Леня разозлился на Лолу – зачем оставила пакет на видном месте. Потом он попытался замести мусор веником, но только поднял в воздух целую тучу белых ошметков. Послышался шорох, и в прихожей появился Пу И самый легкомысленный и любопытный из всей троицы. Он никак не мог потерпеть, хотелось поглядеть на реакцию Маркиза. За то песик и поплатился – Леня в сердцах шлепнул его веником. Пу И отскочил с диким визгом, и надо же было такому случиться, чтобы в это самое время вошла Лола.
– Что у вас тут происходит? – холодно спросила она, убедившись, что ее ненаглядное сокровище не пострадало и визжит просто из вредности.
– Сама не видишь? – рявкнул Леня. – Не нужно было туалетную бумагу бросать на виду!
– Очень красиво… – Лола была в отличном настроении и не хотела ссориться, – знаешь, напоминает иллюстрацию к японскому стихотворению хокку. Что-нибудь в этом роде:
Всю ночь шел снег.Земля покрыта белым…
– А наши звери – паразиты, – закончил Маркиз.
– Нет-нет, не так, – задумчиво бормотала Лола, – вот еще:
Белые снежные мухиЛожатся на мерзлую землю…
– А звери все равно паразиты, – сказал Леня. – Лолка, хватит валять дурака, собирай бумажки.
– Почему я? – обиделась Лола. – Вот так всегда, как только что случится, сразу Лола виновата.
Однако она занялась уборкой, и через некоторое время в прихожей можно было находиться. Пу И уже несколько раз появлялся на виду, но Леня молча грозил ему веником, и песик тотчас пропадал с глаз. Попугай прилетел и сел на вешалку, прикрыв один глаз.
– Думаешь, тебя не достану? – рассердился Маркиз и взмахнул трубой от пылесоса.
– Дур-рак! – спокойно сказал попугай.
– Ну это же надо! – возмутилась Лола. – Перришон, что ты себе позволяешь?
– У-р-родина! – завопил попугай. – Р-рожа чайная!
– Я? – удивилась Лола. – Это ты обо мне?
Она схватила швабру и попыталась достать попугая на вешалке, но по пути задела настенное бра. Плафон упал на пол и разбился вдребезги. Попугай торжествующе захохотал.
Компаньоны поглядели друг на друга в растерянности. И в это время из кухни послышались характерные звуки – шуршание бумаги, хруст и чавканье. Леня сделал знак Лоле и принялся бесшумно красться на кухню. Его боевая подруга поспешала за ним со шваброй наперевес.
Разумеется, они не ошиблись. Двое террористов сидели на столе и выедали курицу из пакета.
– А что же я тогда в холодильник убрал? – в полной растерянности спросил Леня.
На звук его голоса два наглеца отреагировали по-разному. Кот мигом отступил на дальний край стола и ловким прыжком взвился на холодильник. Пу И же как всегда замешкался, запутался в пакете и был схвачен Маркизом за задние лапы.
– Ах вы, мерзавцы! – вскричал Леня, потрясая песиком. – Лолка, они же нарочно послали попугая нас провоцировать!
– Пр-равильно! – сознался прилетевший Перришон.
– Немедленно отпусти Пу И! – приказала Лола. – Это несправедливо, что он должен отвечать за всех!
Пу И тем временем изловчился, перевернулся в воздухе и цапнул Маркиза за палец.
Леня чертыхнулся и выпустил песика из рук.
Пу И шлепнулся на пол, гавкнул от возмущения и улепетнул в Лолину спальню. Там, он знал, его никто не тронет.
Голодный Маркиз исследовал курицу. Оказалось, что негодяи только порвали пакет и отъели одну ножку.
– Если прожарить как следует в духовке… нерешительно проговорил Леня, ему очень хотелось есть. – Вообще, это – форменное безобразие!
– Это – склероз, – веско сказала Лола. – У тебя, Ленечка, начались возрастные изменения. Это же надо придумать – горячие булочки засунуть в холодильник, а курицу оставить на столе!
– Ну перепутал в суматохе, – Леня обиделся и ушел к себе.
Там он лег на диван и задумался, как же так получилось, что за короткое время он так легкомысленно оброс семьей.
«Я ли это, – думал он, тяжко вздыхая, – мошенник экстракласса, широко известный в узких кругах, я ли это, чьи остроумные операции по отъему денег у богатых людей рано или поздно войдут в пособие для молодых мошенников, я ли это вынужден беспрерывно заниматься домашним хозяйством? Вместо того чтобы обдумывать сложнейшие операции, я должен держать в голове уйму вещей: когда нужно платить за квартиру, когда – размораживать холодильник, не забыть купить питание коту и моющие средства…»
Леня Маркиз был убежденным противником женитьбы: «При моей профессии, – повторял он, – семья только мешает».
Не то чтобы он не любил женщин, напротив, он очень любил проводить с ними время. И женщины тоже относились к Лене благосклонно, потому что он был очень обаятельный мужчина.
Иное дело – Лолка. Приходилось терпеть ее в доме, потому что Лолка – это его боевая подруга, компаньонка и помощница. Без нее никак не обойтись в некоторых делах, а Лола – профессиональная актриса. Вообще-то она довольно талантлива, и всегда признает Ленину ведущую роль. Правда, она редкостная лентяйка, свалила на него всю домашнюю работу. И даже со своим ненаглядным Пу И не гуляет, норовит отвертеться в плохую погоду.
И язычок у нее острый, как бритва, и ядовитый, как растение цикута. Ишь, чего выдумала, – у него, Маркиза, возрастные изменения!
Сама вечно все забывает и теряет, растяпа несчастная.
В это время Лола приоткрыла дверь и сказала нежным голоском:
– Ленечка, иди ужинать!
В дверь тотчас полезли соблазнительные запахи жарящейся в духовке курицы и еще каких-то специй. Леня вздохнул и встал с кровати. Вот так всегда: как только начнешь думать, что Лолка – эгоистка и нахалка, она тотчас меняет мнение о себе в лучшую сторону!
– Вениамин! – прогремел по квартире гулкий командирский голос. – Вениамин, ты на часы сегодня смотрел?
– Что такое, Софья Сигизмундовна? – Веня робко приоткрыл дверь и заглянул в тещину комнату. – Что случилось?
– И он еще спрашивает! – Необъятные телеса заколыхались, как холмы в разгар землетрясения, и Веня в который раз подумал, что рано или поздно тещина кровать рухнет.
– И он еще спрашивает! – трубным оглушительным голосом повторила Софья Сигизмундовна, выпростала из-под одеяла руку и гневно ткнула в настенные часы. – Уже половина первого, а я еще не пила свой настой!
Веня тяжело вздохнул.
Его можно было понять. Теща обладала уникальным, просто фантастическим характером, но самым ужасным было то, что Веня жил в одной квартире с этой удивительной женщиной без всяких к тому оснований. То есть теща у него была, а жены не было. Вообще не было. Никогда. Теща была чужая.
– Софья Сигизмундовна, – проговорил Веня, попятившись. – Я не хотел вас беспокоить… я думал, что вы еще отдыхаете…
Так полагалось говорить – «отдыхаете». Не дай бог сказать – «спите». Это стоило бы Вене настоящего скандала. Теща закатила бы глаза и воскликнула с пафосом, достойным лучшей театральной сцены, что ему, Вениамину, должно быть прекрасно известно, что она вообще почти не спит, просто не смыкает глаз, что у нее огромные проблемы со сном, как и со здоровьем вообще, и только такой невоспитанный, нечувствительный и грубый человек, как Вениамин, может этого не замечать. Поскольку из тещиной комнаты каждую ночь доносился богатырский храп, от которого содрогалась посуда в буфете, и нервно взлаивал соседский французский бульдог Дэн, Веня хорошо знал о тещиных проблемах со сном.
Но с тещей лучше было не спорить, и он давно уже употреблял безопасное слово «отдыхаете». Хотя совершенно не понимал, от чего именно может так много и качественно отдыхать эта могучая, громогласная женщина.
– Вениамин, мне иногда кажется, что ты надо мной просто издеваешься! – проревела теща, приподнимаясь в кровати и глядя на него взглядом прокурора, требующего для трамвайного безбилетника высшей меры наказания. – Ты прекрасно знаешь, что я пью свой настой не позднее двенадцати часов! А сейчас уже половина первого! Или ты не видишь часов? Тогда тебе нужно обратиться к врачу! В твоем возрасте просто некультурно иметь плохое зрение!
– Софья Сигизмундовна, – подал Веня голос из-за двери. – Подождите буквально тридцать секунд, я вам уже несу ваш замечательный настой!
Он бросился на кухню и вытащил из холодильника литровую бутыль с отвратительной буро-зеленой жидкостью. Этот загадочный напиток теща употребляла по совету своей приятельницы, бывшего медработника Анфисы Савельевны. Анфиса проработала сорок лет сестрой-хозяйкой в больнице, выдавая простыни с черным казенным клеймом, потому ее медицинский авторитет в глазах Софьи Сигизмундовны был непререкаем. Вене приходилось раз в месяц ездить за этим настоем в крошечную деревушку, расположенную в самом глухом углу Волосовского района. Там жил «потомственный целитель» дядя Вася, который выдавал Вене очередную бутыль с отвратительно выглядящей и соответственно пахнущей жидкостью, брал за нее несусветные деньги и награждал Веню напоследок каким-нибудь афоризмом из своего неисчерпаемого запаса, например: «Свиньи, милок, они болезнь загодя чуют! Ежели от тебя свинья отворачивается, так, стало быть, ты, это, приболел!»
