Дружного и громового «ура!» не грянуло, бурных аплодисментов не вспыхнуло, но отряд относительно повеселел и успокоился – безысходность ничего иного не оставляла.
Бивак быстро свернули, орюкзачились и под впечатляющим дождем вперемешку с мокрым снегом быстро пошли, а потом и побежали особым альпинистским бегом по осклизлой тропе, извивающейся среди скал и камней, вниз по ущелью. Ноги короткими быстрыми шагами, колени неразделимо вместе, топают по обильно политым водой камням на тропе, извивающейся змеиным телом по каменистому, а потом и по травяному склону. Ветра нет – заглох в тучах, нудный дождь разлиновал пространство вертикальными нитями… Впереди лагерь, просушка всего мокрого, а мокрое всё, горячий чай, почти такой же душ, перспектива «беганья на перевальчик», торжественное вручение значков «Альпинист СССР», прощальный вечер и – год ожидания…
А через год у Витьки заболело горло…
2
Мир состоит из случайностей. Пусть говорят об их закономерности, пусть подводят под это мнение философические и математические теории, но
Если они – эти теории, не помогают некоторые « закономерные» случайности предугадать и избежать их, то они только случайностями и остаются. Вот выпал снег в горах. Для метеорологов безусловная закономерность в этом явлении есть. Для альпинистов же – несчастный случай. Знай они об этом заранее – пошли бы в другое ущелье и на другую вершину. В горах часто бывает так, что в разных ущельях – разная погода: тут плохо – там хорошо… Особенно где нас нет.
А у Виктора заболело горло. А Радослав об этом не знал. Ну, заболело. Ничего сверх естественного – обычное дело… Поднимите руки у кого оно не болело?.. Поболит, да и перестанет… Но все дело в том – чем именно это несчастное горло сподобилось заболеть и в какое время. Болел бы Вик вместе с внутренностями своей шеи да болел в свое удовольствие. Трагичность же ситуации заключалась в том, что Вик вместе с Радиком ехал в Приэльбрусье. И не просто так – отдыхать на какой-нибудь там турбазе, а в альпинистский лагерь, чтобы интересно и полезно отдать ему свой отпуск. «Отдых» там такой, что за смену организм может избавиться от своих драгоценных килограммов десяти. Лучшее средство похудеть или даже совсем избавиться от организма… Нагрузки иногда зашкаливают… А Витя ангиной заболел. И не сказал. Знал, а не сказал… Не сказал, больная его душа, а ведь знал. Пили чай, оба два, из одной кружки. И спали на одной палатке, расстелив ее на полу автостанции, в ожидании автобуса…
А у Витьки в это время горло болело… С этим горлом он и автобуса утром дожидался. И вместе с Радославом. Автобуса не было. Долго не было. Уже и время отправления подошло, а потом и миновало, по расписанию. А автобуса не видно… Странно и удивительно: никто из будущих пассажиров не возмущался и не волновался. Все сидели абсолютно спокойно и невозмутимо, как будто так и надо, что все, кому надо ехать, никуда не едут… Вон пятеро мужчин с азартом наблюдают, как два джигита играют в нарды. Закутанные с ног до головы бабульки мирно дремлют, прикорнув спинами к стене. Симпатичные девушки что-то весело обсуждают и смеются… Все ведут себя так, словно просто время пришли сюда провести с раннего утра – дел других у людей не имеется…
– Почему автобуса до сих пор нет? – стараясь казаться таким же спокойным и невозмутимым, спросил, наконец, Радик, обращаясь скорее к пространству, чем к кому-то конкретному.
– Вах, какой странный вопрос ты спрашиваешь, – осуждающе покачал черноволосой головой местный житель «кавказской национальности», оторвавшись от созерцания гуляющей неподалеку свиньи. – Его нет потому, что он не приехал.
«Логично», – мысленно согласился Радик, но вслух сказал:
– А почему он не приехал, если по расписанию он это давно должен сделать?
– Всё очень просто, дорогой: потому что его уважаемый водитель на свадьбе гуляет – у него друг позавчера за муж вышел… Э-э, нет – наоборот: его невеста за муж вышла за его друга… Опять не то… Друг женился на его невесте… Ну, свадьба, панимаешь?
Радик помотал слегка головой, пытаясь, по мере сил, разобраться кто за кого вышел и куда, но тотчас же оставил эти попытки, как совершено для него бессмысленные. Смысл был прежний – уехать в Баксанское ущелье.
– Так когда друг-то придёт? Он же на работе быть должен!
– Вот же какой ты непонимающе непонятливый молодой старик! – с искренней досадой воскликнул кавказец. – Что, по-твоему, шофёру и на свадьбе нельзя погулять?
Радик безнадёжно махнул рукой и плюхнулся на скамью рядом с Виктором и его больным горлом, о котором друг не сказал…
Наконец, ПАЗ-ик, плотно набитый местным народом, Радиком, Виктором и их рюкзаками, поднимается в горы вдоль реки Баксан. Радик с удовольствием и волнением смотрит в окно на поднимающиеся одна за другой и одна из другой горы, на их заснеженные вершины и острые скалы, узнавая их вновь. Кажется, не автобус движется к горам, а горы, величаво прекрасные и грозные в своей непостижимой таинственности, торжественно шествуют навстречу автобусу.
Радослав ехал в «Шхельду» с радостно-тревожным ожиданием новых, еще более интересных восхождений, новых впечатлений, новых знакомств и друзей, и не без честолюбивого желания получить разряд, как ступень к еще более интересным альпинистским приключениям… Кроме рюкзака в походе он имел за плечами тридцать три года жизни. Среди спортсменов эта цифра вызывала явное недоумение: в таком возрасте многие уже бросают спорт, какого бы вида он не являлся, кроме шахмат, разумеется. А этот мужик, роста выше среднего, но не очень, и возраста, точно, среднего, только собрался в него войти. Правда, на вид Радославу никто его возраста не угадывал. «Давали» лет двадцать пять, не более Он больше и не брал, правда, и не скрывал истины. Общительный, иногда по-детски любознательный и даже простодушный, но в тоже время ироничный, со склонностью к сарказму, он мог вписаться в любую компанию настолько же легко, как и «выписаться» из нее. Виктор, будучи на десять лет моложе, разницы в возрасте не ощущал.
Оба ехали при бородах. Виктор по моде. Радослав по необходимости, а вовсе не для романтического облика. Просто был с ним случай, когда солнце украсило его физиономию ярко-красным болезненным ожогом, отразившись снизу от зеркала белого снежника. На фоне ожога декоративно выделялся отчетливой белой полосой след крепежного ремня каски. Оригинально и красиво, но очень уж неприятно. От бритья на несколько дней пришлось отказаться, отросла щетина, да потом так и продолжала расти, пока не превратилась в бородку несколько пижонского вида. Радика это обстоятельство слегка огорчило, но делать было нечего – борода формировала себя самостоятельно. До марксовых размеров Радик доводить ее не собирался, позволял расти, лишь иногда критически на нее поглядывая. Борода защищала от ожогов, утепляла, как никак, и избавляла от необходимости скоблить подбородок и щёки каждое утро вместо каких-нибудь других, более приятных, занятий.
Открытое лицо Виктора поверх бороды украшали очки, которые очень ему шли. Виктор приземист и широкоплеч – таких в старину на Руси называли ширяями. Смел в уличных драках, разухабист, в компаниях весел, фанат джазовой музыки, сам на чём-то играет – и это все о его характере, что было известно Раду. И еще он был студентом политехнического института. Радослав работал на оборонном авиационном заводе, настолько секретном, что все мальчишки, жившие окрест завода, знали о том, что там делают. Сложение имел пропорциональное и симметричное, пользовался успехом у женщин, они у него тоже, но пока не настолько еще, чтобы покончить с этими успехами, остановившись на какой-нибудь одной…
Вот и поселок Эльбрус. Название его местные жители произносят с ударением на первом слоге. Особых архитектурных украшений это горное поселение не имеет, привлекая к себе альпинистов главным образом тем, что здесь можно купить какие-нибудь бесхитростные деликатесы, сигареты и пиво, впрочем, альпинистам противопоказанное… За поселком сразу же – мост через реку Баксан, гремящую по камням изумрудной прозрачности водой. Справа в белоснежных королевских мантиях с черными скалами вместо горностаевых хвостиков, горы. Рядом с мостом красавицы-сосны из песни «Баксанской первой» – «стройный лес Баксана». Вверх- вправо уходит до самого Эльбруса Баксанское ущелье. Вверх-прямо – ущелье Адыл-Су, впадающее в Баксанское грациозной речкой того же названия. Оба ущелья упираются в заснеженный и бронированный ледниками Главный Кавказский хребет.
А автобус, между тем, уперся перед мостом в стадо овец… Эти кроткие животные выстроились вдоль шоссе плотным неподвижным шерстяным блеющим клином. На вершине клина, воткнувшегося в столб ограждения возле моста, – вожак стада – баран, прикинувшийся вдруг скотиной, объятой диким ужасом перед с розового детства знакомой речкой: не пойду и баста. В овечьем стаде дисциплина несокрушима, как ослиное упрямство. Поперед батьки или через его голову не посмеют сунуться ни одни копыта, подставленные под овечью душу. Вот и стояли эти блеющие души непроницаемой массой. Истошные гудки автобуса на окаменевших животных – никакого впечатления. Так же, как и пинки чабанов, пытавшихся пробудить овечий разум не только физическим воздействием, но и виртуозным русским матом. Пассажиры беззлобно смеялись.
