Опять едва устоял на ногах. Наградить бы придурка за рулём парой ласковых… Папаша Род сдержался, буркнул: «Прямо у проходной останови». Водила чем-то понравился командиру группы, а задание – нет. «Кажется, он тоже северянин. Задание гнусное. Опять институт. Вечно с учёными выходит какая-нибудь пакость. Надоело до зарезу. К чему такая спешка? Подняли по тревоге, ни тебе плана, ни ориентировок. В группе одни бычки. Как этот вот».
– Чезаре! – прикрикнул командир.
– А?!
– Сосиску на. Проверка связи, – вполголоса проворчал папаша Род.
«Вообще многовато новых рож в подотделе. Того долговязого из третьей четвёрки впервые вижу. Прикомандированный? Тоже, небось, тупой контуженый придурок. Другие к нам не идут, а когда идут, так наши их не берут. Всё, пора».
Рыкнул двигатель, автобус против всех правил вильнул влево, чихнул тормозами и резко остановился.
Чезаре Рока машинально надвинул прозрачный намордник, протопал по салону следом за номером третьим и выскочил наружу. Папаша Род показал: «обойди справа», Чезаре перехватил автомат и двинулся первым в обход автобуса, думая: «Назвался проникателем, проникай теперь. Потише, не спеши выскакивать. Здесь тень, а там солнце в глаза, или… Нет. Порядок». Он нырнул в тень шестиметровой стены, сделал короткую перебежку, прижался к шершавому холодному железобетону. «Интересно, что по ту сторону», – подумал он и глянул на папашу Рода. Тот просигналил: «Вперёд, вперёд!». Верно, раздумывать некогда.
Чезаре двинулся к проходной вдоль ограды, держа автомат наизготовку. «Зря стараемся, – думал он. – Никто нас не ждёт. Камера на углу. Вертячка. Хрен знает куда смотрит. Автобусу в борт. Может, ещё где? Нет. Вот так номер: стекло у них тут, как в магазине. Дверь хилая. Ногой пнуть. Наверняка внутри толстяк с кружкой в руке. Ну-ка…»
Он сделал шажок в сторону, держа под прицелом центр нелепой стеклянной двери проходной, заглянул внутрь и тут же отступил. Просигналил комнадиру: «Вижу одного. Прикройте, вхожу». Самому Чезаре просьба прикрыть показалась смешной. Да, это, господа мои, не Африка. Увалень спиной к двери, в монитор пятится. Пентюх. Камуфляж на спине чуть не лопается. Зайти, похлопать по плечу, сказать: «Привет, малыш, смена пришла!»
Не дожидаясь, пока подойдёт папаша Род и плюгавый номер третий, Чезаре Рока выдвинулся из-за косяка, подёргал ручку. Заперто.
Стриженый затылок шевельнулся. Он услышал? Разбить стекло…
«Не светись!» – скрипнул в наушнике голос папаши Рода. «Пошёл ты!» – подумал Чезаре, примерился пнуть ногой и в тот же миг увидел физиономию охранника. «Удивлён. Кобуру лапает. Ищет свой кабачок».
Чезаре прицелился в пятнистую тушу. «Почему шарит по столу? Тревожная кнопка? Надо бы… Ого!» Не кабачок вовсе у пентюха в руке оказался.
Приметив ствол, Чезаре тут же дал короткую очередь.
Стекло хрупнуло, как корка льда на луже, если на неё наступить. На миг пятнистая фигура исчезла в паутине трещин. Чезаре знал, что попал. Отскочил влево, убрался из сектора. Умение действовать в стычках механически не однажды спасло ему жизнь.
Род выкрикнул что-то; в ушах у номера четвёртого шумело, он не разобрал, чего хочет командир.
«Вот тебе и увалень. Мог меня завалить. Запросто. Может, он не один там? Две пули в брюхе, это точно. Ну-ка…»
– Стой! – предостерёг папаша Род. Прячась по другую сторону от двери, размахнулся и дважды треснул по недобитому стеклу прикладом.
– Давай!
«Орёшь на ухо», – подумал номер четвёртый и сунулся в пробоину. Охранник лежал ничком, подвернув под себя руки, пистолет валялся рядом. Ерунда. «Этот не выстрелит, холодный. А другие?»
Никого больше не оказалось в сторожке – ни живых, ни мёртвых.
Тщательно обследовав помещение, Чезаре вышел на крыльцо проходной, оглядел территорию, вернулся. Папаша Род как раз осматривал труп.
– Есть кто? – спросил он, не поднимая головы и не отнимая пальцев от шеи увальня.
– Какие-то бабы. Две. Далеко, метров двести.
– Две-ести! Этот холодный. Зачем ты его завалил?
Рокка молча указал пальцем на пистолет. Папаша Род скривился, подобрал оружие и вытряхнул на пол обойму. Та пусто лязгнула о плиты у ног номера четвёртого. «У пентюха патронов не было?» – изумился Чезаре и подобрал, чтобы убедиться.
– Пустая. Матерь божья… Какого хрена он пушку вытаскивал?
Род пожал плечами, переступил через тело, направился к внутренней двери. На ходу бросил:
– Русский.
Сказанное дошло до Чезаре не сразу, папаша Род успел выйти на крыльцо. Стоял там, навесив на шею автомат и поигрывая за спиной разряженным пистолетом.
– Да по мне хоть японец! – крикнул номер четвёртый, сообразив по ходу дела: начальничку теперь придётся писать рапорт, потому и злится. – Так и что, если русский?!
– Они все тронутые. Я знаю, у моего брата жена русская.
– А мне откуда было знать? На нём не написано, что он… Послушай, с чего ты вообще взял, что он русский?
– Все они здесь такие. Учёные к тому же. Физики. Математики. Ориентировок не дали, но кое-какие данные по объекту… Этот институт… Чезаре!
Командир нервничал. Сначала номеру четвёртому показалось, что ведётся артподготовка и за ней последует начальственный пистон, но папаша Род говорил всё громче, а имя вообще выкрикнул. «Что такое?» – удивился Рокка. С места не двинулся. Чего дёргаться, если у тронутых русских физиков и математиков обычно разряжены пистолеты? Его заинтересовал экран монитора. Там тоже валялась в луже крови пятнистая тушка, а рядом похаживало жуткое синее чучело в бронекостюме и с автоматом в руках.
– Такой ночью приснится – топором не отмашешься, – шепнул номер четвёртый, проникатель, протянул руку нажать клавишу, но тут в уши ему ввинтился нечеловеческий визг. «Это оттуда, с территории», – понял он.
– Стоять! Стой, стреляю! – заорал папаша Род. Чезаре подскочил и кинулся на подмогу.
***
Инна Гладких нетерпеливо пристукивала каблучками, прохаживаясь по усыпанной хвоей площадке у входа в корпус Галилео. Поглядывала на перевитую плющом арку Дираковой лестницы, посматривала на рыжие пятна сосновой коры и нависшие игольчатые лапы, подсвистывала дроздам-пересмешникам.
«Опаздывает Света», – подумала она и наподдала носком туфли по завалявшейся шишке. В нижнюю ступень лестницы не попала (недолёт), но кое-чего всё-таки добилась – из самшитовых зарослей фурией выскочила чёрная кошка.
– Арнольда! – позвала Инна.
Нервная животинка на миг застыла, после в два прыжка пересекла узкую лестницу, скрылась с глаз.
«Жрать вечером не дам паршивице», – мстительно пообещала девушка и немедленно об этом забыла. Легко на душе, весна! Солнечные зайцы на розовых стенах! Андрюша сегодня что сказал!.. «Ах, Инка, кошка ты, кошка», – Она укоризненно покивала, запрокинула голову, обхватила плечи руками, чтоб не улететь от счастья ко всем чертям. Туда, где сквозило в мохнатых хвойных кучах солнце.
Всё бы здорово, но сидит в сердце раздвоенной сосновой иголкой мерзость. «Какой всё-таки Ян свин, да и вообще все они хороши», – уголки губ сами собой поползли книзу, опустились руки. Инна снова глянула на лестницу. «Вот она, старушенция, приковыляла. Свет Васильевна. И опять во всё белое вырядилась».
Невысокого роста темноволосая женщина спускалась небыстро: лестница узка и крута, за что прозвана лестницей Дирака. Если не смотреть под ноги, недолго шею свернуть. И длинная же! От террасы замка Мирамаре, от самой верхней площадки, мимо корпуса Энрико Ферми к площадке у корпуса Галилео тянется аккуратно, уступами. Спускалась по ней весенним вечером, мая двадцать шестого числа Берсеньева Светлана Васильевна. С головою опущенной долу она аккуратно ступала; не из боязни упасть, а просто на душе тяжело, гирею давит беда, не сбросить. Бессильна. Кому весна, а кому и ночь без сна.
– Однако и копуша же вы, Светлана Васильевна, – упрёком встретила её Инна Гладких. В ответ получила улыбку весьма невесёлую, потому что в ушах у Светланы Васильевны отдалось: «Одна» – остального она не расслышала вовсе.
– Да вот, бродила в розарии, некому было напомнить, – виновато ответила Света, добавив про себя: «Потому что одна».
Она окинула взглядом гибкую, в стилизованном под матросский костюм платье, гладенькую фигурку мисс Гладких. Поджала губы, прогнала нехорошие мысли.
– Скорее, Света, пропустим автобус.
Берсеньевой хотелось брякнуть наперекор: нечего страдать по сбежавшему автобусу, за ним обязательно будет следующий, но слова застряли в горле комом. Она молча дала увести себя под локоть.
Инна щебетала не хуже дрозда, тащила Светлану Васильевну по затенённой аллее, клонила к плечу кругловатое, как у индианки, личико, косых взглядов не замечала. «Индианка Инна истинная Инь, – думалось Свете. – А где Инь там и Ян». Снова пришлось сдержать гнев. «Душно. Не со зла ли я так…»
