Глава 1
Аврора
На своём теле чувствую мерзкие, потные руки, и от этих ощущений всю меня выворачивает наизнанку. К горлу подступает тошнота. Чувствую, как по щекам текут холодные горькие слёзы, а с губ срывается жалобный крик-хрип о помощи. Но резко мне перекрывают доступ к кислороду — огромная ладонь закрывает мне рот, и я мычу в руку чудовища, что лапает меня другой, не менее противной, чем первая.
Мне страшно, холодно, больно и до одури одиноко. Прикрываю глаза и тут же вижу перед собой такое родное и любимое лицо самого дорогого на свете человека. Как она смотрит на меня, как улыбается, а в уголках глаз появляются морщинки, но это нисколько её не старит, а наоборот, только красит. Она самая красивая и самая лучшая. Мама. Я хочу к тебе. Спаси меня. Тяну к ней свои руки, но она ускользает всё дальше и дальше. Убегает от меня. А на меня накатывает всепоглощающий ужас, который накрывает как снежная лавина. И вот он-то мне и даёт толчок к действиям.
Руками пытаюсь оттолкнуть от себя незнакомца. Царапаю его руки, плечи, лицо — всё, куда могу только достать своими длинными пальцами с короткими, но острыми ногтями, лишь бы меня отпустили, не трогали. Умоляю всех богов мира, чтобы меня спасли. Чтобы хоть кто-нибудь прошёл мимо этой тёмной аллеи и заметил всё то, что здесь происходит — и спас бы меня от этого чудовища, который безжалостно издевается надо мной. Рвёт мою душу в клочья вместе с телом.
С каждой секундой мои силы слабеют, а душа умирает. Лёгкие горят, а сердце в страхе бешено бьётся, что, кажется, вот-вот оно разорвётся на части, и я умру. Умру здесь, на этом холодном асфальте, и меня никто не найдёт. По крайней мере, не в ближайшие несколько часов. Руки начинают отекать, а всё тело болит от того, что со мной вытворяют. Кажется, скоро на мне не останется живого места. Нет, не физически, а морально.
С каждым мгновением утекающего, как вода сквозь пальцы, времени гаснет моя надежда, которая ещё теплится маленьким огоньком, что меня всё же найдут и спасут. Она сгорает как свеча во тьме. Я пытаюсь тянуться к ней, поймать злодейку, что ускользает, и удержать её. Но она всё слабеет и слабеет, постепенно угасая. И всё, что мне остаётся — это тьма, что окутывает меня своей пеленой. Принося моей душе лишь страх.
Чувствую, как что-то жуткое и большое упирается мне в бёдра, и от этого меня ещё сильнее накрывает парализующий страх. Застываю как мраморная статуя. В голове бьётся мысль о том, что я должна бороться до последнего и не дать случиться всему тому, что меня просто сломает. Я не смогу с этим жить. Не смогу даже существовать в этом мире, потому как буду чувствовать себя поломанной, осквернённой, грязной, которая недостойна ничего светлого в этой жизни.
Я бьюсь в истерике, изворачиваюсь, пытаясь спастись, но чувствую хлёсткую пощёчину, от которой моё лицо тут же начинает гореть, и я ударяюсь головой об землю. Меня пронзает адская боль. Простреливает сознание, а в висках бьётся набатом адское пламя. Из горла вырывается крик — отчаянный, беспомощный, словно я чувствую, что кричу в последний раз. Подступает тошнота.
Я чувствую страшную, резкую, разрывающую меня боль, я больше не могу кричать, у меня не осталось воздуха. Теперь я безмолвно прошу, молю неведомые силы помочь мне потерять сознание — я не хочу ничего чувствовать. Я хочу вообще перестать существовать — прямо здесь и сейчас. Я не хочу испытывать боль, которая всё нарастает, мне кажется, что я не смогу это вынести. Липкие руки шарят по моему телу, пронзаемому невыносимой болью. Я снова набираю в лёгкие кислород для очередного крика, но тяжёлый удар оглушает меня. Несколько мгновений слышу только лёгкий звон, после чего теряю сознание, принимая темноту, сгущающуюся вокруг меня, почти с благодарностью.
Когда сознание возвращается ко мне, возвращается и боль — моя верная спутница с этого дня. Я не могу ничего сказать, голос сорван, мне сложно пошевелиться, потому что любое движение всколыхнёт новую волну боли. Но кроме страха и боли я ощущаю что-то ещё. Что это? Нежность?..
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кто-то аккуратно и бережно гладит меня по лицу большими и тёплыми ладонями. Ресницы трепещут, и я открываю глаза, всматриваясь темноту и пытаясь разглядеть человека, что навис надо мной, словно коршун.
— Тише, девочка, — кто-то шепчет. — Не бойся. Я не обижу и другим не дам тебя в обиду, — в мой затуманенный разум проникает тихий, низкий голос незнакомца.
Я пытаюсь пошевелиться, и острая боль пронзает моё тело тысячами стрел вместе с пламенным огнём. С онемевших губ срывается жалобный стон-хрип, а я чувствую осторожное прикосновение рук к моей голове, которая будто стала в несколько раз тяжелее. Словно по ней били чем-то большим, мощным. Много-много раз.
Приоткрываю веки и вижу нечётко, размыто силуэт мужчины с широкими плечами — большой, сильный. И тёмные шоколадные глаза, что впиваются в меня — свет фонарей падает на его лицо. Я не вижу чётко, как он выглядит, но глаза цвета тёмного шоколада будто впились в мою душу навечно. Сердце пропускает удар.
Неожиданно чувствую, как что-то мокрое тычется мне в лицо, шершавый язык облизывает щёку. Громкий крик, и я просыпаюсь, резко подрываясь на кровати. Тяжело дышу, хватаю ртом воздух, сжимая в кулаках одеяло, отчего оно мнётся. Сердце стучит так быстро, словно я пробежала тысячу километров. А страх, что я ощущала там, во сне, впивается и в реальном мире в моё тело, пронзая своими острыми иглами душу.
Зажмуриваю с силой глаза, пытаясь послать сигнал в мозг о том, что это всё сон. Что я здесь лежу в своей кровати в тёплой постели под мягким одеялом, а не там, в том жутком месте на ледяном асфальте.
Вновь чувствую, как что-то мягкое и тёплое тычется мне в плечо. Поворачиваю голову в сторону, откуда исходит движение, и натыкаюсь на моё чудо, что смотрит на меня так преданно, но испуганными большими глазками.
— Симба, — в тёмной комнате при свете белоснежной красавицы Луны шепчу я.
Поворачиваюсь полностью к моему красавцу и сгребаю его в свои объятия, утыкаясь в его кудрявую, мягкую и такую тёплую шёрстку. Вдыхаю запах шампуня для собак и понемногу пытаюсь успокоиться.
Это сон. Всего лишь сон.
Этот сон преследует меня каждую ночь. И каждую ночь я просыпаюсь от крика в холодном поту, а на своём теле до сих пор, как бы ни терла с силой мочалкой кожу, чувствую мерзкие руки, что обшаривают всё моё тело. Меня всю передёргивает, а сердце вместе с пульсом ускоряет свой бег, ни на минуту не успокаиваясь.
По щекам тихо, беззвучно текут прохладные слёзы, смешиваясь с моим страхом и болью, что поселилась в моей душе с того самого дня, как я была жестоко изнасилована.
Мокрый нос Симбы утыкается мне в шею, словно хочет меня успокоить. Мой маленький мальчик. Прижимаю к себе ближе тёплое тело. Всхлипываю. Мне страшно, одиноко и больно. Шершавый язык облизывает мою кожу, а я глажу мальчика по спинке и понемногу всё же успокаиваюсь.
С того самого дня прошло несколько месяцев. Точно не помню. Всё то время я находилась словно в каком-то бреду, не понимая, где сон, а где явь. С громкими криками просыпалась среди ночи и смотрела затуманенным взглядом в тёмную стену. Рядом подрывался Симба, и только он спасал, приносил мне маленькую радость и любовь.
Я сворачивалась в небольшой клубок, прижимая колени к груди, и гладила собаку, как сейчас, что жалась ко мне перепуганным зверьком. Мой мальчик всегда чувствовал, когда мне плохо и одиноко, и всегда старался быть рядом со мной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В то время, когда меня выписали из больницу и привезли домой, он не отходил от меня ни на шаг. Хвостиком следовал за мной по пятам. Первое время со мной была рядом мама, но и она постепенно от меня отдалялась. Я осталась один на один со своей болью, своими кошмарами и страхами — и это сводило меня с ума, потому как я чувствовала себя разбитой, брошенной, никому не нужной.