Потом, правда, когда Агупта стал постарше и женщины ему маленько поднадоели, он увлекся охотой. Все какое-то разнообразие. И эти шесть дней он стал проводить на охоте. Агупта купил себе свору охотничьих собак и стаю охотничьих соколов. Потом ему охота тоже надоела и он увлекся игрой в гольф. Агупта ходил вокруг дворца с лопатой и выкапывал повсюду лунки для закатывания мячей. Все изрыл в пределах досягаемости. Однажды ночью он вышел во двор подышать воздухом, провалился ногой в лунку и разбил нос. После этого Агупта IV остыл к гольфу и увлекся музыкой. Он купил лютню и стал на ней учиться играть. Он разучил на лютне аккомпанемент к песне «Какой на Вас огромный воротник». Там были примерно такие слова:
Какой на Вас огромный воротник И рукава свисают до колен…
и так далее.
Но дальше у него дело не пошло, и он охладел к музыке. Потом к нему приехал погостить Птишампур IX и Агупта отдал ему эту свою лютню в обмен на большую трубку с янтарным мундштуком. Агупта научил Птишампура играть песню «Какой на Вас огромный воротник».
Доремифасоль…
Когда Птишампур уехал, Агупта послонялся некоторое время по дворцу и со скуки запил. Потом он из запоя вышел и увлекся рыбалкой. Но ненадолго, и снова запил.
Но давайте вернемся к его первому увлечению, то есть к женам. Как мы уже говорили, у Агупты IV Ласкового было сто жен. А как известно — каждому королю необходимо обзавестись наследником престола. Обычно наследником престола назначается старший сын короля или, в крайнем случае, средний, если старший, к примеру, полный идиот и страдает болезнью Паркинсона или же, скажем, он помер в раннем детстве от отравы. Бывает, конечно, что наследником становится младший сын, если средний сын, тоже полный идиот или умер от отравы. Но уж эта процедура обычно ни к чему хорошему не приводит, потому что, как правило, он тоже помирает в конце концов от отравы.
Вот что случилось в результате недальновидного многоженства Агупты.
Примерно сорок три жены родили ему одновременно первенцев-сыновей в один и тот же день и час. Одна даже двойню принесла.
И вот когда все эти жены к нему сразу после родов завалились, царю это дело крайне не понравилось. Он моментально смекнул — чем это пахнет. Но так и не решил — чего бы такого предпринять.
Лет двадцать думал, пока принцы не подросли и не обзавелись юношескими усами и бакенбардами. Тогда царь их всех позвал к себе в комнату, сам на трон сел и говорит:
— Внимание! Внимание! Говорит царь Агупта IV Ласковый. Он же — ваш родный папа. — Принцы притихли. — Вот что, мои дорогие наследники, продолжил он, — все вы к сожалению абсолютные ровесники и среди вас по закону невозможно никого посадить на мое место. А если я даже кого и выберу, все равно вы все передеретесь, когда я скончаюсь. Нетрудно догадаться, чем обернутся ваши выкрутасы для нашей родной империи. Я этого так оставить не могу. Так что — вот чего я придумал.
Деритесь-ка вы лучше сейчас. Предоставляю вам для этого мою тронную залу. Каждый — сам за себя.
Кто всех побьет, тот и наследник. Чур — лежачего не бить и трон не ломать ни в коем случае. Кто трон сломает — тому лично ноги вырву! Можете начинать.
Вышел царь и дверь за собой закрыл. А сам в щелку подсматривает.
Смотрит он в щелку — стоят сыновья в нерешительности, с ноги на ногу переминаются.
Один говорит:
— Ну батя и отчебучил! Могли бы ведь и по-хорошему договориться… К примеру, этому рябому, — он указал пальцем на одного из братьев, — царем уж точно не бывать. Где вы, главное дело, рябого царя видели?
— А у тебя, Рыжий, — обратился он к другому, — для царя голова слишком мелкая — корона батина на нос сползать будет.
— Зато у него жопа здоровая, — пошутил другой, — на троне сидеть хорошо будет. Агупта, так сказать, Ласковый Великожопный.
— Это я-то Великожопный?! Сам ты — жопа! Вот на трон сяду — я тебе покажу!
— Во! — ты на трон сядешь! — он сделал неприличный жест. Такой осел империей разве ж может управлять?! Ты ж — тупой! Тупее тебя только вон те пятеро недоносков.
— Точно. — подтвердил еще один брат. — Эти шестеро в короли не годятся.
Зря их папа позвал. И они не считаются.
— Чего ты сказал?! А ну-ка повтори!
— Чего-чего! Убирайтесь отсюда, придурки!
— Это мы-то придурки?!
— Вы-то!
— Братаны! Они нас придурками обзывают! Бей их!
Как начали они тут друг друга дубасить! Как начали лупцевать! Один за другим оглоушенные падают! Только и слышно: хрясь!хрясь! — На тебе! Получай! — Бац подножку! Тресь ногой в живот! — Вот падла — мне нос сломал! — Со шкафа на шею — рраз! — И ногами душит!
— Хр-р-р! — На люстре раскачался и упал в самую кучу! — Стулом по голове — раз, раз, раз! — Шевелится, гад! Еще — раз, раз, раз! Готов! Сзади подскочил и — кубком по макушке! Отдыхай! — А ему в ухо — раз! — Куда побежал?! — По ногам скульптурой — раз! — На — в поддых! Не нравится?! Получай, братан! — Хрясь, хр-р-рясь! — Шука, жубы выбил! — Кровищи! — Как даст! — А тот — ему! — А этот опять как даст! — А тот — ему! — А тут еще один подбегает — как этому даст, и тому тоже как даст!
Я, — кричит, — король! А ему сзади — получай, король, табуретом! — Сука, больно! — И-и-ых! — Кочергой нечестно! — А-на-подносом! — Бум! Бум!
Бум!
Бьются-бьются. Часа три уже бьются! Наконец, вроде, последний на ногах остался. Остальные валяются кто где. Вломил последний брат предпоследнему и присел на табуретку отдохнуть. Дышит тяжело — утомился.
А один сын, самый хитрый, сразу залез под кровать и всю битву там просидел. Только в самом конце оттуда незаметно вылез, подкрался тихонечко сзади к брату, который на табуретке отдыхал, и со свежими силами вломил ему по голове ножкой от рояля. Тот — кувырк с табуретки и все.
Распахнул тогда царь дверь, взял у сына из рук ножку от рояля, обнял его и сказал:
— Быть тебе наследником! Заслужил… А только ты, паря, больно хитрый.
Того гляди и меня пристукнешь. Я лучше тебя в тюрьму покамест посажу. Потерпи, голубчик, пока я не помру своей смертью. А когда помру — тогда, конечно, царствуй на здоровье.
Стража! Взять его!
Наследнику это, конечно, не очень понравилось. А еще больше он расстроился, когда его в тюрьме для верности цепями к стене приковали.
— Ну, — говорит он тюремщикам, — царем стану — я вам покажу кузькину мать!
Потом еще лет десять на цепи просидел, пока папа не помер своей смертью. Вышел из тюрьмы злой, как собака.
Так и вошел он в историю, как Агупта V Злой.
ГЛАВА 7 КОНЕЦ ДВУХ ДИНАСТИЙ
Всем известно, какая дружба была между царями Асмофундилом Четырнадцатым Твердым и Якшибурмахом Восьмым Строгим, чьи королевства располагались по соседству, через речку Таракановку. Они весьма уважали друг друга, ходили в обнимку, как братья.
— Ты мне, уважаемый Асмофундил, как брат. — Частенько говаривал Якшибурмах VIII.
— И я тебя, почтенный Якшибурмах, тоже уважаю, знаешь. — Отвечал Асмофундил Твердый.
— Хочешь, я тебе алмаз подарю?
— Какой?
— Вот такой большой.
— Давай. А я тебе слона подарю индийского, хочешь?
— Не откажусь. Большой слон-то?
— Спрашиваешь! Гигантский! Я на него по лесенке сбоку забираюсь.
— Тогда уж и лесенку дари.
— Ладно, забирай.
— На алмаз!
— На слона!
Вот как они жили, душа в душу. Даже праздник Куканейро-Закука вместе отмечали. Два дня у Асмофундила гуляют. Потом к Якшибурмаху на пароме плывут, там догуливают.
Вот раз сидят они на речке, рыбу удят. На одном берегу, значит, Асмофундил на ведре сидит, а на другом, напротив него, сидит Якшибурмах со спиннингом.
— Эй, брат! — Якшибурмах кричит, — Клюет?
— Да так, — Асмофундил отвечает, — Непонятно.
— И у меня не клюет… Опа! Клюнула, что ли! Так-так-так… Ррраз!..
Сорвалась!
— Что ж ты. Рано дернул. Надо было обождать маленько и подсечь…
Лягушки чего-то расквакались.
К дождю… Я в прошлом году гостил у Людовика. Он меня все пытался лягушками накормить.
Поешь, говорит, Асмофундил, вкусно. Я и так и эдак. Дескать, я их сегодня кушал уже. А он этих лягушек сотнями жрет. Тьфу… Король жабами питается! Удав скользкий!
Тьфу еще раз!
— Это что же, он при всех лягушек ест?
— В том-то и дело! У него во дворце стоит стол, а он, значит, во главе стола садится и лягушек наворачивает. Ему только и успевает из кастрюли надкладывать.
— Это я не понимаю — как же нужно себя не уважать, чтобы на виду у людей такую дрянь лопать! Не король, а бревно на палочке!
— Точно! Если не сказать хуже.
— А фрейлины у него как? В смысле…
— Да ничего. Только тощие очень. И говорят только мерси-фурси.
— Понял.
— Мне лично мясистые нравятся. И чтоб понимали — чего я им повелеваю…Смотри, у тебя клюет!
