Апрель
Волны рек размыли берега.Широка весенняя распутица.Скоро вновь заветная тайгаГорькою черемухой распустится.
Беспокойных мыслей маята.Никуда не деться от нашествия.Люди правы — я теперь не та,Влюблена в весну до сумасшествия.
С этим не поделать ни черта!Радости и горя в сердце поровну.Подошла последняя чертаМоему изменчивому норову.
Галинка
«Ой, калинка-малинка» —Песня кружится бойко.Уезжает ГалинкаНа далекую стройку.
Песни радостной сила,Как весна, необъятна.Почему загрустила,И самой непонятно.
Над родимою крышейСкрылись тонкие елки.Провожать ее вышелПервый парень в поселке.
Ветер речку не мутитВ этот полдень погожий.Парень шуток не шутит,На себя не похожий.
«Ой, калинка-малинка» —Песня кружится бойко,Уезжает ГалинкаНа далекую стройку
За рекой березы стали рыжими…
За рекой березы стали рыжими,Тополя посыпаны золой.Нас опять ветра из дому выжили,Повели осеннею землей.
Скоро вновь снега покроют крыши,Ляжет лед на стекла зимних рам,А пока дорожной пылью дышимИ туман глотаем по утрам.
Ночи прямо в волны звезды сеют,И они горят живым огнем.Мы не зря плывем по Енисею,В дальнее и новое плывем.
Игарка ночью
Мне не было лучше подаркаЗа эти дорожные дни.Нас ночью встречает Игарка,Рассыпав огни на огни.
Блестит и горит у причала,Чернеет, как уголь, вода.Она тяжело укачалаГруженные лесом суда.
Пусть в памяти все сохранится.От этого думы светлей.Глядит в Енисей заграницаГлазами своих кораблей.
И часа не дремлет Игарка,По горло работы у ней,А небу холодному жаркоОт сотен летящих огней.
Иоканка
Чем еще мне помнится Игарка?Что еще ей для меня не жалко?…В памяти плывет легко и яркоЛесовоз с названьем «Иоканка».
Бурями несмытое морскими,На борту размашисто алеет«Иоканка» — ласковое имя,Всех имен моложе и милее.
Пусть другие, в чьих сердцах остуда,Встречею такой не дорожат.Слушай, «Иоканка», ты откуда,И куда пути твои лежат?
Отвечают волны на вопросы,Что тебя мне больше не найти.С именем таким весенним простоВсеми океанами пройти.
Чайки
Еще листву стряхнуть не смея,Березки стынут в серебре.Летит метель над Енисеем,Метет снегами в сентябре.
И тучи, мягкие, как байка,На берега роняют тень,И чайки зябнут, зябнут чайки,Кружась над палубой весь день.
Их столько здесь, таких хороших,Таких доверчиво своих,Им хлеб с кормы девчата крошатИ горячо жалеют их.
Но чайки безрассудно смелы.Они содружеством сильны.Летят, крылом срывая белымСедое кружево с волны.
А солнце тусклой желтой льдинкойВисит у черта на рогах.Где это все? Да под ДудинкойИ от Норильска в трех шагах.
Вокруг не видно ни души…
Вокруг не видно ни души.Гольцов неровна линия.Кедровник мягок и пушист,В звенящих прядях инея.
Бегут следы упругих лыжЗа дальние пригорки.Хоть на минуту ты услышьДеревьев запах горький.
Пойми запутанный в снегахСледов зверушьих почерк.Почувствуй привкус на губахСмолистых крепких почек.
В гостях у хвойной тишиныПройдет твоя усталость,И ты поймешь, что до весныНедолго ждать осталось.
Таежница
Даль была в неоглядных сугробах белых,А дорога пока на кальке.Вот тогда-то в бригаде ребят умелыхПоявилась Чернова Валька.
Уступает версты тайга не щедро.Здесь особый нужен закал.И косились на Вальку столетние кедрыИронически, свысока.
У девчонки глаза — не глаза, смородина,Век глядел бы, да сердца жалко.Разгорелись смуглые щеки с мороза,Без анкеты ясно — южанка.
Не вязалась как-то она с палаткою,С ветром встречным, с тайгой нехоженой,Слишком хрупкая, слишком яркая,На других девчат не похожая.
Труд в бригаде, как радость, делили поровну,Но сибирский январь жесток.Иногда отодвинет парень в сторону,Скажет: — Дай, помогу чуток!—
Не сдавалась.Сердилась: — Где ж равноправие!—Не сдавалась, со всеми шла,Поднимала лопатою мерзлый гравийИ мозолям счет не вела.
Становилась даже как будто выше.Трудный день угасал сурово.У костра вспоминала родные вишни,О дорогах мечтала новых.
Лишь для слабых мир необъятный узок,Настоящее счастье сложно.И весной прошли лесовозы с грузомПо шоссе, что в тайге проложено.
Хороша Сибирь! А люди какие!Вальке с ними жить и тревожиться.Написала маме в далекий Киев:«Я теперь навсегда таежница!»
Брови тоньше хвоинок сосновых…
«Брови тоньше хвоинок сосновыхИ темней соболиных мехов».Сердце тянется снова и сноваК неоконченным строкам стихов.
Позабыть бы давно их, и точка.Разве мало на свете других?Что мне в этих доверчивых строчках,Привезенных из дальней тайги?
Издалека, из синей тревоги,Из забытого детского сна,Где в распадках медвежьи берлоги,Где хозяйка всему — тишина.
Где доныне живет на заимкеТа, что парня любого смелей,Та, чьи брови тонки, как хвоинки,Та, чьи брови темней соболей.
Ей сродни и ручьев перезвоныИ прохладные поросли мхов.Сердце тянется снова и сноваК неоконченным строкам стихов.
Олени
От лишней суеты или от лени,За что уже кляла себя не раз,Я столько лет не видела оленей,Не видела больших печальных глаз.
И вот они идут тропой таежной,Раскинув бархатистые рога,И сердцу больше помнить невозможно,Что мне другая радость дорога.
Глухомань
Над Саянами солнце проснуться готово,Заревая туманится рань.Кто придумал такое удачное слово,Кто тебя окрестил, глухомань?Глушь манит… Значит, бьется в озерные чашиВетровой налетающий хмель,Значит, снова встречают смолистые чащиОткрывателей новых земель.Значит, снова костры полыхают в распадках,Значит, снова поют провода,Розовеют рассветы на белых палатках,И упрямо растут города.Край сибирский, какой тебе гордости боле?Было время, тоску затаив,Шли к тебе не своею, а царскою волейОба каторжных деда мои.Прогремев кандалами по снежным дорогам,Принесли только горе с собой.Край таежный, я знаю — ты встретил их строгоПересыльной, нелегкой судьбой.Но ты дал им больших расстояний тревогу,Что звенела в метельной гульбе,И не веря ни аду, ни раю, ни богу,Вдруг поверили деды тебе.И осталась в крови сила властного зова,Шепот сизой сосновой хвои.Ты зовешь, глухомань, меня снова и сноваВ необжитые дебри свои.Ты зовешь. Ты уже никуда не отпустишь,В сердце свежесть твою берегу.Счастья жизни моей там истоки и устья,Где остались следы на снегу.
Стихи о соболях
