— Я ведь через мост обратно не пойду, — объяснила Кэтрин. — Я за мостом сверну вдоль того берега и сяду на паром в Ярроу.
Питер удивился:
— С какой стати выбрасывать денежки на паром, когда можно даром перейти по мосту?
Кэтрин непринужденно пожала плечами:
— Мне еще надо зайти в один дом на дороге в Ярроу, заплатить по счету.
— Тогда бери-ка обрезки сразу, — сказал Питер.
В мастерскую влетела Мэри с деревянным подносиком, на котором лежали куски хлеба с грудинкой. Жена была такой же пухлой и краснолицей, как Питер, только пониже ростом. Мгновенно ухватив, о чем идет речь, она прикрикнула на мужа:
— Не валяй дурака, Питер! Куда там девчушке дотащить два мешка, да еще и деревяшки. Коль она обратно мимо нас не пойдет, пусть просто скажет отцу. Скажи ему, что если ему нужно дерево, может взять у нас. — Она сочувственно покивала Кэтрин. — Что она, по-твоему, вьючный мул?
— Я скажу отцу, — обещала Кэтрин.
— Выдержанное дерево, — повторил Питер. — Не забудь.
— Запомню.
Мэри все же уговорила ее взять кусок хлеба, хоть Кэтрин и сослалась снова на угощение вдовы Грейлинг.
— Все равно бери, — велела Мэри. — Пока домой дойдешь, успеешь проголодаться. Точно обратно мимо нас не пойдешь?
— Не хотелось бы, — ответила Кэтрин. Питер, неловко помявшись, заговорил:
— Я еще кое-что хотел передать твоему отцу. Ты скажи ему, что мне в этом году новых саней не нужно.
— Питер, — укорила его Мэри, — ты обещал!
— Я говорил, что мне, наверно, понадобятся. Ну и ошибся. — Питер с трудом подыскивал слова. — И виноват не я, а сам Брендан. Не делай он такие хорошие, прочные сани, мне бы, верно, уже понадобились новые.
— Я ему скажу, — вымолвила Кэтрин
— Твой отец занят? — спросила Мэри.
— Угу, — промычала Кэтрин в надежде, что жена колесника не станет расспрашивать подробней.
— Да уж конечно, без работы не сидит! — Питер и себе взял кусок хлеба. — Ведь холода и теперь держатся полгода!
Кэтрин открыла было рот. Она хотела сказать, что Питер и сам мог бы поговорить с ее отцом, ведь тот работает в пяти минутах ходьбы от колесной мастерской. Питер явно не знал, что ее отец ушел из деревни, закрыв мастерскую на теплые месяцы. Но, вовремя сообразив, что отец постыдился бы рассказывать колеснику о своем новом ремесле, она промолчала.
— Кэтрин? — напомнил о себе Питер.
— Мне пора идти. Спасибо вам за угощение и за то, что дерево предложили.
— Кланяйся от нас отцу, — сказала Мэри.
— Хорошо.
— Ступай с Богом. Да остерегайся бренчалок!
— Буду остерегаться, — отозвалась Кэтрин, потому что такого ответа от нее и ждали.
— Пока ты не ушла, — словно вспомнив о чем-то, остановил ее Питер. — Скажу тебе кое-что. Ты говорила, что кое-кто верит, будто шериф может летать, словно это такая же глупость, как железная дорога или моргающий мост. О другом не скажу, но мальчишкой я знал человека, который видел летающую машину шерифа. Дед мой частенько о ней рассказывал. Такая вертушка, вроде ветряной мельницы из жести. Он сам, когда был мальчишкой, видел, как она носила над землей шерифа и его людей быстрее всякой птицы.
— Если раньше шериф умел летать, зачем ему теперь лошади и карета?
— Потому что летающая машина разбилась о землю, и ни один мастер не сумел снова научить ее летать. Эта штуковина была из старого мира, еще до Великой Зимы. Мы готовы высмеивать все подряд, будто все в мире понимаем, а предки наши были глупее нас.
— Но если уж верить некоторым рассказам, — спросила Кэтрин, — тогда почему не верить и остальным? Может, бренчалки и правда могут украсть меня ночью из постельки?
— Бренчалки — это сказочка, которую рассказывают детишкам, чтобы хорошо себя вели, — задумчиво протянул Питер. — Тебе сколько лет?
— Шестнадцать.
— Я говорю о том, что люди видели среди белого дня, а не о детских страшилках.
— Но люди рассказывают, что и бренчалок видели. Видели людей, сделанных из жести и рычагов, вроде часового механизма.
— Кое-кого в детстве слишком сильно напугали, — пренебрежительно махнул рукой Питер. — Только и всего. А шериф-то настоящий, и когда-то он мог летать. Как Бог свят!
Когда Кэтрин подошла к Двадцатиарочному мосту, руки у нее опять заныли. Она подтянула пониже рукава свитера, чтобы лямки мешков не резали ладони. Над головой с воплями кружили грачи и галки. Чайки пировали на отбросах, прибитых течением к опорам моста, другие клевали на дороге навоз. Какой-то мальчишка захихикал, глядя, как Кэтрин опасливо пробирается в лабиринте рытвин, выбитых за много лет колесами фургонов, проезжавших по мосту. Кэтрин сердито цыкнула на мальчишку. Впрочем, сейчас фургон пришелся бы ей кстати. Она потопталась у моста, дождавшись, пока подъехала тяжелая громыхающая телега, нагруженная пивными бочками из пивоварни «Голубая звезда». В упряжке фыркали четыре ломовые лошади, ломовой извозчик сидел, съежившись так, будто Великая Зима все еще сжимала землю ледяной рукой.
Кэтрин пристроилась сбоку к телеге, прячась за высоким бортом. В щели между бочками она видела верхушки лесов, возведенных на другом краю моста. Здесь их не загораживали ни дома, ни парапет. Около дюжины рабочих — включая двух десятников в фартуках — стояли на лесах, глядя вниз, на ведущиеся там работы. Несколько человек держали свинцовые трубы, а у одного в руках была маленькая черная палочка, загоравшаяся ярко-красным, когда он требовал передвинуть какой-нибудь груз. Гаррета — того самого, из-за кого она старалась как можно реже проходить через мост, — нигде не было видно. Кэтрин надеялась, что он распекает рабочих где-то под мостом. Наверняка и ее отец тоже внизу — исполняет, что велят, и прикусывает язык, когда хочется возразить. Он смирился с тем, что на него орут, смирился с грубым, небрежным обращением с деревом, потому что у него не осталось другого средства заработать на пищу и кров дочери и себе. И он никогда, никогда не встречался взглядом с Гарретом Киннером.
У Кэтрин немного полегчало на душе, потому что телега потихоньку катилась по мосту, приближаясь к плавному подъему узких центральных арок. Ремонтники, среди которых мог оказаться Гаррет, остались позади. Кэтрин отмечала пройденный путь по вывескам пивных. Она уже миновала свежевыкрашенную «Гостиницу на мосту» и мрачную подворотню «Исповедника». Из открытых дверей «Танцующей панды» лились звуки скрипки: наигрывали старую народную песенку с бессмысленными словами о каких-то тощих сосисках.
Впереди показалась вывеска «Крылатого человека» с изображением грозной фигуры, взмывающей над вершиной холма. Стоит пройти «Крылатого человека», и опасность миновала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
