Он был добрым, чутким товарищем, нежным, заботливым мужем и отцом. Письма его к жене наполнены огромной теплотой. А жили они в условиях, когда «мало вместе, больше вдали, радость — день, печаль, тоска — месяцы»[1].
Ничто так не свидетельствует о подлинной культуре человека, о его душе, как письма настоящего человека, лишенного других способов общения с людьми.
Письма Свердлова к товарищам по партии, к юной Кире Бессер (дочери уральского инженера, с которым сдружился Яков Михайлович) — целые трактаты: о месте революционера в строю, о понимании товарищества, о литературе и искусстве, страницы, полные тонких наблюдений, высокого вкуса, точного анализа. Все это пришло не сразу. В письме к жене Яков Михайлович признавался: «Когда мы с тобой встретились, я был достаточно примитивен. Ты сумела возбудить во мне целую гамму новых, порой сложных, переживаний. Ты во многом способствовала моему „довоспитанию“, если можно так выразиться. И вот если бы пришлось подводить итоги моему росту, я должен бы был отметить прежде всего свое более разностороннее развитие. Я научился интересоваться всеми проявлениями жизни, все ее стороны привлекают мое внимание. Я научился любить изящное, красивое…»
Широта интересов его была безгранична. «Интересуюсь по-прежнему всеми сторонами жизни. Наибольший интерес — общественные науки. Литература, искусство сильно занимают. Они помогают понимать теоретически познанное развитие человечества», — писал Свердлов жене в начале 1914 года из Сибири.
Яков Михайлович был одним из самых человечных людей, поднявшихся в начале нашего века на борьбу с социальным злом.
«Не бить челом веку своему, а быть челом века своего — быть Человеком» — так писала русская поэтесса.
Именно таким был Свердлов.
Часть I
1885–1917
Глава I
Волгарь
Аптека в Канавине
Еще лет тридцать назад на стенке волжского причала в городе Горьком можно было разобрать слова: «Чаль… коль… сайся»… Восстановить эту надпись было просто, достаточно было обратиться к старому нижегородцу: «Чаль за кольца, стены не касайся!» Большими буквами чернели эти слова поверх металлических колец, вделанных в причальные стенки. С парохода или баржи бросали чалку, на берегу ее продевали сквозь кольцо и возвращали на борт судна, которое подтягивалось к берегу. А чтоб не портить стенку, вдоль парохода висели бревна или длинные толстые веники, смягчавшие удар плавучей махины о стенку.
Ныне на волжских водах — быстрокрылые корабли-кометы. Перемены на Волге произошли за годы жизни одного-двух поколений. Люди, родившиеся в прошлом столетии, не узнают реку.
Едва ли не ярче других городов отразил своеобразие Поволжья Нижний Новгород, основанный 750 лет назад при слиянии Волги и Оки. В конце XIX века это был один из крупнейших промышленных и торговых центров России; в пореформенные годы Нижний рос стремительно — строились заводы и фабрики, была проложена железная дорога Нижний — Москва, увеличивались обороты знаменитой Нижегородской ярмарки. 23 процента полуторамиллионного населения Нижегородской губернии было занято в промышленности и торговле, на железнодорожном и водном транспорте. По другим губерниям России это число не превышало 17 процентов. К концу XIX века на одном лишь Сормовском заводе работало свыше 10 тысяч рабочих. Число же фабрично-заводских предприятий в Нижегородской губернии к этому времени перевалило за 500. На них работало до 40 тысяч человек.
Умножали свои капиталы волжские купцы-миллионщики, владельцы фабрик, помещики, князья церкви.
Нищала нижегородская деревня, ежегодно отряжавшая в города новые отряды будущих пролетариев. Более двух третей крестьян губернии были однолошадными и безлошадными. По 12–15 часов трудился на фабриканта рабочий. Его обсчитывали и обкрадывали, притесняли штрафами, а во время кризисов просто выбрасывали за ворота. В 1901 году в городе было зарегистрировано 4 тысячи босяков.
Нижний Новгород конца XIX века — это многоязычный и пыльный город купеческих лабазов и рабочих бараков, разросшихся пристаней на Волге и Оке, мещанских домиков на немощеных улицах. Хозяева города — фабриканты и дворяне, чиновники и духовенство — нимало о нем не заботились.
Нижегородским губернатором был в ту нору генерал Баранов — один из знаменитых российских помпадуров, по определению Ленина.
Свои весьма скромные заслуги в русско-турецкой войне 1877–1878 годов Баранов, будучи командиром корабля «Веста», сумел приукрасить так, что это вызвало подозрение даже царских властей. Разобрались — уволили из флота. Послали губернатором в Петербург. Но когда новоиспеченный губернатор окружил столицу рогатками, чтобы в нее не проникали «подозрительные» лица, его отправили в Архангельск, а оттуда — в Нижний Новгород.
Здесь он отличился особым самодурством во время голода 1891 года. Короленко запечатлел деяния Баранова в известных своих очерках.
Но ни царские губернаторы, ни купцы миллионщики, никто не мог убить таланты народа. Они пробивались сквозь толщу социального неравенства и сословной несправедливости. Поволжье дало миру двух гениальных волгарей — Горького и Шаляпина. Нижегородский пролетариат выдвинул из своей среды Петра Заломова, Александра Скороходова, Дмитрия Павлова, Ивана Чугурина, все они вошли в историю русской революции. Уже заявлял свои права будущий хозяин Нижнего Новгорода — рабочий.
В этом городе 23 мая [2] 1885 года родился Яков Свердлов. Отец его был владельцем небольшой гравёрной мастерской, окна ее выходили на центральную улицу города — Большую Покровку. Мать вела нехитрое домашнее хозяйство. Семья Свердловых была типичной трудовой семьей мелкого ремесленника. Братья и сестры Якова так же, как и он сам, с детства приучались помогать друг другу. Маленький Яша жил в дружной семье.
Вот как брат и сестры Свердлова вспоминали о детстве:
«Яков прекрасно плавал, умел грести и вместе с друзьями в летнее время целыми днями пропадал на Волге. Особенно нравилось им качаться в лодке на волне проходящего парохода. Как-то, когда ему было лет двенадцать, младшая сестра с подругой напросилась вместе с Яковом кататься на лодке. Это было большим испытанием для девочек. Сильные волны от проходящего парохода непрерывно угрожали захлестнуть утлое суденышко. Девочки трусили, но, помня основное условие Якова: „Трусишь — высажу на берег“, — старались не хныкать. Знали: брат непременно выполнит обещание.
В зимнее время Яков был завсегдатаем катка на Черном пруду. Ежедневно он упражнялся с гирями. Но особенно любил Яков лазить на деревья, крыши домов, заборы и проделывал это артистически, демонстрируя незаурядную ловкость. Отец говорил, что нет такой крыши в городе, на которой не побывал бы Яков. Выработанная им в детстве ловкость впоследствии ему пригодилась, когда нужно было уходить от преследования шпиков».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
