Так родилась на свет первая басня. Сам акт творчества оказался настолько целительным, что мне не скоро удалось «отвратиться» от этой первой своей «бабьей басни». Оказалось, что над этой творческой переработкой раздирающего меня прежде конфликтного материала можно было просто хохотать до упаду! Можно просто наслаждаться и заряжаться, как от аккумулятора, этими неожиданно извлеченными из состояния «войны» положительными эмоциями!
Забавно, что реально существующий в моей жизни конфликт, оставленный на тот момент без разрешения, вдруг утратил для меня всякую значимость. Что же касается конкретных его перипетий, то они как-то разрешились уже сами собой, без моего участия. Мне не пришлось даже ничего делать – ничего из того, что делать мне, в общем-то, и не свойственно.
А самым забавным оказалось то, что очень скоро эти самые конфликтные ситуации посыпались на меня, словно из рога изобилия! И Музы, дарующие вдохновение, стали стучаться в мое окно чуть ли не каждую неделю! И «отвращаться» от очередных своих «бабьих басен» (а потому и не застревать надолго в состоянии конфликта) получалось уже все быстрее. И были эти ситуации уже самыми разнообразными, и не было в них ничего уже шаблонного! А найденные с помощью «закона басни» решения требовали от меня уже самых разных способов действия в реальной жизни: мне то приходилось идти напролом, то отступать, то находить новые формы сотрудничества, то идти на мировую…
И самое главное, этот опыт был для меня уже просто опытом. Просто радостью взаимодействия с самой Жизнью, вступив в которое, только и можно испытать ее вкус!
Так в моем арсенале средств избавления от состояния конфликта появился еще один, подсказанный тремя мудрецами, способ, который стал вскоре и методом разрешения конфликтных ситуаций, чем, как оказалось, можно еще и делиться. Но прежде, чем начать это делать, хочу предложить вам после вводной этой «воды» сделать несколько живительных глотков уже из первоисточника.
Психология искусства и моделирование мастерства
Важнейшее из искусств
«Век высоких технологий», как мы стали гордо именовать то ли век двадцатый в последние его десятилетия, то ли двадцать первый, предусмотрительно употребляя в обиходе еще и «технологии будущего», привнес свою философию практически во все сферы человеческой жизнедеятельности. Высокие технологии пришли не только в бизнес, производство, телекоммуникации, но и в такие традиционно «человечные» области, как психология, психотерапия, образование, даже творчество! Отныне основным технологическим процессом самосовершенствования (а также «важнейшим из всех искусств») стало для нас моделирование! Моделирование эффективных способов поведения – коммуникативного, управленческого, предпринимательского… Моделирование мастерства выдающихся психотерапевтов… Моделирование стратегий гениев… Отныне эффективность великих мастеров раскладывается на вербальные и невербальные составляющие, формализуется в виде пошаговой технологии, и после хорошей тренировки весь алгоритм может успешно воспроизвести каждый желающий, даже тот, кого природа не наделила ни даром Вирджинии Сатир, ни талантом Уолта Диснея.
Прогресс не остановишь. Можно попытаться лишь успеть за ним – как успеть вскочить в набирающий скорость поезд. И все же полезно время от времени останавливаться, оглядываться назад, осматриваться по сторонам. Ведь порой даже самые новейшие технологии на поверку оказываются «хорошо забытыми старыми», а то и незаслуженно обойденными вниманием откровениями «пророков в своем отечестве».
Моделирование искусства
Сказать о творчестве Льва Семеновича Выготского, что оно таким вниманием обделено, было бы несправедливо. Его идеи опережали современную ему науку, предвосхищая развитие таких направлений, как кибернетика и семиотика. Его творчество по сей день представляет собой неисчерпаемый кладезь научных гипотез. Кажется, человек этот открыл в науке столько «золотоносных жил», что их разработка будет питать еще не одно поколение ученых. И если уж говорить о моделировании мастерства, подразумевая под этим процессом глубокий, тонкий и остроумный анализ продуктов такого мастерства, проникновение в тайну их психологического воздействия, то и здесь, думаю, Лев Семенович был в числе первооткрывателей.
Именно таким тонким и проникновенным анализом структуры художественного творчества и была пронизана открытая мной книга. «Психология искусства» раскрывала секреты воздействия творений литературы самых разных жанров – от трагедии до басни. И секреты эти, никем не сокрытые, поддавались освоению, перенесению их на более широкий спектр жизненных контекстов!
И несколько таких секретов, сформировавших впоследствии теоретическую основу метода, тот самый «Закон басни», о котором многообещающе заявлено в заголовке, считаю необходимым, не смущаясь дословным цитированием, изложить здесь хотя бы вкратце.
«Всеобщий дедушка»
Но для начала несколько слов еще об одном мастере Слова – Иване Андреевиче Крылове, чье творчество и послужило основой для синтетического разбора ученого и сделанных им в результате открытий о природе басни и ее «законах». Не в самой ли личности художника, изменившего наши традиционные представления о баснописце, как об обычном моралисте (пусть даже обладающем даром самого Эзопа), таилась разгадка этих тайн, ведущих и к разгадкам тайн «соломоновых» решений?
Не кажется ли удивительным тот факт, что Крылов, как это засвидетельствовано не однажды, питал искреннее отвращение к самой природе басни, что жизнь его представляла собой все то, что можно выдумать противоположного житейской мудрости и добродетели среднего человека. Это был исключительный во всех отношениях человек – и в своих страстях, и в своей лени, и в своем скепсисе, и не странно ли, что сделался всеобщим дедушкой, <…> безраздельно завладел детской комнатой и так удивительно пришелся всем по вкусу и по плечу, как воплощенная практическая мудрость2.
Не о внутреннем ли конфликте, разрешившемся впоследствии открытием в себе уникального дара, сочетавшего поэтичность с глубокой прозаичностью, свидетельствуют биографы? Не о том ли поиске «соломонова решения» для примирения внутреннего противоречия прозревает ученый-исследователь? Не таким ли первопроходцем был и сам дедушка Крылов в испытании на себе открывшегося ему знания, каким стал впоследствии и сам Выготский в попытках моделирования его мастерства?
Неужели в его баснях не сказалось и это первоначальное отвращение и заглушенная страсть к драматической поэзии? Как можем мы предположить, что этот болезненный процесс перерождения в баснописца остался совершенно бесследным в его поэзии? <…> И может быть, окажется психологически небезосновательным наше предположение, что именно этот второй смысл его басен разрушил тесный горизонт идей прозаической басни, которая внушала ему отвращение, и помог ему развернуть то обширное поле драматической поэзии, которая была его страстью и которая составляет истинную сущность басни поэтической3.
Оставим вопросы и гипотезы теоретикам. Просто отдадим дань уважения Учителям и приступим, наконец, к изложению открытых ими «законов».
Законы басни
Аффективное противоречие
…каково же строение той эстетической реакции, которой реагируем мы на поэтическую басню, каковы те общие механизмы психики общественного человека, которые приводятся в движение колесами басни, и каково то действие, которое при помощи басни совершает над собой человек?
(Л. С. Выготский
)4
Исследуя природу эстетической реакции на поэтическую басню, Выготский обратил внимание, что основу ее психологического воздействия составляет наличие так называемого аффективного противоречия, которое наряду с противоречием логическим, проявленным, очевидным, держит читателя в напряжении вплоть до особого момента его разрешения, о природе которого в свою очередь будет рассказано подробнее.
Исследователь, на примере разбора известных крыловских басен, показывает, что основу их эффекта составляет некое противочувствие:
…мы видим развернутую систему элементов, из которых один все время вызывает в нас чувство, совершенно противоположное тому, которое вызывает другой. Басня все время как бы дразнит наше чувство <…> Мы одновременно сознаем и то и другое, одновременно чувствуем и то, и другое, и в этом противоречии чувства опять заключается весь механизм обработки басни.5
«Поляризация» позиций
Из чего же складывается это «противочувствие»? Отметим, прежде всего, эту характерную жанровую особенность, при которой упомянутая выше «развернутая система элементов» басни словно «поляризуется» на две явно выраженных противоположности, вызывающих столь разные чувства. В сюжете басни эта «поляризация» находит свое наглядное воплощение либо в наличии двух явно антагонистичных персонажей («Волк и Ягненок», «Стрекоза и Муравей», «Ворона и Лисица», «Слон и Моська»), либо в более условных противопоставлениях:
