С тех пор я видеть не могу кошек.
ЗАЙЦЕМ В АРКТИКУ
Еще юношей я мечтал побывать в Арктике и, если представится возможность, открыть Северный полюс. В ту пору он еще не был открыт.
Сначала я честно пытался попасть в состав какой-либо из тогдашних, крайне редких, полярных экспедиций. Год проходил за годом в хлопотах. Наконец я убедился, что только зря теряю драгоценное время. Тогда я решил действовать на собственный страх и риск и уехал в Архангельск. Несколько недель я прослонялся по его дощатым пристаням, просился хоть палубным матросом на любой из пароходов, уходящих на Север, пока не понял, что ничего путного не предвидится, деньги кончаются, а отступать поздно. Оставался единственный исход: ехать в Арктику зайцем.
Улучив удобный момент, я прокрался в трюм парохода «Балык», который направлялся в Шпицберген с грузом угля для тамошнего населения.
Уже далеко в Баренцовом море меня обнаружили, да я и сам не очень скрывался: ссадить меня было некуда. Отнеслись ко мне довольно снисходительно, потому что по старинному поверью «заяц» на судне — к счастью.
Прошло еще несколько дней, и по этому суеверию был нанесен сокрушительный удар. Темной, безлунной августовской ночью «Балык» на полном ходу наскочил на гигантский планктон, раскололся пополам и мгновенно пошел ко дну, как принято в таких случаях, со всем своим экипажем. Я спасся только потому, что еще не успел оформиться в качестве члена экипажа.
Двое с половиной суток я скитался по волнам, вцепившись в обломок реи, покуда меня не выбросило на берег одного из многочисленных островов архипелага Франца Иосифа. Я промок до нитки, дьявольски озяб, был голоден как десять тысяч изотерм, но полон самых радужных надежд. Кое-какие деньжата у меня еще сохранились, я их подсушил, пересчитал и бодро пошел разыскивать ближайший птичий базар.
Вот и верь после этого книгам! Сколько раз я читал о том, что острова архипелага Франца Иосифа изобилуют птичьими базарами! Но никаких признаков не только птичьего, но хоть какого-нибудь базара, даже самой захудалой торговой точки я ни на этом, ни на четырех соседних островах не обнаружил. Больше того, мне не попались не только торговые работники, но и вообще представители рода человеческого. Правда, один раз я различил в отдалении что-то похожее на человека, но на поверку это оказался самый заурядный пингвин, да и тот, завидев меня, моментально кинулся в воду и пропал.
Мне оставалось только вплавь добираться до островов, видневшихся на самом горизонте. Они привлекли меня не совсем обычной своей формой и приятным перламутровым блеском, который почему-то возбудил во мне смутные надежды на спасение.
Я плыл зажмурившись, так как соленые волны били в лицо. И вдруг мои руки ощутили в волнах что-то вьющееся, шелковистое, длинное, походившее на ощупь на очень мягкие и гибкие водоросли. Что ж, на худой конец можно и водоросли пожевать. Но представьте себе мой ужас, когда я открыл глаза и увидел, что это не водоросли, а китовые усы! А острова, к которым я с таким нечеловеческим упорством плыл, вблизи оказались, как вы уже, наверное, догадались, самыми обыкновенными китами, блиставшими на холодном арктическом солнце своей густой чешуей.
Мысль, что через мгновение я могу быть проглочен китом, удесятерила мои силы, и я стремительно поплыл прочь от этих чудовищных рыб.
Однако вскоре голод и усталость все же снова взяли свое. С каждым взмахом руки слабели, мною все больше овладевало тяжелое, мертвенное оцепенение, вялость, безразличие. Я и не заметил, как стал захлебываться, тонуть. И знаете что? Не начни я захлебываться, я бы обязательно погиб. Зато хлебнув полон рот соленой воды, я вдруг почувствовал, что вместе с нею мне в рот попало что-то очень вкусное и питательное. Это была известная всем гурманам китовая икра. Я был спасен. Я вынырнул на поверхность и увидел, что вся она на многие сотни квадратных метров густо покрыта миллиардами аппетитных кругленьких китовых икринок. Подумать только, что из таких крохотулечек-икринок вырастают в конце концов самые крупные животные наших дней. Но поначалу я ни о чем этом не думал, а только глотал и глотал эту икру и радовался самому процессу насыщения.
Сытый, набрав себе про запас полные карманы икры, я добрался до островов, где и был в скорости подобран аборигенами архипелага Франца Иосифа, отважными зулусами, бесстрашно пускавшимися на своих утлых, обтянутых моржовой кожей койотах далеко от родных становищ. С ними я провел долгую полярную зиму, обдумывая планы моего второго арктического похода. О том, как я его организовал и чем он закончился, я расскажу когда-нибудь в другой раз.
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ
Бьюсь об заклад — пройдет лет десять-пятнадцать, и слетать на Луну будет не более сложно, чем в наши дни — в Сочи или на самый худой конец — в Хабаровск. Позвонит человек по телефону в кассу межпланетных путешествий, закажет себе уютное спальное местечко, билет на ближайшее представление в знаменитом лунном цирке Архимеда, сядет в ракету — и полетит без забот и тягот.
В мои годы, когда я отправлялся на Луну, было куда сложнее и опасней. Прежде всего, конечно, возникал вопрос: на чем лететь?
Пришлось мне над этим поломать голову не день и не два. Из пушки, по примеру жюльверновского Пушечного клуба? Но уже давно доказано, что при таком способе от пассажиров межпланетного снаряда осталось бы одно мокрое место сразу после выстрела, еще в стволе этого громадного орудия. Да и не по средствам мне было сооружать такие дорогостоящие приспособления. Думал я, думал и в конце концов остановился на ракетном двигателе. Надо помнить, что дело происходило еще на заре ракетостроения. Ракеты тогда были малюсенькие, заполнялись они не сложными смесями, а самым обыкновенным бензином. Так что, кроме всех прочих неудобств, и курить нельзя было во время космического перелета, из опасения в любую минуту вспыхнуть, как пакля, и сгореть без остатка. Я довольно удобно приспособил ракетный двигатель у себя на спине на манер ранца и, невзирая на слезы и упрашивания моей милой матушки, пустился в полет.
Но представьте себе мое невезенье: я не рассчитал потребности в горючем — уже почти в самом конце пути бензина не хватило. Я стал падать на Землю.
Ужасная мысль, что я могу снизиться не на сушу, а в Тихий или Атлантический океан, вдали от друзей и человеческого жилья, заставила мою прирожденную изобретательность работать с утроенной энергией. И сразу же мне пришла в голову спасительная идея. Я скинул с себя пиджак, растянул его пошире и стал изо всех сил дуть в него, как в парус, искусно направляя его вверх, в сторону Луны.
Конечно, хорошо, что это случилось со мною в каких-нибудь двадцати — двадцати пяти километрах от лунной поверхности. Даже моих богатырских легких не хватило бы надолго. В последние секунды я дул уже из самых последних сил и почти не помню, как шлепнулся в тихие и прохладные волны лунного моря. Как мне удалось впоследствии выяснить, это было знаменитое море Дождей.
К счастью, я неплохой пловец. Другой бы, пожалуй, на моем месте утонул. Подумать только, я упал в море на самом рассвете, а достиг берега только тогда, когда солнышко было в зените.
Выбравшись на прибрежный песочек, я первым делом, конечно, плотно закусил, потом повалялся на полуденном солнышке, пока не подсохла одежда, и не спеша направился в раскинувшийся неподалеку главный лунный город.
Не знаю, возможно, дело было в новизне обстановки, но тогда мне показалось, что я никогда не видел такого удивительного заката. Налюбовавшись закатом, я отправился развлечься в ближайший цирк. В ближайший, потому что в отличие от Земли на Луне цирков видимо-невидимо. Мне повезло. Я попал на гастроли одного из тех лунных цирков, чья слава докатилась до нашей земли. Я говорю о цирке Птоломея, который известен любому человеку, мало-мальски интересующемуся астрономией. Цирк был переполнен. Зрители толпились во всех проходах. Многие умудрялись устроиться прямо на барьере манежа. Словом, был полный сбор или, как говорят администраторы, — «аншлаг» — не менее двух тысяч человек.
Я уселся в одной из боковых лож, на приставном кресле, и с удовольствием смотрел непривычную для жителя Земли разнообразную программу, стараясь не обращать на себя внимания. Представьте же себе мое смущение, когда ко мне неожиданно подошел цирковой служитель и учтиво, но настойчиво пригласил на манеж. Оказывается, на Луне существует обычай, освященный веками: каждый приезжий должен в цирке перед местными горожанами показать свое мастерство в выжимании тяжестей и прыжках. Возник этот странный обычай, по-видимому, из-за особенностей лунного притяжения. Я сразу смекнул, что раз Луна значительно меньше Земли, то все на Луне во много раз тяжелее, нежели на нашей родной планете. Достаточно сказать, что за все время существования Луны только одному лунному жителю удалось с разгону перепрыгнуть через сравнительно низкорослую кошку. Обычный же лунный житель счастлив, если окажется в состоянии перепрыгнуть через двухмесячного котенка. Такова сила лунного притяжения!
