и показать им дорогу к несравнимо лучшей жизни. Закричала, не щадя голосовые связки, просто заверещала от призывного восторга. Но гномы даже краем глаза и уха не повели. Во истину, чтобы видеть и слышать недостаточно иметь органы чувств, ими надо пользоваться, иначе они атрофируются. Что и случилось с обитателями этого, превращающего в прах, мира.
Но меня, все же услышали! Видимо те, кто гномикам рожки-то поотбивал. И кто сказал, что древние ящуры вымерли? Вот они- живее всех живых. Надвигались на меня семимильными шагами, топча, хрустящие, как чипсы тельца хилых аборигенов. Это вам не юркие пугливые ящерки! У мощных и злобных хозяев этого унылого мира по отношению ко мне были самые недвусмысленные намерения- сожрать инородное тело! То есть меня. Бороться с преследователями бесполезно, убегать некуда, но опять возвращаться в терракотовое высушенное болото! Ни за что!
И тут меня подхватила и оторвала от земли какая-то мощная сила, просто вырвала из натренированных лапищ надсмотрщиков. И пока они злобно то ли рычали, то ли шипели, упустив добычу, я наслаждалась полетом. Через коричневое облако лететь было не особо приятно, а вот маневрировать между верхушками стройных, с дурманящим хвойным ароматом, сосен было просто восхитительно. Своего Спасителя я не видела. Его никто не мог видеть, даже вечнозеленый лес. Ведь он же- Ангел, а их можно только чувствовать.
А, может быть он супергерой? Вряд ли. Все эти мены в облегающих костюмчиках обладают силой, но не душевностью. А от моего спасителя исходила какая- то благостная энергия, пробудившая во мне давно забытую детскую радость и безмерный восторг. Мысленно я дала ему имя- Ангел и успокоилась. Он же был не на шутку встревожен:
– Прочь, как можно дальше от этого места. Оно не для тебя. Как я мог это допустить! – все время беззвучно приговаривал Он.
Я слышала его мысли и, как-то само собой, делилась своими:
– Ты, что молишься или каешься? – захлебываясь от свежего ветерка и пьянящего полета, поинтересовалась я.
– Смотри, смотри на деревья и на небо, только не на саму себя. Как я мог позволить им так поступить с тобой, – чуть не плача причитал мой волшебный Друг.
– Чем ты расстроен? Со мной все прекрасно, никогда не было так хорошо. Наверное, потому что ты со мной. Ты- мой Ангел- хранитель? – блаженно уточнила я.
– Был бы хранитель, сохранил бы тебя в целости, не допустил бы, чтобы эти твари содрали с тебя кожу.
– Надо же! Да, не может быть! Я бы это почувствовала, – ошалевшая от небывалой эйфории, удивилась я.
– Поспи, я вылечу тебя, – бережно опуская меня на раскидистую ветвь пушистой лиственницы, приговаривал мой Спаситель.
– Конечно же, ты- мой Ангел- хранитель. А кто же еще? – убаюкивая саму себя, бормотала я под воздействием ангельской анестезии.
Только Ангел может окутать невидимой волной нежного покоя, забрать всю боль, потрясения и страхи. Только Ангел может с великой скорбью горевать о том, что не смог уберечь от непосильных испытаний. Только Ангел может источать пленительный аромат
