...Через пять-шесть минут мне выходить. Тысячу раз слово себе давал в день выступления как следует распеться дома и перед выходом часик полежать. Пасть-то пса от зубов до связок холодная, на коньках кататься можно! Следовало бы хоть сейчас распеться... А этот мой бывший сосед тоже, оказывается, здесь. Отошел. С другой стороны, чего мне волноваться, не на конкурсе же петь предстоит. Как умею, так и спою! Чего ему нужно? А термос где он раздобыл, интересно? Отвинтил крышку, налил, молча протянул мне. Телепатия, и только. До чего приятно! Горячий чай всего-навсего, а как действует! До конца стакан допить не удалось.
По сцене чуть ли не на ощупь пробираюсь, дурак светотехник - как упер мне в глаза свою пушку, так ни разу и не отвел ее, пока я в микрофон не вцепился. У микрофона увереннее себя почувствовал. Нормально все идет, нормально!
Борис на ударных в целях дальнейшего укрепления и подъема авторитета и популярности оркестра и солиста рассыпает бреки пригоршнями. Зал тоже в кондиции, хлопают, начать не дают. Пригляделся - полгорода в зале. На традиционный вечер в нефтяном институте за две недели вперед билета не достать. Сегодня у них медицинский в гостях, но, если присмотреться, из любого института ребят, кого хочешь, можно увидеть. Только мне присматриваться ни к чему, у меня сегодня другие заботы...
Я обернулся, кивнул Сеймуру, он положил руки на клавиши, лапищи, пол квадратного метра каждая, мягко положил, даже я еле услышал, а в зале сразу утихли. Очень мне это понравилось, приятно с понимающими людьми дело иметь. Мы никогда заранее не договариваемся, с чего Я начну, - Сеймур сам каждый раз уже прямо на сцене решает, что, мне, петь. И что самое удивительное, всегда предлагает, самое, в этот :момент для меня подходящее. Ни разу еще не ошибся.
Ему ведь никто не говорил, что я сегодня не в форме, а он вроде бы и наугад, а начал с "Цветов добра". Медленная вещь "Цветы", спокойная. Так и начнем.* медленно и спокойно как полагается. Первые слова тихо, почти шепотом произнести надо, а дальше до конца речитатив ад либетум, для распевки! А вот Адик на альтушке повел, звук у него чистый-чистый, ни вмятинки, ни царапинки. Над черной рекой в лунную ночь. Слова простые, добрые, даже сентиментальные, о цветах, которые вырастают летом, если посеять весной любовь, ласковый взгляд и другие полезные семена. И слова приятные, и мелодия, а удовольствия никакого, как будто оркестр отдельно играет, и я сам по себе пою, а в зале хоть все и танцуют вполне грамотно, в такт, но слушают не нас, а принесенный с собой магнитофон. Это у меня сейчас такое впечатление... Припев идет. Что же получается? Хорошего ничего не получается. Под каждым словом этой песни подписаться можно, и пою нормально, все обертоны на полную мощность включил, а сам чувствую, что все не то, как будто вру без остановки и уже совсем меня занесло, а остановиться никак не могу. А в зале наверняка все понимают прекрасно, перемигиваются и в полумраке украдкой усмехаются. Кода! Слава богу?.. Аплодируют?.. Аплодируют. С ума сошли?" Топанья, визга и других видов подражанья дурным западным образцам не наблюдается, но и безразличия или равнодушия тоже не ощущается.
Я отошел к роялю, так и есть, у Сеймура рот до ушей, от удовольствия глаза прищурил.
- Охмуряем, значит, трудящихся?
Все чувствует. Во время работы с ним без слов разговаривать
можно, знаками.
- Сам понимаю, что не идет, - говорю ему. - Ты давай начни что-нибудь с длинным вступлением, потяни сколько сумеешь, а я тем временем сбегаю чаю глотну.
- От рояля никуда не отходи! Без чая обойдешься! - а сам тем временем в зал улыбается, с кем-то здоровается. - Смотри, - говорит, - слева у второго окна кто стоит. Увидел? Кадр в желтом пожаловал.
Это он так зашифрованно, чтобы Адиль не понял, Алю называет, она в университете учится на третьем курсе, а сам шипит от злорадства, правда, это может и ничего не значить, у Сеймура, даже когда он о своей больной бабушке говорит, в глазах ехидство светится.
- Погляди, - говорит, - на его уши.
- На чьи? - я и вправду не понял.
- На саксофониста нашего. Первый раз вижу, чтобы у человека при виде любимой женщины уши торчком вставали. Загадка природы.
- Перестань. Я тебя очень прошу! Не смотри в его сторону, - попробуй петь нормально в таких условиях!- Тебе понравится, - говорю, - если он сейчас подойдет и трахнет саксофоном по крышке инструмента?!
Подействовало. Он на этот рояль только не молится, собственноручно вытирает с него пыль, даже настройщика допускает к нему только в своем присутствии. Целых два года мы уговаривали дирекцию Клуба моряков купить нам вместо старого инвалида приличный инструмент. Купили по случаю. Не шуткиконцертный "Беккер". Пока клуб ремонтируется, нам разрешили поставить его здесь в актовом зале нефтяного института. В запертом виде, конечно.
Сеймур сразу перестал улыбаться.
- Как же! Сразу по крышке! Из-за того, что зайка лиску полюбил? А ты чего стал? Работать надо! Начали.
Ребята переглянулись, никто не вступает, все стоят молча, пюпитры разглядывают. Кроме Бориса, разумеется. Он с первого же такта впредь до выяснения рода занятий палочки отложил в сторону, шелестит себе полегоньку вслед за роялем щетками.
Как это я сразу не догадался? "Скажи, что любишь меня". Сперва Адиль, за ним саксофон, баритоны потянулись, потом трубы вступили на самой высокой ноте... Хорошо. Ах как хорошо. Литавры. Вовремя, удивительно как вовремя... Что это? Почему? Исчезли все. Все по очереди. Теперь никого нет. Только я на сцене и только оркестр. Оркестр с одним лицом. Излучает, выливает музыку из себя мягкими волнами, теперь выбрасывает прерывистыми судорожными толчками...
Звуки теснятся вокруг, ударяются о кожу лица, рвутся упругими разноцветными шмелями под крышу, стучат и бьются с размаху в стекла окон.
Каждый из нас - часть целого. Кончики пальцев и сердце, подрагивающие ноздри и розовый мозг, глаза и кожа с просвечивающими нервами - на всех одни.
Я вижу зал - это мохнатый зверь в черном ущелье под ногами, дергается, все чаще и чаще дергается под новыми "ударами бича...
Звуки проникают сквозь кожу и кости, сокращаются им в унисон мышцы, и вскипает пьянящей пеной кровь. Вдребезги разлетаются стекла, осколки превращаются в облачко радужной пыли, кувалда плющит металл и дробит в щебень булыжник и мрамор. Рвутся слова из горла, подступают к губам, переливаются в зал и заполняют все его пространство. Это так просто. И просто и легко. Скажи, что любишь меня. Скажи, что любишь меня!
- Вы хорошо поете!.. - в голосе никакого восхищения не ощущается, только удивление. Внимательно смотрит на меня, вернее, рассматривает. - Мне говорили, но я не очень верил.
Катись ты знаешь куда! Самое важное для меня в жизни, верил ты или не верил! Я ему кивнул, взял полотенце и рубашку и пошел в душевую. Все на мне промокло насквозь от пота. Горячей воды, конечно, нет. Переоделся в сухое, умылся, мало все-таки нужно человеку - все равно приятно! Адиль заглянул в душевую:
- Заснул? Иди скорее, этот наш бывший сосед приличным человеком оказался. Пошли, как бы Сеймур все не испортил.
С Сеймуром все будет в порядке. Нюх у него такой, что за тысячу километров полезное чувствует. Для себя и заодно для нас: слушает вроде бы невнимательно, а ведь ни одного слова не пропустит, все сечет.
- Я не понимаю, в чем дело, ребята? По-моему, вы должны быть очень довольны. Условия прекрасные, будете выступать как профессионалы от нашей филармонии: За два месяца неплохо заработаете. Два-три концерта ежедневно. Люди об этом мечтают.
- Два чёса в день?! -тон у Сеймура до того искренний,
что даже я в него поверил. - Надорваться ведь можно, товарищ
Тагиев.
Значит, бывшего соседа и виолончелиста зовут товарищ Тагиев.
- Если удастся, - сказал товарищ Тагиев, - будем пробивать, чтобы за сверхурочную работу вам бы платили полторы ставки. Если удастся.
- А это законно? - ну уж если Сеймур забеспокоился о законности, значит, у него ни одного возражения не осталось.
- Сочи, Гагра, Ялта. Лучшие площадки! Что еще вам надо!
Пицунда! Природа.
- Природа? - явно человек впервые услышал это слово.- А-а, понятно. А что, шефаки тоже будут? - озабоченно спросил Сеймур.
Да при чем здесь!.. Это же сказка! Мечтать о таком не могли! Перегибает Сеймур, перегибает. А тот, товарищ Тагиев, как ни в чем не бывало терпеливо объясняет ровным голосом:
- Разумеется. Несколько бесплатных шефских концертов вам придется дать. На заводах или других каких-нибудь предприятиях. Но это же нормально, по-моему, в паузе он обвел всех нас взглядом, и, когда дошла очередь до меня, я не удержался, кивнул. - Если возникнут какие-нибудь осложнения с руководством клуба, вы скажите, филармония договорится.
- Не надо, - чуть-чуть торопливей обычного сказал Сеймур. - Мы сами. На лето нас отпустят. И на лето, и на осень, и на все остальное время... И вообще, товарищ Тагиев, если вы обратитесь к руководству клуба по этому вопросу, оно вам немедленно объявит самую горячую благодарность.
