Чем больше времени проходит, тем лучше начинаю соображать и тем больше вопросов начинает появляться. Но думать длинными предложениями все равно пока что сложно. Чаще мыслю короткими, простыми, особенно в бою или когда нужно думать быстро.
Почему меня держат взаперти? Кто я такой? Чего от меня хотят? Как я попал сюда? И главный — кем я был до того, как стал таким? То, что кем-то был сомнений нет — подслушал обрывки разговора, после которого большая часть вопросов и появилась. Знаю лишь одно — таким я был не всегда. Кроме разговора, это подтверждает какое-то непонятное ощущение.
Время в полете прошло быстро. Вскоре транспорт приземлился и меня погнали из клетки в камеру. По пути ловлю на себе взгляды спасенных. Благодарностью там и не пахнет, лишь страх. Неспешно иду под надзором солдат и со всех сил вслушиваюсь во все вокруг, надеясь случайно услышать еще раз чей-нибудь разговор, который сможет дать мне хоть какие-то подсказки. Никто даже и не подозревает, что слух мой может становиться очень хорошим по моему желанию, а кому-то сообщать об этом не спешу.
Увы, в этот раз разговаривающих людей по дороге не попадается. Приуныв, захожу в камеру. Дверь за мной мгновенно закрылась, отрезав все звуки. Такие выходы наружу единственный мой шанс хоть что-то узнать. Нужно хорошо себя вести, чтобы больше доверяли и чаще выпускали.
Оглянувшись на дверь, которая осталась прозрачной, вижу за ней какую-то женщину. Не видел ее никогда раньше. Она внимательно смотрит на меня. И в ее взгляде нет страха или отвращения. Там лишь сожаление и грусть? Резкая боль пронзила голову.
Зарычав, начинаю метаться по камере, пытаясь унять ее. Эта женщина, она знакома мне. Кто она? Со всех сил стараюсь вспомнить, но ничего не получается. Знаю, что мы знакомы. Оглянувшись на дверь, никого за ней не вижу.
Падаю на пол, а голову продолжает раздирать боль. И вместе с этой болью начинают просачиваться какие-то картинки, эмоции с ними связанные. Кто она, кто?! Воспоминания настойчиво пытаются прорваться, стараюсь ухватиться за них, но они ускальзывают оставляя после себя только боль. В гневе на себя, что не могу никак вспомнить, начинаю биться в стену не сдерживая силы. На ней от ударов остаются вмятины.
Боль, воспоминания… В камеру забежали охранники и попытались скрутить меня. Разбрасываю их, практически не заметив. Следом добавилась боль и от ошейника. Продолжаю буйствовать, не в силах унять боль в голове, которая многократно хуже всего остального происходящего сейчас.
В какой-то момент ошейник дошел до нужной силы удара и меня пробило. Падаю на пол не в силах двинуться, а все тело содрогается в судорогах. Сверху на меня навалились охранники, пытаясь что-то вколоть.
Я вспомнил? Вспомнил! Озарение совпало как раз с очередным ударом ошейника, отправляющим в беспамятство. Но я вспомнил эту женщину. Не все, только имя — Инна…
* * *
— Что у вас произошло? — требовательно спросил мужчина лет пятидесяти у своего подчиненного, смотря на монитор, на который транслировалась картинка из небольшого круглого помещения, в центре которого без сознания лежал человек. Точнее так его можно было назвать лишь толком не рассмотрев, но если присмотреться, то можно было заметить серьезные отличия.
— Зверь взбесился. — кратко ответил тот.
Подчиненный был мужчиной лет тридцати, невысокого роста и худощавого телосложения. На своего начальника он смотрел спокойно без всякого страха.
— Причина?
— Неизвестна. Мы ничего не обнаружили. Он посмотрел в коридор, а затем взбесился.
— Что было в коридоре?
— Мы проверили записи камер, там ничего не было. Возможно у Зверя произошел какой-то сбой, мы до сих пор толком не знаем, что он такое и как выжил. И тем более не знаем того что происходит в нем, его мозге.
— Вам нужно будет представить его в лучшем свете. Завтра у нас отчет по результатам. Этот Зверь уже четыре месяца здесь, а у нас ничего нет.
— Но почему же? — не согласился со своим начальством мужчина. — Прогресс хороший. Вспомните в каком состоянии он попал к нам — там был непонятно каким образом живой труп. А теперь посмотрите на него. Он показывает поразительные результаты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что вы смогли выяснить про него? Его прошлое? Что с ним произошло? Текущее состояние? — требовательно спросил начальник.
В ответ, подчиненный замялся.
— Не так уж и много. Кто он такой нам неизвестно. Мы не смогли получить никакой информации, все засекречено, а предоставить нам доступ отказываются по непонятным причинам. По своим каналам выяснить ничего не удалось, кто-то хорошо подчистил за ним. По поводу того, что с ним произошло — мы выяснили что он был человеком, но потом подвергся очень сильным мутациями. Когда-то у него даже была нейросеть, но из-за почти полностью разрушенного мозга она оказалась уничтоженной. Как он смог выжить в таком состоянии — нам неизвестно, но он выжил и даже отрастил себе новый мозг. Его состояние зверя, потеря памяти — точно связаны с уничтоженным мозгом. Нам до сих пор непонятно, как он может понимать человеческую речь, причем это было сразу как только он стал вменяемым. Сам он говорить отказывается или не может — точно не удалось выяснить. Текущее состояние на момент прошлого обследования было стабильным — основные восстановительные процессы в его организме завершились. В нем так же постоянно протекают незначительные мутации, но как мы выяснили это норма для него.
— Что мы можем предоставить в качестве результатов?
— Эффективное оружие против зомби? Он прекрасно с ними справляется, а каждое столкновение еще больше изменяет его, превращая во все более совершенного охотника на них. Уже сейчас он может точно отслеживать их на расстоянии, на что он будет способен позже представить сложно, пределы его развития нам неизвестны и спрогнозировать их мы не можем. Так что возможно он и есть то что избавит нас от них.
— А толку от этого оружия, когда он только один? Если бы вы смогли перенести его изменения на других бойцов, тогда да, а так… Он что будет в одиночку бегать по всему материку и гоняться за зомби? Это же смешно.
— Для этого нужно время. Возможно понаблюдав за ним дольше, мы сможем разобраться в том, как он стал таким. А может даже и сможем повторить, создав подобных ему.
— Нет у нас времени. Что еще?
— Тогда новый тип связи и целая куча информации про зомби, которой нигде больше нет.
— Новый тип связи?
— Да, мы назвали ее ментальной. Пока технология весьма сырая, но перспективы ее развития очень хорошие.
— Они лучше нашей обычной?
— Не совсем, здесь другое. Представьте, что будет если, к примеру, обычный отряд соединить ментально в один большой организм, который точно знает, что делает каждая его часть. Каждый член отряда будет чувствовать другого и знать, что происходит с ним, это, не говоря про увеличившуюся реакцию на изменения на поле боя и мысленное общение.
— Готовый образец есть?
— Нет, только тестовый, технология еще не доработана. Устойчивая связь есть только со Зверем, да и то только в виде общения. В экспериментах же с другими людьми результаты пока что не очень, но они есть и представить в выгодном свете можно.
— Это уже что-то. Тогда у проекта может быть и есть шанс на жизнь. Продолжайте, нам нужны результаты как можно скорее.
Когда начальник покинул помещение, его подчиненный облегчено выдохнул.
— Фух, наконец-то он свалили и можно спокойно дальше работать. — прошептал мужчина, смотря за тем что происходит в камере Зверя.
А там все было спокойно — Зверь неподвижно лежал на полу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})* * *
— Инна, о чем ты только думала? — распекал девушку Первый. — Это же надо было додуматься сунуться в лабораторию! Сколько ты там уже работаешь?
— Два месяца я там уже. А что мне еще оставалось? — с вызовом спросила Инна.
— Два месяца?! Ты должна была забыть про него! — отрезал Первый.
— Забыть?! — возмущенно спросила Инна. — Забыть про то что Сергей оказался там по нашей вине? Забыть про то что там с ним творят неизвестно что? Тебя там не было, а я видела многое!
