— К вам мистер Джонс.
Упитанный мужчина поднял голову, показывая маленькое толстощекое лицо под сводом огромного, отполированного до блеска черепа. Он приятно улыбнулся.
— Вы необыкновенно пунктуальны, — произнес он тихим, мелодичным, словно флейта, голосом, очень приятным для слуха. — Я не ожидал вас так быстро.
Потом, когда бармен отошел, мистер Смит добавил:
— Садитесь, мистер Трессидер.
— Вы похожи на человека, выбитого из равновесия, — сказал мистер Смит. — Видно, спешили сюда с вокзала. Позволю себе рекомендовать вам один из специальных коктейлей Рапалло.
Он сделал знак бармену, который принес две рюмки, наполненные необычным напитком темного цвета.
— На вкус он будет слегка горьковат, но весьма эффективен. Кстати, вы не должны опасаться. Возьмите любую рюмку, какую захотите, а я выпью другую. Все равно какую…
Трессидер, несколько смущенный тем, что мистер Смит так легко и с улыбкой читает его мысли, наугад взял одну из рюмок. Мистер Смит тотчас взял другую и отпил половину ее содержимого. Трессидер попробовал свой напиток. Да, горький, но приятный.
— Это пойдет вам на пользу, — заметил мистер Смит. — Я догадываюсь, что мальчик вполне здоров? — начал он почти на одном дыхании.
— Как нельзя более, — ответил Трессидер, не в силах оторвать взгляд от собеседника.
— Ну конечно. Ваша жена очень заботится о нем, не правда ли? Такая добрая и добросовестная женщина, как и большинство женщин, благослови их боже. Мальчику, кажется, шесть лет?
— Пошел шестой.
— Ну вот. До совершеннолетия еще далеко. Целых пятнадцать лет, масса времени! всякое может случиться. Вы, например, за это время достигнете почти шестидесяти: лучшая часть жизни будет уже позади, а его жизнь только начнется. Эго молодой человек, внушающий большие надежды,* цитируя Диккенса.
* Имеется ввиду роман Ч. Диккенса «Большие надежды». (Прим. пер.).
Причем, у него неплохое исходное положение, несмотря на то, что он так неудачно потерял родителей. Удачный и здоровый он парень, правда? Никакой там кори, свинки, коклюша? ничего такого?
— Пока нет, — пробормотал Трессидер.
— Да, ваша почти родительская забота хранит его от всех детских недомоганий. Каким же предусмотрительным человеком оказался ваш брат, мистер Трессидер! А некоторым могло бы показаться, что это признак глупости — доверить Сирила исключительно вашему присмотру, принимая во внимание тот факт, что только его хрупкая жизнь стоит между вами и фортуной Трессидеров. Глупость или бездумность, не правда ли? Ведь это же огромная ответственность. Жизнь этого ребенка, можно сказать, висит на волоске. И все же ваш брат был мудрым человеком. Так хорошо зная вашу честную и благородную супругу и вас самого, он не мог лучше позаботиться о Сириле, нежели оставив его на ваше попечение. Не правда ли?
— Разумеется, — грубо сказал Трессидер. Мистер Смит допил свой коктейль.
— А вы не пьете, — заметил он.
— Мистер, — сказал Трессидер, осушив свою рюмку до дна, — вы что-то слишком много знаете о моих делах.
— Но ведь это все знают. Жизнь такого богатого и привилегированного мальчика как Сирил Трессидер является предметом обсуждения всей прессы. Чуть меньше, возможно, пресса знает о мистере Трессидере, его дяде и опекуне. Журналисты не вполне осознают, в какой степени коснулась его катастрофа «Мегатериума» и как много он потерял, тем или иным способом, на бегах. Но, разумеется, осведомлены, какой это безупречный английский джентльмен, и что как он сам, так и его супруга очень привязаны к мальчику.
Трессидер поставил локти на стол и, подперев голову руками, пытался прочесть что-нибудь на лице мистера Смита. Оказалось, что это довольно трудно, так как и мистер Смит, и ресторан, и все окружающее начало как-то странно то наплывать на него, то снова удаляться. Он решил, что у него началась лихорадка.
— Дети, — словно с огромного расстояния доносился мелодичный голос мистера Смита. — Происходят, конечно, несчастные случаи… Этого невозможно избежать. Детские болезни тоже имеют иногда роковые последствия… Инфантильные привычки, как ни контролируй их, иногда влекут за собой… Извините, кажется, вы не очень хорошо себя чувствуете?
— Как-то странно мне, — сказал Трессидер. — Сегодня… на вокзале… у меня были… галлюцинации… я… не совсем…
Вдруг из мрачной темной ямы, в которой таился, прикованный и зловеще рычащий, на него бросился страх. Затряс его костями и скрутил желудок. Как осязаемый враг, душащий его и рвущий на части. Трессидер схватился за стол. Увидел огромное лицо мистера Смита, оно повисло над ним — гигантское, необъятное.
— Ну, ну! — загремело у него в ушах, словно огромный колокол из серебра. — Вам действительно плохо. Разрешите. Выпейте вот это.
Он выпил, и страх, побежденный, отступил. Мозг Трессидера наполнился безграничным покоем. Он рассмеялся. Ему было так весело, весело! Хотелось запеть.
Мистер Смит кивнул бармену.
— Машина готова? — спросил он.
Трессидер стоял рядом со Смитом. Машина уехала, и они остались в летнем полумраке одни перед высокими зелеными воротами. Они проехали много миль, то по городу, то по предместьям, а параллельно их пути текла река и июльский ветерок доносил запах деревьев и воды. Ехали много часов, но мягкие сумерки стали не намного глубже, чем были в начале их пути. Что было именно так, Трессидер знал, он ведь не был пьян и не спал. Чувства его были обострены, как никогда, так же как и наблюдательность. Каждый листок на высоких тополях, трепещущих над воротами, он ощущал живо и отчетливо, во всей красоте его звука, формы и запаха. Ворота с огромной вывеской «СМИТ И СМИТ. ЛИКВИДАЦИЯ» открылись, когда Смит прикоснулся к ним рукой. Длинная тополиная аллея вела к приземистому старому зданию с колоннами.
В последующие недели Трессидер часто задавал себе вопрос, не приснилось ли ему это странное приключение в Доме под Тополями? Каждый его эпизод, — от шепота у книжного лотка до поездки на машине в свой дом в Эссексе, — содержал что-то похожее на сонное видение. Только сонные грезы никогда не бывают так последовательны и не запечатлеваются так четко в памяти проснувшегося. Была там комната со светло-серыми стенами и сверкающим паркетом, похожим на лужу, блестевшую в мягком смешанном электрическом и дневном свете, льющемся из высоких, не закрытых ставнями окон. Были четверо мужчин: мистер Смит из ресторана; мистер Смит с узким желтым лицом со шрамом, как от ожога кислотой; мистер Смит коренастый, мрачный, с короткими сильными руками и волосатыми фалангами пальцев и хихикающий доктор Шмидт с реденькой рыжей бородкой и в очках в стальной оправе. И была там девушка с раскосыми золотыми глазами. Словно у кошки, подумал он. Ее называли мисс Смит, но имя ее должно было быть Мелюзина.
Ему не мог присниться также и разговор, бывший довольно деловым и коротким.
— Нам уже давно стало ясно, — начал мистер Смит, — что обществу необходима соответствующая организация для ликвидации нежелательных личностей. Частные и любительские попытки их устранения слишком часто по своим последствиям оказываются затруднительны и даже опасны для ликвидатора, который, вдобавок, вынужден обычно производить эту процедуру с применением импровизированных средств. Наша фирма берет на себя устранение всех неприятных нашим клиентам деталей такой ликвидации за скромную, я сказал бы, даже символическую плату. При точном соблюдении наших условий мы в состоянии гарантировать нашим клиентам, что их не постигнут никакие неприятные последствия, сохраняя одновременно, — ясное дело, абсолютную тайну относительно всей сделки.
Доктор Шмидт слегка хихикнул.
— Возьмем, например, дело молодого Сирила Трессидера, — продолжил мистер Смит. — Трудно представить себе что-нибудь более ненужное, чем существование этого ребенка. Он сирота; у него нет никаких родственников, кроме супругов Трессидер, которые хоть и доброжелательны к мальчишке, терпят финансовые убытки из-за того, что он живет на свете. Кто же понес бы ущерб от его быстрой ликвидации? Наверняка не он сам, ибо это избавило бы его от многих грехов и мук существования на этой плохо благоустроенной планете; не будут страдать ни его родственники, так как их нет, за исключением дядек, которым его исчезновение принесло бы только пользу, ни его арендаторы и работники, ибо в этой сфере деятельности его благородный дядя прекрасно заменил бы его. Поэтому мне хотелось бы подсказать вам, мистер Трессидер, что не очень большая сумма в тысячу фунтов могла бы быть с большой пользой употреблена на перенесение мальчика в тот лучший мир, где он был бы (как сказал наш великий поэт) «принят в ряды маленьких ангелочков» и раз и навсегда был бы избавлен от кори и болей в животе, которым, — увы! — подвержены все дети в этой юдоли страданий.
— Тысячу? — сказал Трессидер и рассмеялся. — Я охотно заплатил бы пять тысяч, чтобы избавиться от этого сопляка.
