– Что смеёшься? – вдруг спросило из реальности довольное лицо Эдика. – Слушай, ты спешишь? Может, позавтракаем вместе, ты мне всё и расскажешь? – и, не дожидаясь ответа, старый товарищ подхватил друга под руку и увлёк за собой.
ОНА
Солнце лениво взбиралось на небо. Оно, как неудавшаяся яичница – глазунья, красно-жёлтыми разводами медленно растекалось по чёрному горизонту, зажигая макушки деревьев. Тёмный силуэт колыхнулся, и устало произнёс: «Зум, иди, гуляй… Чего расселся? Беги, разомни лапы…» Собака обиженно посмотрела на хозяйку и зевнула. Потом нехотя встала и пошла к роще. Вскоре она скрылась среди деревьев. До слуха женщины доносились лёгкие шорохи и недовольное хриплое дыхание Зума. Очень скоро крупный нос бассета, украшенный серебряными каплями росы, показался из травы и громко чихнул. Женщина улыбнулась и пёс, довольный, что сумел развеселить её, бросился к хозяйке, весело виляя хвостом. Последнее время собаке редко приходилось видеть её радостной. Они почти перестали бегать по утрам. Всё чаще, как сегодня – выйдут, посидят на бревне возле посадки, и домой. Женщина наклонилась к Зуму, ласково потрепала его мокрую голову и чмокнула в холодный нос. Потом встала, потянулась и направилась к дому.
В квартире пахло кофе. Непроницаемое, ещё помятое лицо мужа, никак не хотело сочетаться с бодрящим ароматом напитка. Оно что-то буркнуло, попыталось улыбнуться, по привычке поцеловало женщину в щёку и исчезло за дверью. Она с облегчением выдохнула и направилась в спальню, откуда доносилось тихое сопение. Женщина присела на край кровати и тихо позвала. Потом громче. Зум, взяв инициативу на себя, грозно залаял и хотел выскочить на кровать, но был остановлен суровым взглядом. Тут одеяло дёрнулось. Из-под него высунулась худая нога, потом другая и, наконец, выклюнулась взъерошенная голова. «Неужели уже утро, – хныкнул голос. – Мам, можно я ещё чуть-чуть посплю? Совсем чуть-чуть…» Бассет залаял. «Я не у тебя спрашиваю, а у мамы!» – улыбнулась девочка и, не дожидаясь ответа, зарылась под родное одеяло, откуда и услышала, что всё-таки выпросила пять минут.
Она включила телевизор, где Арина Шарапова, как всегда, в прекрасном настроение, приветствовала всех тех, кто уже не спит. Хорошо, что муж ушёл. Он не мог терпеть утро, потому начинал его с недовольной физиономией в полной тишине и полумраке, поглощая свои две чашки кофе. Она же была «ранней пташкой» и считала, как утро встретишь, так и проведёшь целый день. Они, как люди интеллигентные, справились с этой проблемой, оставив за каждым своё утреннее «неприкосновенное» пространство. Муж находил такое несовпадение ритмов анекдотичным и в компании один раз даже пошутил: «Мы с тобой женаты днём и вечером, а утром – чужие люди. А не использовать ли нам это с пользой?» После того случая пошлая шутка не выходила из головы. Вот и сегодня утром, вспомнив её снова, она поморщилась и разочарованно вздохнула. Они давно не живут друг с другом, как любящие люди. Они уживаются. Они мирятся, приспосабливаются, привыкают, терпят, прощают… и им так удобно. Можно ли считать удобную позицию хорошей или правильной? Наверное, да. Если так, почему ей сейчас так плохо?…
Из кухни донеслись свист и шипение. Она выключила рассерженный чайник и принялась готовить бутерброды. Зум крутился тут же возле ног, дожидаясь своего законного завтрака. Вдруг из спальни послышалось пение. Собака, радостно взвизгнула и сломя голову, помчался на голос. Через секунду квартира наполнилась смехом, лаем и топотом ног. Женщина улыбнулась. Её внутренний голос тихо прошептал: «Видишь, ничего не изменилось. Всё хорошо. Ты счастливая женщина…»
Красные туфли призывно выстукивали каблучками по мраморной глади вестибюля Парка Победы. Пульс тревожно бежал за ними вприпрыжку, заставляя потеть ладони и просясь наружу розовым румянцем на обычно бледных щеках. Последнее время она безостановочно ощущала, как внутри неё растёт и крепнет революционное настроение, этакий взрыв накопившихся эмоций. И внезапная любовь к красному была тому подтверждением. Она шла, приподняв голову. На её алых губах блуждала ироничная улыбка, которая успешно тушила тревожный блеск в глазах, преображая тоску в надменность. Как же всё-таки женщины умеют искусно маскировать свои настоящие эмоции. Маска домашняя, маска рабочая, выходная маска… Интересно, весь женский пол пользуется услугами маскарада или только те, которым не совсем повезло с натуральной «личиной»? Только те, которые когда-то отреклись от природного инстинкта влюблённости, предпочтя ему удобства, теперь вынуждены прибегать к их услугам? Она закусила нижнюю губу. Почувствовался соленый вкус. Глаза стали слегка влажные. Она всегда покусывала губы, когда нервничала, но до крови ещё ни разу. Неужели сейчас она стоит на пороге эмоционального срыва? Как отвлечь себя от ненужных мыслей? Как заставить себя не думать о том… О чём? Она сама не понимала о чём именно, но подсознание ей било в набат. На протяжении всего этого года оно методично мучило её сомнениями, догадками, предположениями, чувством вины и безграничной тоской. Именно оно толкнуло её за помощью к мужу, но откровенного разговора не получилось…Зачем она его вообще начинала? Наверное, что бы ещё раз убедиться насколько они с ним разные люди и усилить чувство одиночества…
На станцию со свистом влетел поезд, рассекая воздух на хлёсткие струи ветра. Она отмахнулась от одной из них, придерживая волосы руками. Тут же стремительный людской поток подхватил её и внёс в душный вагон. Она невольно поморщилась от невообразимой смеси запахов и поспешила укутаться в плащ, оставляя свой аромат при себе. Поезд качнулся. Она почти упала на рядом стоящего мужчину, но в последний момент успела ухватиться за поручень. Маленькие глаза пассажира из-под грубых стёкол оценивающе посмотрели на светлый локон волос, закрывающий пол лица женщины, на красные губы, скользнули по шее, зацепились за воздушный алый шарф и подернулись лукавым выражением. Она поспешила извиниться и отвернулась.
Монотонный стук убаюкивал расшатанные нервы, а случайные блики за окном гипнотизировали мысли. Они почему-то из реальности окунулись в далёкое прошлое и нарисовали перед глазами Тарасову гору в Каневе. Учителя были правы, когда каждый год водили своих подопечных на одну и ту же экскурсию. К окончанию школы она всё-таки запомнила, что легендарная лестница, ведущая к памятнику великого Тараса Григорьевича Шевченко, состоит из 342-х ступеней. Дальше был Киевский национальный институт культуры и искусств с неперспективной, как считали её родители, кафедрой «фотохудожник-рекламист». Она туда сдала документы им на зло… Как все они тогда были не правы! Она – потому что не смогла отличить юношеского максимализма от каприза, а они – воспитания от подавления личности. Может поэтому она всё время пытается всем что-то доказать, включая саму себя. Правда, последнее время её Я перестало ей подчиняться. Внутренний протест нарастал, а с ним и тревога… Она не впервые ловила себя на том, что совершает экскурсию в прошлое. Не с того не с сего в памяти всплывали самые разнообразные события: важные, глупые, смешные, мелкие и невзрачные, затерявшиеся в самом дальнем углу её сознания и плавающие на поверхности. Зачем она копается в своей голове? Зачем выворачивает карманы прошлой жизни, чтобы выбить из неё всю пыль воспоминаний? Хочет подытожить результаты своих побед и разочарований? А, может, между хлама старых чувств она хочет отыскать что-то потерянное ею, не понятое, не увиденное, не оцененное по достоинству? Но как можно найти то, чего не было, чего не чувствовал, чего не знал?… Не иначе, у неё депрессия. Может быть, пройдёт?
Киевская станция «щиро» запестрила перед глазами жёлто-голубыми красками. Островок ностальгии, проплывающий каждый день перед её глазами, уже давно не воспринимался как отголосок из прошлого. Он вжился в Московскую паутину метрополитена, и стал неотъемлемой частью культуры Российского государства… Кто-то чихнул возле самого уха, заставив её вздрогнуть. Поезд стремительно набирал скорость. Она прикрыла глаза и постаралась не думать. Ей кажется или её слегка морозит? По спине пробежал холодок от чувства прикосновения чьих-то глаз. Она явно ощущала эти прикосновения и ей было не по себе. Наконец, она решилась оглянуться и тут же встретилась глазами с грубыми стёклами и бегающими глазками уже знакомого ей пассажира. «Где ты взялся на мою голову?» – подумала она и расстроилась. А кого она ожидала увидеть? Вообще, чего она ждёт? Что ищет? Красные туфли, помада, лёгкая походка… Кого она пытается обмануть? Ей хочется нравиться, ей хочется ощущать внимание… Ей хочется жить, дышать, чувствовать…но не так как привыкла… Не потому, что так нужно или так принято, а потому, что она этого желает… По-новому, по-другому, по-настоящему… Но вокруг только скользкие взгляды однодневных увлечений, раздевающие и пошлые… А разве она сама не пошло выглядит с набором своих «хочу»?! При живом-то муже… Стыдно…Стыдно?… Нет… Уже давно не стыдно…Просто больно… и одиноко…
