Тот же день.
Где-то в Москве.
Неприметный кабинет в правительственном здании.
— И вы, дорогой Олег Николаевич, хотите сказать, что наши позиции в данной области утрачены настолько серьёзно?
— Да, мистер Барлоу. Я бы сказал — они почти совсем потеряны.
— Хм… Признаюсь, мой друг, мне как-то с трудом в это верится… Наши ведущие аналитики не раз и не два просчитывали всевозможные варианты развития событий, и…
— Очередной раз сели со своим прогнозом в лужу! Или у вас есть иные, мне неизвестные, данные? С интересом с ними ознакомился бы…
— Но мы учли всё! Даже цены на водку в затерянной деревушке! Их, кстати говоря, специально снизили, что само по себе принесло нам ощутимый финансовый урон — ведь эти суммы пришлось перечислить вашему министерству финансов, озабоченному такими потерями…
— … где их тотчас же и украли…
— Не все!
— Но, тем не менее, — до фига!
— Увы…
— Ваши аналитики, мистер Барлоу, в очередной раз пустили на ветер ваши же деньги. Они ничего не понимают в России, несмотря на их научные степени и многочисленные дипломы. Народ — не спился! И не стал безразличным ко всему, как это предсказывали ваши умники. Уж и сам не знаю, отчего, но — факт!
— М-м-да…
— И это — далеко не самая главная потеря! Мы все, в том числе и ваши организации, угрохали фантастическую гору денег, чтобы привить населению мысль о том, что вся российская армия — сборище тупиц и недоумков. Что нормальный человек не должен — просто ни при каких обстоятельствах, смотреть на солдата иначе, как на неудачника. И что мы имеем в сухом остатке?
— Так всё плохо?
— Хуже — просто некуда! Откуда-то опять появились всевозможные старые агитплакаты, лозунги. Даже портреты Сталина — их-то из какого чулана раскопали?! Стоит ли упоминать о том, что ныне любая — я подчеркиваю, любая стычка армии с кем угодно — вызывает одобрение населения? Одобрение действий армии, если вы ещё не поняли! И при этом — совершенно неважно, правы солдаты или нет. Они — свои! И этим — всё сказано!
— А солдаты вспомогательного корпуса, стало быть…
— Оккупанты! Давайте уж называть вещи своими именами. Хотим мы этого или нет — а население воспринимает их именно в этом качестве.
— Олег Николаевич! Но нас поддерживает весь креативный класс!
— С чем вас и поздравляю, мистер Барлоу! А кто поддерживает его самого? За пределами двух-трех городов, я имею в виду? Вы, надеюсь, помните — каким оглушительным провалом закончилась передвижная выставка этого вашего «нового гения изобразительного искусства», как там его… Гарельского?
Одетый в модный костюм мистер Барлоу инстинктивно поморщился. Как же! Он лично присутствовал на упомянутом мероприятии. Громадная экспозиция была развернута в одном из самых модных культурных центров. Частично — под открытым небом, прикрытая сверху ярким шатром, частично — в больших галереях здания. Выставку пропиарили повсюду. Телеведущие только что в экран не лезли, превознося «новое веяние искусства». И обалдевшая публика, созерцая непонятные сочетания из кусков свеженарубленного мяса и ржавых металлических деталей, лихорадочно пыталась понять — что же они такое перед собою видят? А сверкающий белизной унитаз посереди иссиня-черной лужи — и вовсе приводил народ в обалдение. Установленная рядом табличка, недвусмысленно поясняла, что именно такой мир наблюдает автор утром из окна своего особняка.
Да и прочих непонятных вещей там хватало…
Так что, когда, рыча моторами, на выставку въехали два раскрашенных в яркие цвета грузовика, посетители ничуть не удивились, сочтя всё это за очередную задумку гения. Тот, в данный момент, был занят — давал интервью корреспондентке одного из телеканалов. Правда, отвечал «великий художник» рассеяно, уж больно сбивал его с толку роскошный бюст ведущей…
Выскочившие из прибывших машин рабочие деликатно попросили гостей выставки освободить центральный проход — дабы техника могла беспрепятственно проехать к своей цели. Народ, заинтригованный происходящим, безропотно повиновался. Интересно, что ещё придумал неугомонный «творец прекрасного», как уже успели окрестить его комментаторы?
Как выяснилось, он тут оказался совершенно ни при чём. Но — это выяснилось позже.
А грузовики — оказались обычными навозоразбрасывателями. С соответствующим содержимым…
Народ ломанулся к дверям — тщетно! Пробежать мимо автомашин с дурнопахнущим содержимым оказалось невозможно. В смысле — не испачканным пробежать. Так-то — да за милую душу! Места в широких коридорах хватало. Понятное дело, что о сохранности экспонатов в подобной суматохе никто и не подумал. И им досталось. (Впоследствии, ликвидируя итоги данной акции, коммунальные службы попросту выбросили на свалку большинство экспонатов, сочтя их обыкновенным мусором. Громкие вопли авторов сих творений никаких последствий не возымели — убирались бы вы сами, господа, тогда, глядишь, такого ляпа и не произошло бы…) Впрочем — посетителям тоже прилетело изрядно. Народ даже в окна выскакивал, благо что прыгать оказалось невысоко — первый этаж. Кто-то сгоряча позвонил в полицию и в службу спасения.
И те, и другие не замедлили появиться и задержали дерьмометательные машины и их водителей. Правда, водители, не моргнув глазом, предъявили честь по чести оформленный договор от имени… самого Гарельского. Именно на «разбрасывание поэтической субстанции». Сам «великий мэтр», бия себя кулаком в испачканную нечистотами грудь, уверял, что имел в виду цветы!
— Не знаю я, что он там имел… — хмуро ответил бригадир, командовавший всем этим безобразием. — Какие машины нам подогнали — на тех и поехали.
— Но у вас что — своей головы на плечах нет? Запаха не чувствовали, что ли? Как навоз может быть «поэтической субстанцией»?! — взвился начальник полиции.
— Хм, — ухмыльнулся бригадир. — А это что?
И он указал на композицию с унитазом, расположенную в самом начале выставки.
— Ежель это — высокое искусство, так и наши грузовики тут в самый аккурат пришлись…
Словом, работяги вышли сухими из воды. Штраф им, правда, выписали, но вот карьера и будущее «нового гения изобразительного искусства» была угроблена напрочь! Скандал вышел грандиознейший! Ноги об Гарельского не вытирал только ленивый! А обиженные посетители выставки, подзуженные ушлыми адвокатами, вломили ему коллективный иск на такую сумму, что новоявленный «творец прекрасного» мгновенно исчез с глаз долой.
Барлоу пострадал дважды. Гарельский был его протеже, и сокрушительный провал «великого мэтра» больно ударил по тщательно проработанным планам. Да и на выставке он оказался слишком близко около навозоразбрасывателей…
Гость, поджав губы, поправил пиджак. Данное воспоминание ничуть не прибавило ему оптимизма. Да и настроение испортило основательно, помимо всего того, что уже наговорил ему собеседник.
— Да и у вас, любезный Олег Николаевич, тоже нечем хвалиться! Ваши прикормленные политики обделались ничуть не хуже!
— Что делать? — неожиданно покладисто сказал тот, пожимая плечами. — Нет в жизни совершенства! Сколько волка ни корми — а он всё ест!
— Э-э-э… а разве не в кусты смотрит?
— Так тоже можно сказать! — кивнул хозяин кабинета. — Смысл от этого не сильно поменяется… Да, политики наши тоже проявили себя не с лучшей стороны, увы!
— Особенно это, как его… ну, тот, которому мы обязаны появлением Имперца.
— Это Погонин-то? Да — он редкостный мерзавец, это вы правы! Ещё и трус, к тому же. Когда перед ним замаячила перспектива сесть по коррупционной статье, он прилетел сюда! Едва ли не бегом прибежал — так сидеть не хотелось! Мы, естественно, слегка спедалировали это дело, обошлось штрафом. Так от этого — он вообще едва не умер.
— От чего же? Ведь не посадили же?
— Так ведь платить пришлось! Штраф по этой статье — в кратном размере от суммы взятки исчисляется! Его прямо на суде чуть кондрашка не хватила!
— Заплатил?
— Куда б ему деваться-то? Стонал, что твой Плюшкин!
Гость вопросительно приподнял бровь.
— Есть у нас такой литературный персонаж — патологически жадный и неопрятный тип — ростовщик! А страховая компания такие случаи не оплачивает, как, кстати, и лечение этого типуса. Провели данные травмы, как последствия теракта — и всё! А в данном случае с них взятки гладки — иди, судись! Он, с горя, аж заболел. Пришлось съезжать из московского офиса.
— А вы жестокий человек, Олег Николаевич! — покачал головой иностранный гость. — Всё-таки, он работал на вас…
— Тупой и жадный дурак! Так бездарно прос…ать всю игру! С такими козырями! Мы ему отдали самую благодатную тему — девяносто первый и девяносто третий годы, предательство армии! Но он — и тут обделался, показал всю свою тупость! Даже написанный для него текст — и тот переврал, как последний идиот! С такими аргументами — да об армию бы ноги уже вытирали! А этот… — хозяин кабинета махнул рукой.