страх перед ней.
Нагваль оставил меня на ее попечение. Я сразу же спросила Флоринду, была ли она сама тоже нагвалем. Как-то загадочно улыбаясь, она уточнила определение слова: «Быть колдуном, магом или ведьмой не означает быть нагвалем. Но любой из них может стать им, если он или она примут ответственность и поведут группу мужчин или женщин, вовлеченных в определенный поиск знаний».
Когда я спросила ее, что представляет собой этот поиск, она ответила, что этим мужчинам или женщинам надо найти вторую маску, которая помогла бы им увидеть себя и мир такими, какими мы действительно являемся — потрясающими событиями.
Но здесь не будет рассказа о Флоринде, несмотря на то, что эта женщина наставляла меня в каждом действии, которое я выполняла. Это скорее рассказ об одной из многих вещей, которые она заставила меня сделать.
- Для женщины поиск знания в самом деле очень курьезная вещь, — сказала мне однажды Флоринда. — Мы проходим здесь через странную уловку.
- Почему это так, Флоринда?
- Потому что женщины в действительности этого не хотят.
- Я хочу.
- Ты говоришь, что хочешь. В действительности ты не хочешь этого.
- Я здесь, с тобой. Разве это не говорит о моем желании?
- Нет. Случилось так, Что ты понравилась нагвалю. Его индивидуальность одолела тебя. Я сама такая же. Я была ошеломлена предшествующим нагвалем. Он был самым неотразимым колдуном.
- Я допускаю, что ты права, но лишь отчасти. Я хочу участвовать в поиске с нагвалем.
- Я не сомневаюсь в этом. Но этого недостаточно. Женщинам необходимы некоторые особенные уловки, чтобы добраться до сути самих себя.
- Какие уловки? О какой сути самой себя ты говоришь, Флоринда?
- Если внутри нас есть что-то, о чем мы не знаем, например, скрытые резервы, неожиданная наглость и коварство, или благородство души в минуты горя и боли — это должно выйти, когда мы сталкиваемся с неизвестным, оставаясь одинокими, без друзей, без привычных границ, без поддержки. Если при таких обстоятельствах из нас ничего не вышло, значит у нас ничего и нет. И прежде чем сказать, что ты действительно жаждешь поисков нагваля, определи для себя, имеется ли что-нибудь внутри тебя. Я требую, чтобы ты сделала это.
- Я не думаю, что получу какое-то благо, проверяя себя.
- Тогда вот мой вопрос: можешь ли ты жить без знания того, имеется или нет что-либо скрытое внутри тебя?
- Но что, если я одна из тех, у кого нет ничего?
- Если это так, тогда я задам тебе свой второй вопрос. Можешь ли ты продолжать жить в мире, избранном тобой, если ты не имеешь ничего внутри себя?
- Конечно, я могу продолжать быть здесь. Я уже присоединилась к тебе.
- Нет. Ты только думаешь, что избрала мой мир. Избрание мира нагваля — это не просто тема для разговора, как у тебя. Ты должна доказать это.
- Как, по-твоему, я могу это сделать?
- Я дам тебе намек. Ты не последуешь ему, но если все же захочешь, поезжай одна туда, где ты родилась. Ничто не может быть лучше и легче, чем это. Иди и возьми свой шанс, каким бы он ни был.
- Но твой совет непрактичен. У меня нет добрых чувств к этому месту. Я не смогу оставаться там в хорошем состоянии.
- Тем лучше: шансы будут против тебя. Именно поэтому я и выбрала твою родину. Женщине не нравится быть слишком обеспокоенной; если она заботится о вещах, она связана. Докажи мне, что ты не поступишь таким образом.
- Посоветуй мне, что я должна делать в этом месте?
- Будь собой. Делай свою работу. Ты говорила, что хочешь стать антропологом. Будь им. Что может быть проще?
II
Годами позже, следуя советам Флоринды, я наконец вернулась в Венесуэлу — туда, где родилась. На первый взгляд я собирала антропологические данные о знахарской практике. В действительности, я исполняла здесь, по наставлению Флоринды, необходимые уловки, чтобы обнаружить, обладаю ли я скрытыми резервами, без которых невозможно оставаться в мире нагваля.
Согласие на то, что моя поездка будет предприниматься в одиночестве, было вытянуто из меня почти силой. Строго и решительно Флоринда заметила, что ни при каких обстоятельствах я не должна советоваться с кем-либо во время поездки. Зная, что я учусь в колледже, она порекомендовала мне не пользоваться украшениями академической жизни. Я не могла просить о стипендии, иметь научного руководителя, не могла даже просить помощи у родных и близких. Я должна была позволить обстоятельствам диктовать путь следования, и приняв его, я бросилась в это с неистовством женщины на пути воина.
Я договорилась поехать в Венесуэлу с неофициальным визитом. Мне можно было видеться с родственниками. Я думала и собирала сведения о любой возможности для будущего исследования в культурной антропологии. Флоринда хвалила меня за быстроту и тщательность, хотя, мне кажется, она забавлялась со мной. Хвалить меня было не за что. Я напомнила ей, что меня волнует отсутствие ее инструкций. Снова и снова я просила ее более детально раскрыть мою роль в Венесуэле. Чем ближе подходила дата моего отъезда, тем больше я беспокоилась об исходе всего этого. Я настаивала, правда, не в очень ясных терминах, на необходимости более определенных инструкций.
Мы сидели в плетеных креслах, удобно подбитых мягкими подушками, в тени фруктовых деревьев, растущих в ее огромном дворе. В своем длинном кисейном платье, в своей широкополой шляпке, обмахиваясь разрисованным веером, она выглядела человеком другой эпохи.
- Забудь об определенной информации, — сказала она нетерпеливо. — Она не принесет тебе никакой пользы.
- Она обязательно даст мне массу полезного, — настаивала я. — Я действительно не понимаю, почему ты не сделаешь этого для меня, Флоринда.
- Вини в этом тот факт, что я нахожусь в мире нагваля, тот факт, что я женщина, и что я принадлежу другому настроению.
- Настроению? Что ты подразумеваешь под другим настроением?
Она посмотрела на меня далеким беспристрастным взглядом.
- Хотела бы я, чтобы ты слышала свои речи. Какое настроение? — передразнила она меня. Ее лицо выразило презрение. — Видишь ли, аккуратная расстановка мыслей и дел не для меня. Для меня порядок отличается от аккуратной расстановки вещей. Я не проклинаю глупость и не имею терпения. Это является настроением.
- Это звучит ужасно, Флоринда. Я была уверена, что в мире нагваля люди стоят выше мелочности и не ведут себя нетерпеливо.
- Быть в мире нагваля значит ничего не делать со своим нетерпением, — сказала она, сделав смешной, безнадежный жест. — Ты же видишь, я безупречно нетерпима.
- Мне действительно хочется знать, что означает быть безупречно нетерпимой.
- Это означает, например,
