3
Начало XX века. Лондон. Еще витает в гостиных дух «короля жизни» Оскара Уайльда. «Высокий, на несколько дюймов выше шести футов, его можно было принять за живую иллюстрацию типичного образа англичанина… Слегка прикрытые веки запечатлевали на лице сонное выражение, своему мягкому голосу он старался придавать томную протяжность, по манере одеваться он оспаривал звание короля моды у самого принца Уэльского, которого не раз видели в Опере под руку с Уайльдом».
Тогда, в начале XX века, ходили легенды «об английском поэте, бывшем в состоянии перепить дюжину горняков, а потом вынести их, взяв на руки по двое зараз». «Бесчисленные фотографии… несколько десятков лет обитали во дворцах, мещанских домах. Во многих романах того периода если и не выступал под вымышленным именем он сам, в чертах героев было хотя бы отдаленное сходство…» Так писал Ян Парандовский в «Короле жизни».
И именно к числу таких романов можно смело отнести «The Scarlet Pimpernel», что уже само по себе дает ему полное право занять достойное место среди мировой литературы.
Собственно говоря, Scarlet Pimpernel – это всего лишь английское народное название простого придорожного цветочка, который, судя по справочникам, соответствует нашей куриной слепоте, только он алого цвета. Латинское же его название – Anagallis arvensis.
Однако цветочек выбран писательницей не совсем случайно, читатель поймет почему. И дело здесь вовсе не в его якобы чудесных свойствах. Это обыкновенный сорняк, да еще и ядовитый. В Древней Греции он применялся для возбуждения веселого расположения духа, для восстановления физических сил. В Европе же его использовали как средство от застоя крови.
В эпоху описываемых событий такого цветка в Англии еще не, было, но, похожий на звездочку, он настолько понравился баронессе, что она игнорировала этот факт. Кстати, весьма любопытна история появления цветка на туманном британском острове; она странным образом переплетается с событиями романа, названного его именем.
Растение было обнаружено в 1791–1793 годах в Марокко датским послом Шусбоэ. Несколькими годами позднее, благодаря стараниям французского посла, он появился в Париже, а затем в 1803 году некий Эндрью привез его семена в Лондон. В нашей же стране этот цветок известен с прошлого века под именем очный цвет пашенный.
Естественно, что назвать роман таким именем было совершенно невозможно, однако найти другое название или же придумать его самим оказалось делом весьма нелегким. Прямой перевод «алый сводничек» – не годился, «куриная слепота» всех ввела бы в заблуждение. Ботанические словари и справочники, приводящие огромное количество народных названий этого цветка (помощь перченая, ум-да-разум, пастуший барометр, северная водянка, дикая капуста, козья морда, пастернак полевой, сердечная трава и т. д.) также не смогли нам помочь. Названия, которые мы придумали сами, – сорняк полевой благородный, слуга пастуха, собачий полковник – тоже по тем или иным причинам выбраковывались.
И тогда мы решили пойти на последнее средство – отправились на экскурсию по Прибалтике; там, как мы выяснили, растут такие цветы. С большим трудом отыскали его в окрестностях Лиепаи и у местных специалистов узнали, что по-латышски он называется саркана павирза (красная павирза)!
Просто фантастика! Если на латышский переводить, проблем бы не было.
В полном унынии мы забрели на рынок и стали показывать нашу находку старушкам-цветочницам. Никто не знал. И вдруг…
– Этот цветочек у нас сатанинским глазом зовется. А кое-кто его еще сапожком принцессы называет, – добавила она ласково.
Нас будто громом поразило!
Но хватит об этом. Вернемся к роману.
Что касается исторической достоверности происходящих в романе событий, то она более чем сомнительна. Был в то время весьма известный авантюрист барон дю Батс (1760–1822), прозванный впоследствии во времена директории «лагерным маршалом», который, возможно, и натолкнул баронессу на столь удачную мысль. Но этот неутомимый дворянский депутат занимался, скорее, противоположной деятельностью. Он хотя и разрушал конвент, деморализуя его членов – Делонэ, Жюлио, Шабо и других – подкупами и участием во всяких грязных интригах, но результатом этого были лишь новые жертвы гильотины.
Так что Scarlet Pimpernel – плод неистощимой фантазии баронессы и только, что, впрочем, совсем не умаляет его достоинств. Кстати, Эммуска Орчи сама в романе «Эльдорадо» дает понять, что барон дю Батс ни в коем случае не является прототипом ее героя.
Нет, Scarlet Pimpernel, а в нашем варианте уже Сапожок Принцессы, герой совершенно иной породы. Это не просто положительный персонаж, он уникален тем, что, в отличие от множества других положительных героев, ни одной своей черточкой не вызывает неприязни даже у самого придирчивого читателя. Это Дон Кихот триумфатор! Настоящий герой, ни единого раза во всей своей столь опасной практике не прибегший к силе оружия и всегда навязывавший врагам лишь благородный интеллектуальный бой. Сапожок Принцессы – это символ доброго человеческого начала, побеждающего своей божественной природой самых хитроумных и кровожадных врагов.
А потому мы надеемся, что он займет наконец свое достойное место в литературе. Так что от всей души желаем нашим читателям принять, а быть может, даже полюбить так, как мы его полюбили, этого блистательного авантюриста, неподражаемого аристократа и неизменно галантного джентльмена сэра Перси Блейкни.
И в заключение этого небольшого предисловия нам хотелось бы выразить свою благодарность нашему близкому другу и замечательному человеку, Ольге Георгиевне Березкиной, подарившей нам однажды книгу «„The Scarlet Pimpernel" by baroness Orczy».
M. Белоусова
В. Рохмистров
Юлии Нейлсон и Фреду Терри, гениально воплотившим образы сэра Перси и леди Блейкни на сцене, посвящаю эту книгу с восторгом.
(Лондон, 1908)
ГЛАВА I
ПАРИЖ. СЕНТЯБРЬ 1792
Толпа – бурлящая, орущая, клокочущая, которую трудно даже назвать человеческой, потому что для глаз и ушей она представлялась скопищем дикарей, одержимых лишь низменными страстями: похотью мести и ненавистью. Время – перед заходом солнца. Место – Западная застава; здесь через десять лет будет возведен бессмертный монумент гордому и надменному тирану, прославляющий страну и его собственное тщеславие.
Весь день гильотина продолжала свою безостановочную лихорадочную работу; все то, чем Франция гордилась столетиями: славные имена, голубая кровь, – теперь приносилось в жертву ее желанию свободы и братства. Кровавый нож остановился лишь в этот поздний час, но до закрытия ворот на ночь на заставах было еще достаточно увлекательных зрелищ для толпы.
